Запретная связь - Геннадий Геннадьевич Сорокин

Абызова не подотчетное лицо, она сама таблетки не получает, а только выписывает их. Подведем итог. Если мы возбудим уголовное дело по факту незаконного предпринимательства, то долго-долго будем его расследовать, а потом сами же и прекратим.

— Вы не так меня поняли, Александр Сергеевич! — сказал Агафонов. — Я логические цепочки соединять еще не разучился. Наш библейский «друг» ясно дал понять, что он нам дарит уголовное дело по краже перстня, а взамен просит никоим образом не бросать тень на Викторову в связи с делом о таблетках. Я считаю, что он предложил честный обмен.

— Тогда зачем ты начал этот разговор? — не понял хода мысли своего заместителя Мустафин.

— С материалом надо что-то делать. Он не может больше без решения лежать.

— Принеси его мне и забудь о нем, — распорядился начальник милиции.

Они еще немного поговорили о текущих делах. В конце встречи Мустафин спросил:

— Как ты думаешь, Абрамов с зародышами успокоился? Или он возмутится, что вся эта история закончилась ничем?

— Почему это ничем? — не согласился Агафонов. — Зародыши больше в роще около Девичьего домика не появятся. Вряд ли Осипова станет второй раз наступать на те же грабли.

— О ней можешь не беспокоиться. Осипова больше под страхом смертной казни запрещенные таблетки в руки не возьмет. Абрамов не станет выискивать, где был настоящий абортарий? События в душе общежития, о которых рассказали соседки Свиридовой, — это эксцесс исполнителя, случайность. Наверняка в районе есть квартира, где весь этот процесс происходил в более комфортных условиях.

— Никуда Абрамов не полезет, — немного подумав, ответил Агафонов. — В какой-то момент расследования он сломался. Он шел напролом, наплевав на запреты и субординацию, а потом вдруг наткнулся на препятствие, которое остудило его пыл так, что сейчас он о зародышах даже не вспоминает. Он на чем-то обжегся, испугался последствий и самоустранился от дальнейшего расследования, а кроме него оно никому не было нужно.

Агафонов принес начальнику материалы в отношении Осиповой, в которых были протокол изъятия у нее таблеток Абрамовым и собственноручно написанные показания о ее незаконной деятельности. Больше этих материалов никто не видел. Скорее всего, Мустафин сжег их на пустыре, чтобы не перегружать отдел ненужной работой.

Агафонов метко подметил, что Абрамов потерял интерес к истории с выкидышами. Причиной тому была Абызова. После того как на глазах у Абрамова Осипову отпустили домой, он понял, что Абызовой заниматься никто не будет — ей просто нечего предъявить без показаний Осиповой. Если на Абызову нельзя было воздействовать, то Абрамову предстояло принять решение, что дальше делать: начать без санкции руководства расследовать ее деятельность или умыть руки и забыть обо всем, что было с ней связано. Письмо — вот что удерживало Абрамова от действий в отношении бывшей любовницы! Абрамов прекрасно понимал, что если он начнет копать под Абызову, то она станет обороняться и пошлет его жене еще одно письмо, на которое супруга вынуждена будет отреагировать.

«Осипова наверняка рассказала Абызовой о том, что я поймал ее с таблетками, — размышлял Абрамов. — Светка насторожится и будет ждать дальнейших действий с моей стороны. Если действий никаких не последует, то мы разойдемся с ничейным результатом, сделаем вид, что никогда друг друга не знали. По-моему, это будет лучший вариант».

Как-то в ноябре, в субботу вечером, Абрамов отправил детей на улицу, а сам решил поговорить с женой.

— Ника! Я рассказывал, как мы накрыли целую шайку, которая занималась распространением таблеток для выкидышей? Представь, таблетки эти подпольные дельцы получали от некой Абызовой Светланы.

Услышав знакомое имя, жена Абрамова замерла, с ужасом ожидая, что же будет дальше. Иван краем глаза заметил, как супруга отреагировала на его сообщение, и продолжил:

— Эта Абызова проходила у нас свидетельницей по делу об убийстве в садовом домике. Она еще тогда не понравилась мне: изворотливая, скользкая как угорь. Никогда бы не подумал, что столкнусь с ней снова! Но вот пришлось.

Абрамов замолчал. Прищурившись, посмотрел в окно, припоминая события прошедшей весны, и продолжил:

— Абызова работала в паре с некой Осиповой. Осипова — подруга детства нашего начальника милиции. Как я ни бился, он не дал мне распутать их змеиный клубок.

— Ваня, да зачем тебе это? — воскликнула жена. — Начальник всегда прав будет, а ты только неприятности наживешь. Работают же другие у вас в милиции, не лезут куда не надо.

— Слушай дальше! — не обращая внимания на увещевания жены, продолжил Абрамов. — Абызова, чтобы запутать следствие, направила женам троих моих коллег письма, в которых сообщала, что она является их любовницей. Не всех троих, конечно, сразу, а каждого по отдельности. У мужиков в семьях был скандал, но, слава богу, все выяснилось, и ни одна семья не распалась.

— Вы ее за это к ответственности привлекать не будете? — спросила Ника.

— Кому охота в грязи копаться? Кто будет проводить служебную проверку и выяснять, были ли мои коллеги ее любовниками или нет? Пойми, что она не в воровстве их обвиняет и не в супружеской неверности черт знает с кем! Она конкретно говорит, что, скажем, Вася Пупкин был именно ее любовником, а не ее соседки. Короче, Мустафин запретил этой темой заниматься, хотя я лично был полон решимости вывести Абызову на чистую воду. Я говорю Агафонову: «Давай я за волосы эту сволочь притащу сюда, и пусть она в глаза нам повторит, что в своих паршивых письмах написала». Агафонов замахал руками как ветряная мельница и заорал: «Ты что, не слушал, что начальник сказал? Никаких разбирательств мы проводить не будем».

— Правильно сказал! — поддержала Агафонова Ника. — Тебя эти письма не касаются, так зачем в это дело лезть?

— То-то и странно! — возразил Абрамов. — Она всех грязью облила, а меня в стороне оставила? За что такая милость, спрашивается?

— Может, она нашего адреса не знает? — робко предположила супруга.

— Все может быть! — немного подумав, ответил Иван. — Ника! Если получишь письмо, то тут же скажи мне об этом. Я от Абызовой клеветы терпеть не буду. Не посмотрю, что Мустафин запретил ею заниматься! Скручу в бараний рог и все с нее, гадины, вытрясу.

— Ой, не лезь ты, куда не просят! — запричитала Ника. — Забудь об этой Абызовой. Пускай она живет как хочет!

На другой день Иван нашел время, заехал домой перед обедом, проверил стопку белья в шкафу и с удовлетворением отметил, что письмо Абызовой исчезло, словно его никогда не было.

Уладив дела семейные, Абрамов вспомнил о Журавлевой. Узнав, когда она будет работать в первую смену, он приехал на завод и прошел в цех крутильных машин. Журавлева заметила его