Дом на Баумановской - Юлия Викторовна Лист

это звание до революции, потом вернулся в Рязань к родственникам, записался там в Красную армию, его назначили начальником чрезвычайки. А… у него еще было письмо от одного из командиров революционного отряда, там тоже какие-то заслуги были перечислены. Он был ярым большевиком.

– И хорошим пройдохой.

– Да как мы это докажем?!

– Мне уже были предложены деньги за молчание.

– Константин Федорович! – ужаснулся Фролов.

– За кого ты меня принимаешь? – ответил Грених любимой фразой дочери. – Ситуация, однако. Так просто не заявишься с обвинениями, у которых одно лишь доказательство – мимолетное воспоминание…

– А вы… у-уверены? – осторожно начал Фролов.

– Что это мне не приснилось?

– Что это Шве… ну тот, который сейчас себя Швецовым зовет… перевязочный пункт взорвал? – спросил Алексей. Фролова снедали сомнения в достоверности этой истории. И Грених понимал, что выстраивать версии на столь хлипкой субстанции, как воспоминания одиннадцатилетней давности, дело неблагодарное.

– Надо все же с чего-то начать распутывать этот клубок, – предложил он. – На самом деле у нас просто тьма улик, тысячи нитей. Убийство агента угрозыска…

– Самоубийство, – уточнил Фролов машинально.

Грених поморщился – в сифилис Баранова он не верил.

– Итак, – с настойчивостью продолжил он, – у нас есть Баранов, Сацук, напавший на Асю, застреленный Бейлинсон, у нас есть дом № 13, венгры, список жильцов, их подлинные истории, которыми Ася исписала несколько тетрадей. Они, кстати, все еще у тебя?

– Да, конечно.

– Конечно, – передразнил Грених. – Теперь мы не можем быть уверены, что вещдоки в безопасности у вас там, в следственной части. Быть может, вы делите квартирку с самим атаманом Степновым.

Накатили черные мысли об Асе, он сжал голову кулаками, процедив сквозь зубы: «Черт-те что!» – но тут же выпрямился. Фролов смотрел на него извиняюще-опасливо, как смотрят на больных и дурачков. Эх, не поверил!

– Ладно, – сам себя успокоил Грених. – Что есть еще? У нас имеется отпечаток пальца, который мы никуда не можем пристроить, и Кисель. Кто был в здании в день его смерти? Вечер пятницы, приемные часы кончились, народу немного. Кого ты помнишь? Может, кто подозрительный?

– Был Сацук. Он явился с новой жалобой, требовал принять, хоть день уже закончился. Опять ему чем-то венгры досадили.

– Надо с него взять отпечатки пальцев.

– Как он мог зайти к Киселю? Того под охраной держали. Если уж на то пошло, к нему спокойно мог попасть только прокурор, да он и был у него. А последним заходил я, и Кисель был жив-живехонек.

– Значит, каким-то образом Сацук зашел в камеру.

– Каким? Он что – Гудини? Или тоже гипнозом владеет?

– Хорошо, – Грених на мгновение зажмурился, оставив эту нить и пытаясь схватиться за другую. – Майка утверждает, что в день убийства Бейлинсона видела входящим и выходящим человека, одетого, как тот, что вчера напал на Асю. И кстати, он почему-то носит вот такую же кепку, – он взглядом показал на предмет в руках Фролова. Фролов тоже посмотрел на свою кепку, а потом на профессора.

– Вы что, меня подозреваете в чем-то?

Константин Федорович отвернулся. Ему стало стыдно, что он набрасывается на мальчишку, который уже триста раз доказал и свою честность, и почти детское прямодушие.

– Прости, не хотел… Все еще не забыл ножа в спину от Пети, приходится быть начеку. Вчера чуть не убили мою жену.

– Понимаю. Хотите, я выкину? – старший следователь замахнулся, чтобы запустить головным убором в пруд, но Грених его остановил.

– Не надо. Ерунду не делай. Но, думаю, совпадение это – неспроста. Сацук носит такую кепку?

– Нет, ни разу не видел. И макинтоша он не носит, ходит в старой затертой черной кожанке, а кепка у него тоже из черной кожи, ручной работы, он ею вмятину в голове прикрывает – военная травма. – Фролов решительно поднялся. – Но он пытался убить Агнию Павловну! А если еще и связан с атаманом… то он и Бейлинсона мог застрелить. Вот я знал, знал, что отец Коли не был заложником, он этих бандитов вокруг себя собрал, чтобы не отдать советской власти усадьбу. А Сацук – один из них, если не сам атаман. И убил доктора, чтобы тот не проговорился, а Колю подставил.

– Почему Коля упорно его покрывает? – хмурился Грених, увлеченный версией Фролова. – Ты видел, как он боится, что к нему применят гипноз. Чуть тогда шкаф не снес. Ему есть что скрывать.

– Вот это загадка. Но, чтобы узнать, был ли Сацук в квартире доктора в день его убийства, нужно сверить его отпечатки с тем, что у нас лежит в деле сиротой. Нанесем ему визит?

Сацук, как истинный советский гражданин, занимал только одну комнату. Жил в квартире на первом этаже дома, что сам и курировал. Соседка, которую Фролов и Грених встретили на общей кухне, вылила на них целый ушат сведений, мол, председатель домкома он замечательный, выхлопотал отопление, как в доме Нирнзее – по последнему слову техники, скоро проведут, нашел лучшую в Москве дворничиху, лично проверяет каждую печь в квартирах и приводит трубочистов, сам чинит краны жильцам, никому никогда не откажет, на все руки мастер, честный, а уж как за порядком следит – ни одному хулигану спуску не дает. И поведала историю о мальчике с третьего этажа, который недавно драку устроил, даже «в суд попал». Грених тяжело и протяжно вздохнул, дивясь тому, как люди быстро подхватывают слухи и как порой неправдоподобно выглядит правда. В этом доме спокойного житья Михэли не видать.

– А их семья на прошлой неделе объявила, что собирается съехать. И слава богу! Слышала, что займет квартиру губпрокурор, но тот заявил, что такая большая ему ни к чему – отказался.

Конечно, он ведь уже освободил от мужа-рогоносца свою. Грениху надоело слушать стрекотню любительницы слухов, он оборвал ее на полуслове, попросив показать дверь комнаты Сацука.

Фролов постучал. Но никто не ответил. Постучал еще. Соседка неспешно, с какой-то неестественной медлительностью заваривала чай. Постоянно что-то рассыпала и проливала, а потом долго вытирала, краем глаза следя за сотрудниками следственного отдела.

– Да ушел, наверное, – сказала она, – дел-то много, за трубами и отправился. Или в подвале.

– А ключей у вас нет от его комнаты?

– Все дубликаты он хранит у себя.

Фролов постучал вновь.

– Ломать будем? – опасливо и очень тихо, едва слышно, спросил он.

– Разумеется! – фыркнул Грених.

Третий стук, и четвертый, и пятый были безуспешны. И оба на раз-два навалились плечами на дверь, высадив замок.

В комнате никого не оказалось. Пустая заправленная кровать, строительные инструменты на выстеленном бумагой столе: стамеска, молоток, гвозди. На подоконнике единственного окна несколько книг. Грених стал