Жозе Душ Сантуш - Кодекс 632

— «Чистилище», вторая часть поэмы. — Норонья провел ладонью по мраморной спинке. — Блистательная аллегория, как и все в Кинте.

Молиарти опасливо разглядывал псов и женщину с факелом.

— Кто это?

— Беатриче, она сопровождала Данте в раю.

— Надо же! Здесь каждая скамейка — история!

Томаш достал из портфеля заветный блокнот.

— Это еще что, — буркнул он. — У меня для вас есть история не хуже. — И уселся поудобнее на жесткой скамье. — Я решил проверить версию Умберто Эко о том, что Колумб был португальским евреем. В документах, которыми я располагаю, об этом почти ничего нет, но кое-что интересное все же найти удалось. — Томаш бросил взгляд в записи. — Говорить о национальности Колумба трудно еще и потому, что тогдашняя карта Европы заметно отличалась от современной. Испанией назывался весь Пиренейский полуостров. Португальцы считали себя испанцами и возмущались, что и кастильцы называются так же. Португальские моряки могли состоять на службе и у португальского короля, и у королевы Кастилии. Фернандо Магеллан, например, по рождению был португальцем, но вокруг света обошел под кастильским флагом. А значит, он скорее кастильский мореплаватель.

— Это как фон Браун?

— Простите?

— Фон Браун был немцем, но стал отцом американской лунной программы.

— Что-то вроде того, — нехотя признал Томаш. — Споры о происхождении Колумба с новой силой вспыхнули в 1892 году, когда четырехсотлетие открытия Америки совпало с националистической лихорадкой по всей Европе. Испанские историки принялись выявлять слабые стороны генуэзской гипотезы и доказывать, что адмирал был то ли галисийцем, то ли каталонцем. Итальянцы, чей патриотический пыл оказался не слабее испанского, яростно защищали традиционную версию. Наступила эпоха чудесным образом обретенных документов.

— Ну, итальянцы-то были заинтересованы в установлении истины.

— Вы так думаете? — Томаш достал книгу в мягкой обложке под названием «Sails of Норе». — Знаете, кто ее написал? Симон Визенталь, прославленный охотник за нацистами. В один прекрасный день он вдруг заинтересовался происхождением Колумба. И начал расспрашивать историков, в основном итальянских. Вот что сказал Визенталю один из них: «Не так уж важно, где родился Колумб. Лишь бы не в Испании». Национальная гордость для итальянского историка оказалась важнее правды, главное — любой ценой доказать, что адмирал был итальянцем.

— Погодите! — замахал руками Молиарти. — Разве вы делаете не то же самое, только наоборот?

— Вы ошибаетесь, Нельсон. Я всего лишь иду по следам, оставленным профессором Тошкану, для чего вы меня, собственно, и наняли. Если хотите прекратить расследование, так и скажите.

— Хм, — смутился Молиарти. — Давайте не будем драматизировать. — Он снова и снова приглаживал волосы, будто надеялся, что это поможет навести порядок в мыслях. — Но скажите, Том, по-вашему, Колумб все-таки был испанцем?

— Вряд ли. В послании Католическим Королям папа Александр VI действительно называет его «верным сыном Испании», но, как я уже говорил, тогда Испанией считались не только Кастилия и Арагон, а весь полуостров включая Португалию. С другой стороны, чтобы стать верным сыном какой-нибудь страны, совсем не обязательно в ней рождаться. У Испании могли быть и приемные дети.

— Фон Браун тоже был приемным сыном Америки.

— И что?

— Ну… Мне показалось, что ситуация схожая…

— Что ж, все зависит от точки зрения, — поддразнил Томаш. — Ладно, предлагаю оставить эту тему. У нас есть кое-что поинтереснее, например, убедительные доказательства, что Колумб был рожден не в Кастилии и не в Арагоне. Самый первый испанский документ, в котором он упоминается, это расписка от пятого мая 1487 года о выдаче жалования «Кристобалю Коломо, чужеземцу». Есть протоколы судебного процесса, на котором Дьогу Колом добивался соблюдения контракта, предложенного его отцу Католическими королями в 1492 году. Многие свидетели на этом процессе утверждали, что адмирал говорил по-кастильски с акцентом. Суд постановил, что иностранец, не проживший в стране восемнадцати лет, не может обладать теми же правами и привилегиями, что и подданный испанской короны. Протокол заседания хранится в библиотеке Эскориала, я выписал решение: «Означенный дон Кристобаль был чужеземец, рожденный за пределами королевства». Итак, адмирал не испанец.

