Выстрел из темноты - Евгений Евгеньевич Сухов

даче Пилсудского в живописном местечке Сулеювек. Это приблизительно около двадцати километров восточнее Варшавы. Его псевдоним Поручик. После трехмесячной подготовки был заброшен к нам в тыл, откуда впоследствии перебрался в Москву. – Расстегнув наружный карман гимнастерки, Тимошин протянул фотографию. – Вот его снимок трехлетней давности. Допускаю, что внешность ему как-то изменили, но не настолько, чтобы его невозможно было узнать.

Взяв фотографию, Иван Максимов принялся ее рассматривать. Внешность Кобзаря производила благоприятное впечатление. Такие люди умеют нравиться: открытый взгляд, волевой, с небольшой ямочкой подбородок; на лацкане пиджака комсомольский значок. Обычный типаж советского парня. Трудно было поверить, что через каких-то два года он стал предателем.

– Фотографию можешь взять себе. Я их распечатал несколько штук. По нашим данным, в Москве действуют еще две группы из Варшавской разведшколы. Их цель – террор! Уничтожение видных ученых, связанных в первую очередь с обороноспособностью страны, и государственных деятелей. Кого именно они устранили, назвать не могу, информация секретная… Но ты и сам, наверное, догадываешься. – Иван Максимов лишь едва качнул головой. – Их удары весьма ощутимы для нашей обороноспособности… Убивают ученых прямо в квартирах, а маскируют под ограбление. Порой действительно трудно понять, где ограбление, а где орудовали немецкие диверсанты. Ведь, как правило, все ученые довольно состоятельные люди – лауреаты Сталинской премии, имеют немалые накопления, ювелирные украшения, а это большой соблазн для преступников. Одну такую хорошо организованную банду нам удалось взять… Преступники поведали нам много интересного… Одна из задач диверсионных групп путем метода террора – создать в городе беспорядки и волнения.

– У них ничего не выйдет, – произнес Максимов.

– Тем не менее мы должны быть готовы к любому развитию событий. Вчера во Внуково подожгли большой склад с мукой. Ладно в городе еще запасы имеются, а если представить, что их нет… Еще непонятно, как обездоленные и доведенные до отчаяния люди способны себя повести… Все, пора идти, – поднялся капитан Тимошин со стула. – А вообще, я рад совместной работе!

Глава 25

Желанное успокоение

Кобзарь вышел на Маросейку и, осмотревшись, подошел к подъезду. Вокруг тишина, вот только до благостности далековато. Где-то в соседнем переулке не то от бессонницы, не то от смертной скуки вяло брехала собака. Донеслись звуки нескольких далеких пистолетных выстрелов, а им в ответ отозвалась короткая и обозленная автоматная очередь. Город спал тревожно.

Открыв дверь, Николай не спешил заходить вовнутрь, опасаясь худшего. Его встретил подъездный холод. Стараясь идти по ступенькам беззвучно, он прошел на четвертый этаж и негромко постучал в дверь.

– Кто там? – напряженно прозвучал голос из-за двери.

– Открывай, – потребовал Кобзарь.

За дверью послышалось торопливое шарканье металлической цепочки, раздался щелчок открываемого замка, и дверь широко и нетерпеливо распахнулась.

– Проходи, – отступила Маруся в сторону. – Как же я тебя ждала! Ненаглядный мой, – тонкими руками она обвила шею Кобзаря. – Сегодня целый день в Москве какая-то пальба происходила. То там, то здесь стреляли. Какие-то облавы устраивали. Ты не знаешь, в чем там дело? – спросила Маруся, заглядывая ему в лицо.

– Не знаю, – устало проговорил Кобзарь.

– Я вся испереживалась. На сердце неспокойно было. Думала, с тобой что-то произошло. Если с тобой что-то случится, я этого не переживу!

– Напрасно беспокоилась, – осторожно убрал Николай невесомые женские руки со своей шеи. – Видишь, я здесь, и со мной все в порядке. Знаешь, я очень проголодался. У тебя будет что-нибудь поесть?

– Семен, я приготовила щи. Налить?

– Маруся, и ты еще спрашиваешь?

В комнате прибрано. Уютно. Кобзарь поймал себя на том, что пришло ощущение уюта дома, которого ему так не хватало в последнее время.

Маруся налила полную тарелку щей. Вполне достаточно, чтобы утолить голод. Кобзарь помешал ложкой в тарелке, ощущая сопротивление густого варева. У Маруси присутствовала еще одна особенность, которой он не замечал у других женщин, – любила наблюдать за тем, как он обедает. Столь странная черта ее характера не раздражала, а сам Николай никогда не торопился – ел обстоятельно, стараясь распробовать вкус в каждом глотке.

Подперев голову рукой, Маруся наблюдала за тем, как Кобзарь ложка за ложкой поглощает горячие наваристые щи. Ее лицо при этом светлело, и становилось понятно: то, что любимый мужчина ест с аппетитом, доставляет ей несказанное удовольствие. Маруся наблюдала за ним в упор, стараясь подмечать малейшие признаки удовольствия на его скупом на эмоции лице, и когда ей это удавалось, то она по-доброму улыбалась.

Было отчего возрадоваться. Щи с большим куском телятины получились и в самом деле отменными. Марусе пришлось исходить весь мясной ряд, чтобы купить нужный кусок. Благо денег на подобные расходы Семен предоставлял ей немало, а тратить их с пользой она умела.

В этот раз, будто бы подыгрывая Марусе, Кобзарь поедал со смаком, одобрительно крякал. На его выпуклом лбу проступила испарина, он ел щи с большим ломтем хлеба, старательно его прожевывая. Расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке, Николай с одобрительным видом вздохнул, демонстрируя таким образом, что угощение пришлось по вкусу, и вновь продолжал трапезу, утопив ложку в вареве.

Кобзарь не терпел направленных на него взглядов и уж тем более не выносил, когда его разглядывают. Но с Марусей все складывалось по-другому – ему импонировало ее обожание, кроткий и доверчивый взор, каковым она встречала его у порога, и сдержанная улыбка, когда они встречались взглядами. Не опасаясь произвести плохое впечатление, он громко стучал металлической ложкой о дно тарелки, шумно, без всякого стеснения выглядеть неловким поглощал еду.

Это была его женщина. Всецело, целиком, без всяких оговорок. Возможно, неосознанно, но он искал именно такую и, отыскав ее, теперь не желал с ней расставаться. Приобнимешь любимую женщину, и она подается всем телом навстречу, буквально растворяясь в нем.

Последнюю ложку щей Николай доедал с особым удовольствием.

Никогда прежде Кобзарь не находил для женщин ласковых слов, обходился обыденными, вполне достаточными для того, чтобы высказать свое доброе расположение. С Марусей все происходило иначе – он не стеснялся добрых слов и неожиданно для себя самого произносил их легко, без всякого внутреннего смущения, как если бы они являлись составной частью его натуры.

– Было очень вкусно, милая, знаешь, я давно не ел таких щей. Может, разве что только до войны.

– Тут главное кость и хорошее мясо, – тотчас принялась делиться секретами поварского искусства Маруся. – С костью оно всегда вкуснее получается. Отвариваю кость часа два, после чего мясо очень нежное становится, а соль только под самый конец в щи кладу, чтобы мясо не затвердело. Семен, знаешь, где я прикупила мясо? – неожиданно весело спросила Маруся.