Танец теней - Яков Осканов

старик уговорил её принять воду и пищу. С тех пор она жила возле него. Поначалу просто брала еду, которой снабжал старик, и просто сидела, подолгу смотря в одну точку.

Он стал говорить с ней. Она слушала. И понемногу она стала понимать язык нэнгов, но всё так же молчала. Она научилась у Улькэна собирать грибы, ягоды и травы. Позже она стала шить одежду из оленьих шкур. Так и жила все годы молчаливой тенью старика, который не любил говорить с людьми.

Когда Тэгуй вышел на их стойбище, он сразу понял кто она. И когда они вечером пили чай, он сказал, что идёт в Ирий. А когда Улькэн спросил, зачем ему это нехорошее место, мой проводник объяснил, что догоняет друга, который приехал издалека, чтобы найти пропавшую девочку и её отца.

Услышав это, Соня (а я ни на миг не сомневался в том, что это она) вскочила. И начала жестами что-то объяснять Тэгую. Но тот ничего не мог понять. Помог Улькэн, который понимал её знаки. С его слов девушка уговаривала не ходить туда, потому что очень злое место.

Однако мой проводник возражал, что ему нужно догнать меня, и что я, скорее всего, жду его в усадьбе. А если место злое, то ему тем более нужно спешить, пока со мной чего-нибудь не стряслось.

Это её расстроило. И она спросила, нэнг ли я. Тэгуй ответил, что я орос. Тогда она расплакалась и ушла. Потом вернулась и снова стала жестикулировать. Улькэн опять взялся переводить. Она сказала, что нужно спешить, и что Тэгуй слишком медленный. Она пойдёт вперёд и будет оставлять ему следы. А пока он догонит, она присмотрит за мной. Отговорить её не смогли. Утром она пропала.

Тэгуй попрощался с Улькэном и отправился догонять девушку. Обладая исключительными навыками следопыта, он уверенно взял её след, так как она оставляла ему по пути знаки. Ему не пришлось блуждать, и благодаря её вешкам он пришёл к Ирию кратчайшим путём. Но даже несмотря на это, она опередила его на несколько дней.

Гроза застала его в лесу. Он думал переждать непогоду, но увидел, как молния ударила совсем недалеко, а затем над лесом повалил дым. Предвидя неладное, старик изо всех сил бросился в сторону пожара. Когда он выбежал на луг, дом уже вовсю полыхал. А у входа в него, на фоне пламени, стояла Соня. Она, словно почуяв нэнга, обернулась и замахала руками, зовя к себе.

Когда Тэгуй подбежал к ней, она стала показывать на дом и плакать. Старик понял, что я нахожусь там. Бесстрашный Тэргэ забежал на крыльцо и стал неистово лаять.

Хоть пламя уже пожирало стены дома, дверь ещё не занялась огнём, и Тэгуй решился войти. За дверью стоял такой дым, что ничего не было видно, но совсем рядом залаял пёс. Он нашёл меня, лежащего в нескольких шагах от входа. Старику удалось выволочь наружу моё беспомощное, но ещё живое тело.

Увидев это, девушка подбежала на помощь, и они вместе дотащили меня до леса. Оттуда они наблюдали, как догорал дом.

Ещё пару дней Соня была с Тэгуем, помогала ему обустроить шалаш и ухаживать за мной. А потом пропала, не попрощавшись и ничего не объяснив старику. Он не стал её искать, решив, что она вполне способна позаботиться о себе сама. А ему нужно было заботиться обо мне. Прошло ещё восемь дней до сегодняшнего дня, пока я лежал в лихорадке. И он начал готовиться к худшему, боясь, что я не выкарабкаюсь, но мне повезло, и мой организм, похоже, сдюжил.

Когда Тэгуй закончил рассказывать, мы некоторое время молчали. Я лежал, собираясь силами, которые покинули меня от сильных переживаний, вызванных рассказом моего проводника, а нэнг меж тем вымыл котелок, и кипятил в нём новую воду для чая. Я первым нарушил молчание:

— Ты отведёшь меня к ней?

Тэгуй грустно и понимающе посмотрел на меня. А потом спросил:

— А что ты хочешь, Никон? Говорить с ней? Но она не говорит.

— Я бы мог забрать её с собой домой.

— Зачем? Кто её ждёт?

Этот простой вопрос поставил меня в тупик. А в самом деле: кто? Кому нужна душевно больная девушка, к тому же потерявшая дар речи.

— Прошло много лет, — продолжил нэнг, — вы научились лечить таких?

— Нет, — пришлось признать мне. Вопросы старика били прямо в цель. И я всё сильнее осознавал бессмысленность своих намерений, но мне казалось неправильным бросить её тут одну, в этом диком чуждом нам краю. Я хотел сам убедиться, что остаться тут — её решение. А потому добавил:

— Я бы хотел поговорить с ней.

— Она была здесь, когда ты был. Смотрела из леса, но говорить не стала. Была здесь, когда ты болел, но ушла. Не стала ждать, чтобы говорить. Она не хочет говорить, Никон.

— Но я должен попытаться её убедить. Она из моего мира. Её место там.

— Из твоего мира? Какое там у неё место?

Я снова задумался. Мне нечего было возразить этому старику, чья житейская мудрость разбивала в пух и прах все законы и принципы жизни, казавшиеся мне незыблемыми. Нэнг видел в Соне особую девушку, умеющую видеть и чувствовать духов. Он считал это даром. В моём мире это считали болезнью, и лечили, пытаясь избавить от этого дара. Вот почему Тэгуй верил, что возвращение Сони в Петербург будет для неё худшей участью. И он был прав.

Я привезу её к родственникам. Нежеланную, дикую, душевнобольную и немую, нуждающуюся в содержании. Они, конечно, попытаются её вылечить. Но штука в том, что мы не умеем лечить такие болезни. Трудно представить, что ей придётся пережить, заново учась жить в мире, который давно стал для неё чужим. Да и что её ждёт? В лучшем случае жизнь затворницы на содержании Степанцовых. А может и существование в какой-то из частных клиник, где она будет не частью моего, как я сам выразился, мира, а обременительной статьёй расходов, которую будут закрывать ставшие заложниками долга и морали её двоюродные братья.

— Совсем забыл, — Тэгуй досадливо хлопнул себя по лбу. — Она передала тебе это.

Он порылся в своём тюке и достал небольшую жестяную коробочку. Она была старой и истёрлась настолько, чтобы было невозможно определить, что в ней хранилось в самом начале. Похожие коробочки использовались для продажи леденцов. Вполне возможно, эта была именно от леденцов. Я посмотрел на неё, не решаясь открыть, и спросил:

— Что там?

— Откуда мне знать? — нэнг пожал