Дом на Баумановской - Юлия Викторовна Лист

совершенно не нужно, чтобы опять начали ворошить это неприятное дело. А жена ваша? Лежит теперь в больнице, на грани между жизнью и смертью. Хотя несчастья можно было избежать. Я вас, Грених, не трогал, хотя и не спускал глаз и всегда держал под присмотром. Ваша жена, дочь – я слежу и за ними.

Отлично, вот в ход пошли и Майка с Асей. Грених почувствовал, как его прошиб холодный пот, и невольно он выпрямился, сжав кулак, – сдерживать ярость становилось физически невыносимо, она теснила грудь и сжирала весь кислород в помещении.

– Вижу, вам совсем ни к чему эти трудности. Тогда давайте все оставим как есть? Сколько вы хотите за свое молчание?

– Ася пыталась самостоятельно разобраться в беспорядках дома № 13. Вчера ее чуть не убили.

– Да, знаю. Мне очень жаль, – склонил голову Швецов. – Вы же не хотите, чтобы это повторилось? Позвольте мне самому во всем разобраться. Говорю вам, берите деньги и не лезьте. И семью вашу сразу же оставят в покое.

– Тогда уж и семью Бейлинсон не трогайте, – вырвалось у Грениха, который сам от себя не ожидал, что попадется на удочку этого комбинатора и вступит в торги.

– Нет, этого я вам пообещать никак не могу. Это ведь и моя семья тоже. Я уже сказал вам, что они мне дороги. Своих детей у меня нет, и я планирую передать все, чем владею и чему научился, сыну Оли, моей будущей супруги. Поверьте, мои чувства – искренни. Я не желаю им зла.

Пора было уходить, но прежде совершить самое неприятное в этом деле, самое гадкое и отвратительное – согласиться на взятку за молчание, чтобы выиграть время. Грених уже собрал в голове, с чем явится к Фролову, но этот план подразумевал несколько ходок в Центрархив, в МГУ, поездку в Рязанскую губернию, может, еще куда-то.

– Я подумаю, – выдавил Константин Федорович после долгой паузы.

– Подумайте, Грених, подумайте. Никто вас не торопит. Вы можете сами открыть дверь, я ключа не убирал, – и, натянув на лицо маску служащего, Швецов опустил глаза к бумагам.

Глава 16

Тысячи улик и один мертвый подозреваемый

Выйдя в Столешников переулок, Грених оглянулся на здание прокуратуры, в окне кабинета Швецова метнулась тень. Кто этот человек? Чего он хочет? Чем живет? Почему он выбрал того унтера, чтобы стать им? И как он связан с атаманом? Было очевидно, что он сейчас стоял у окна, чтобы посмотреть, в какую сторону повернет Константин Федорович: может, пожелает вернуться в следственную часть, чтобы подать на лжепрокурора заявление, или все же примет деньги в обмен за молчание?

Нет, Грених не собирался брать взятку. Но теперь он должен действовать осмотрительней – за ним, за Асей, даже за Майкой, небось и за Фроловом тоже установлен постоянный и неусыпный надзор.

Грених повернул в сторону Басманной больницы, ему не терпелось увидеть, как Ася откроет глаза, убедиться, что ей больше ничего не угрожает. Но мыслями он постоянно скатывался к прокурору, пытаясь нащупать сущность этого хамелеона. Почему он выбрал унтера Швецова? Проворачивал ли ранее с другими людьми подобные махинации, воровал ли прежде чьи-то чужие жизни? Кто такой Степнов? Усадьба, в которой у того была ставка и которую потом сожгли, принадлежала родственникам Ольги Витольдовны… Грених вспомнил мать Коли – холодную красавицу с серыми глазами, белой, как китайский фарфор, кожей, светлыми волнами волос, стройную и модную. Не грех на такую глаз положить. Может, они были знакомы до войны? Надо начать с ее родственников, из-под земли достать хоть одного, кто бы мог знать настоящего Швецова в лицо, найти его фотокарточки. Так не бывает, чтобы не нашлось никого, кто мог бы его опознать. Мучаясь этими мыслями, Грених доехал до больницы.

Ася лежала с открытыми глазами, на щеках алел румянец. Ее все еще охраняла маленькая школьница. Грених поблагодарил девочку, извинился, что оторвал от уроков, пообещал, что в следственной части ей выдадут в школу справку, что она охраняла важную свидетельницу.

Присев на постель, Грених взял руку жены, та оказалась подозрительно горячей. Она мягко сжала его пальцы.

– Ты горишь, – с тревогой сказал он.

– Это ничего, врач сказал, будет небольшая температура, – ответила Ася слабым голосом, изо всех сил делая вид, что ничего особенного не случилось.

– Не должно! Если удалось полностью устранить последствия травмы, воспаления и лихорадки быть не должно.

– Небольшая же, – возразила она с улыбкой: губы дрожат, веки тяжелые, кожа бескровная. – Не обижайся, но твои пациенты никогда не температурят, ты ничего в лихорадках не понимаешь.

Грених невольно вспомнил, как забрел в морг, и слова Аси не обидели его, а напугали.

– Костя, я должна тебе кое-что рассказать. Вчера… все завертелось каруселью. Темно, столько лиц, этот уличный воришка… Сегодня еле проснулась… а потом вспомнила, что ночью меня еще успели и прооперировать. В голове такой сумбур, события перемешались. И мне кажется, что сначала меня прооперировали, а потом ударили… Мне поначалу не было так больно, а теперь внутри точно кто раскаленной кочергой ворочает и пить ужасно хочется, но мне не дают.

Грених слушал ее с тревогой, все сильнее стискивая пальцы. Поднялся, как только она замолчала, и со словами «схожу, поговорю с врачом» уже шагнул было от койки, но она удержала.

– Подожди. Я не договорила. Управдом Сацук… вчера это был он… я совсем замучила его вопросами… какой-то он уклончивый… ведь это он вызывал агента угрозыска Баранова, когда в доме беспорядки начинались… и всегда почему-то его одного… Почему именно его? И почему он был в тот день у театра? Такие по театрам не ходят. Таким искусство скучно… Он поднял сумку и протянул мне. Его, наверное, сзади толкнули… или мне показалось. Но он упал на меня, и что-то острое вонзилось в живот… я начала задыхаться…

Она замолчала, притомившись. Грених опять присел на край постели, глядя на нее с недоумением.

– Сацук? Управдом? Это точно он был вчера?

– Точно он.

– И ударил он?

– Я не знаю… Я не хочу на него наговаривать. Он человек… несчастливый, у него травма. Но все же… вы бы взяли и его отпечатки пальцев, чтобы сравнить с тем, который нашли в Колиной квартире.

Грених помолчал минуту, обдумывая ее слова.

– Ты горишь, мне это не нравится. Я должен сказать врачу, – он поднялся и быстрым шагом, чтобы Ася не успела его остановить, вышел.

Обнаружив вчерашнего хирурга за обходом в соседней палате, он с излишней тревогой, с нервной резкостью