Рулетка господина Орловского - Владимир Черкасов-Георгиевский

и нужная оправданность. А так что ж? Нуте-с, прикупил я для отвода глаз у Куренка партию ворованного барахла. Но все одно, сколь ни вить так веревку сыщицкую, а конец ей будет. Да и денег никаких нам не хватит, чтобы дальше вола вертеть-с скупкой у куренковских. Фильку, кое-кого из других чувахлаев опять же надо угощать, подпаивать. В общем, то туда, то сюда траты не менее «косой», — назвал он жаргонно ленинский тысячный билет.

— Верно, Сила Поликарпович, этак, пожалуй, разоримся. Мне неловко перед моими начальниками расходовать разведочные средства на этот сыск, хотя цель его свята. Что же делать будем?

Затескин вздохнул, соглашаясь, и заговорил уверенно:

— Надобно-с мне самому проявиться, чтобы снова завладеть бандитским вниманием. И так как по всем видам умный человек без денег, имущества, ценностей — бездельник-с, а с добром и дурак везде в почете, все кланяются ему в пояс, требуется мне и свой товарец показать «аховым». Да такой, чтобы они сами ахнули. Так что, Виктор Глебович, давай-те-с «Сапфир-крестовик» на руки для демонстрации. На это от самого Гаврилы вмиг налетят людишки мухами на мед.

Орловский задумался, встал, подошел к окну и поглядел в омут окутавшей Петроград ночи. Потом обернулся и проговорил:

— Они и налетят, чтобы за вас взяться. Ведь они знают, что «Крестовик»-то, который Кука в Москву отвез, бесследно пропал после его убийства! Откуда он у Тесака?

— Именно-с у Тесака с Хитровки и должна объявиться эта вещь. Куку пришили там, сапфир с тела сняли… — возразил Затескин.

Как бы проигрывая возможную ситуацию, Орловский прервал его:

— Почему с тела? Кто сказал, что Степка до этого его не залимонил?

— Потому как все на Москве знают, что он только сережки Успел Кузьмину продать, а с «Крестовиком» до смерти не расставался, — отвечал ему Затескин, будто перед воровским допросчиком.

— Ты Степку-то, значит, Тесак, хорошо знал! Не ты ль, крапивное отродье, его и кончил под «Каторгой»? — поддержал игру Орловский.

Сыщик изобразил на лице свирепую гримасу, сплюнул и прорычал:

— Закрой зевло, рвань коричневая! Вся бильярдная на Солянке видала, как Кука с воякой Кузьминым побратался и вместе они пьяными из трактира ушли. Не веришь — спытай у Антипа-«музыканта» и Двухрядкина-«барабанщика»! А потом тот Кузьмин в бильярдной бахвалился, будто царские сережки отхватил у Куки для своей бабы.

— А с «Крестовиком» что?

— А то, братец, — продолжил спектакль Затескин, — что Степа Кука его Косопузому-«ямнику» через Митю-монаха опосля предлагал. Да не успел с Кукой Косопузый повидаться, потому как вскоре нашли вашего Степана задавленным.

Орловский одобрительно усмехнулся.

— Что ж, звучит более или менее убедительно, Сила Поликарпович, в том смысле, что достаточно запутанно. На Косопузого правильно собираетесь все валить, потому что его на Хитровке точно не отыщут. А вот Митя-монах не может вас подвести, если к нему приступятся московские дружки гаврилок?

— Да-с, Косопузый у меня и в разговоре с Мохнатым с языка не сходил, так как исчез он из Москвы. Ну, а Митя-монах на эту тему любого собьет и окончательно запутает, потому как сам Куку и зада-вил-с. — Сыщик сделал паузу и подытожил: — Виктор Глебович, разве ж учтешь все подвохи в таких разговорах? Тут за любое сорвавшееся словцо кровушка может пролиться. Не такое это простое дело, что у меня, что у вас, сударь.

— Хорошо, но откуда же все-таки «Крестовик» оказался у вас? — спросил о главном Орловский.

— Объясню так: предоставил вологодский вор залетный. Оно, конечно, Мохнатый сразу навострится, потому что Кука на Хитровке как раз вологодского вора в «Пересыльном» по обыкновению гаврилок задушил бечевкой. Я и подскажу-с линию: мол, вологодского этого Степка кончил, но тот не один обретался на Хитровке, а с товарищем. И тот второй вологодский, кличка ему Носарь, Куку постоянно пас, пока момент не нашел да не удавил почти таким же способом, что Степка — его товарища. Носарь, мол, «Крестовик» из сапога у Куки, понятно, и вытащил. Сильно потом торопился исчезнуть Носарь, мне впопыхах камень сунул за выгодную цену, какую я с наваром желаю поиметь с питерских.

Согласно кивнув, Орловский пошел в соседнюю комнату, где извлек из тайника чудо-сапфир. Вернулся и протянул драгоценность Затескину, пошутив:

— Смотрите, не вздумайте и вправду его продавать.

— Упаси, Господи! — воскликнул Сила Поликарпович и, осторожно приняв камень, спрятал его в боковой карман. — Лишь приманка для обланши-ровки нашего дельца.

Глава третья

На следующий день к вечеру в каморку Тесака у Куренка заглянул Филька Ватошный уже в подпитии.

Он увидел, что московский «ямник» в задумчивости сидит за едва початым штофом водки, и дружелюбно воскликнул:

— Хлеб да соль!

— Едим, да свой, — небрежно ответствовал Затескин, зная, что Ватошный все равно клюнет на дармовую водку.

Филька прошел к столу, присел на табуретку и стал неторопливо закуривать. Сила Поликарпович помалкивал, поглядывая в окошко, за которым сте-. лились изумрудно зазеленевшие кустарники, простираясь в сторону Обводного канала.

— Скоро ль надумал восвояси? — вкрадчиво осведомился Ватошный и шмыгнул носом на синюшном лице.

— А вот отдам на Сенном главный свой товар и уеду, — нехотя ответил Затескин.

— Прощай мою башку незаплатанную, Тесак, что ж за товар ты собрался сплавить? — словно просто так спросил Филька и нетерпеливо переставил чистую стопку ближе к штофу.

Сила Поликарпович молча извлек из внутреннего кармана пиджака «Крестовик» и положил его на стол со словами:

— Вот о нем я с Мохнатым и куликал, да исчез куда-то Николай, как спалилась его хаза.

У Ватошного от изумления поползли глаза на лоб, потому что он вмиг узнал легендарный сапфир, о котором до сих пор гремел небылицами Сенной рынок. Филя, забыв о штофе, судорожно перевел дыхание и сцепил лапы, словно удерживая их, чтобы не прикоснуться к сияющему в драгоценной сини кресту, за который удавили даже такого оторвяжни-ка, как Степка Кука.

— «Сапфир-крестовичок» — паучок, — промямлил Филька. — Во-он какой твой товар…

— Чего пялишься? — насмешливо поинтересовался Затескин. — Аль назвонили чего нехорошее про этот камешек? Так я этого не знаю и знать не желаю-с. Я его на Хитровке за свою цену прибрал, за «рыжики» на Питере сбагрю.

— Вижу, Тесак, ладило б тебя на осину! — произнес Филька с восхищением, встал и направился было к выходу.

Жулик прекрасно знал, что наведи он теперь на след этого камня гаврилок, и те его завалят штофами с водкой. Понимая чувства плюгавца, сыщик усмехнулся и плеснул Ватошному в стопку.

— Охолони, Филя, я ж не тебе эту вещь предлагаю.

— Спаси, Господи! — пробормотал набожный разбойник, проглотил водку и едва ли не