— Значит, генуэзец, — вставил Молиарти.

— Кто знает, — усмехнулся Томаш. — Однако Умберто Эко и профессор Тошкану склонялись к португальской версии. — Он ненадолго прервался, чтобы найти нужную страницу в блокноте. — Их главный свидетель — флорентийский космограф и географ пятнадцатого века Паоло Тосканелли. Этот великий ученый состоял в переписке со своим португальским коллегой Фернаном Мартиншем и Колумбом. В 1474 году он отправил в Лиссабон любопытное письмо. Обращаясь к мореплавателю, Тосканелли пишет: «Я получил твои послания», из чего следует, что Колумб не раз писал флорентинцу, чтобы поделиться своими планами относительно нового пути в Индию. В ответном письме Тосканелли подробно рассматривает идеи Колумба и находит их вполне здравыми. Вот что он пишет. — Томаш откашлялся: — «Меня нисколько не удивляет, что ты, человек благородной души, принадлежащий к великой португальской нации, давшей миру столько героев, готов, отринув всякий страх, предпринять столь опасное путешествие».

— И что из того? — высокомерно спросил Молиарти.

— Что из того? — рассмеялся Томаш. — А то, что письмо Тосканелли просто находка. Из него можно сделать по крайней мере четыре вывода. Во-первых, Христофор Колумб состоял в переписке с одним из величайших ученых своего времени.

— Хоть убей, не понимаю, почему это важно…

— Ну как же, Нельсон? Не вы ли главный сторонник гипотезы, согласно которой адмирал был сыном генуэзского ткача, едва способным написать собственное имя? Стал бы Тосканелли обмениваться посланиями с таким персонажем? — Норонья сделал паузу, словно и вправду ожидал ответа. — А во-вторых, — он снова обратился к своему блокноту, — по мнению флорентийского ученого, Колумб принадлежал к «великой португальской нации». Получается, итальянец Тосканелли не знал, что мореплаватель его соотечественник? — Томаш склонил голову на бок. — Или ему было известно, что это не так? — Он улыбнулся. — В-третьих, как я уже сказал, письмо датировано 1474 годом.

— И что же?

— А вы не помните? — удивился Томаш. — Согласно нотариальным документам, которым вы так верите, сын ткача отправился в Португалию в 1476-м. Что, Тосканелли писал письма в будущее?

— А подтасовка невозможна?

— У нас есть еще один источник, в надежности которого можно не сомневаться. Бартоломе де Лас Касас, историк, описывая встречу Колумба с королем Фердинандом в Сеговии в мае 1501 года, упомянул, что к тому времени адмирал жил в Кастилии уже четырнадцать лет. Колумб покинул Португалию в тысяча четыреста восемьдесят четвертом, если отнять четырнадцать, получится… — Он набрасывал стремительные каракули на краю блокнотного листка. — Получится тысяча четыреста семьдесят. — Томаш посмотрел на американца. — Таким образом, если Лас Касас не ошибся в расчетах, в семидесятом году Колумб был в Лиссабоне. Спустя четыре года, в семьдесят четвертом, он получил письмо от Тосканелли. Итак, можно ли верить источникам, в которых говорится, что будущий адмирал прибыл в Португалию в 1476-м?

— Ну знаете… Все эти мелкие детали…

— Мелкие детали, Нельсон, порождают большие проблемы. Историки спорят с конца девятнадцатого века, но никак не решат, в каком году Колумб перебрался в Португалию. А все потому, что Колумбов, похоже, было двое. Один оставался в Генуе и продолжал ткать, другой жил в Лиссабоне, убеждал португальского короля снарядить экспедицию в Индию, переписывался с Тосканелли и считался португальцем.

Молиарти откинулся на спинку скамьи.

— Ладно… Давайте дальше. Что у нас в-четвертых?

— Письмо Тосканелли написано на латыни.

— Ну и что?

— Нельсон, — теперь Томас говорил с американцем, словно с несмышленым ребенком. — Тосканелли был итальянцем и Колумб, по вашему мнению, тоже. Зачем же двум итальянцам переписываться на мертвом языке?

— А почему бы и нет? В те времена итальянцы часто писали на латыни, это был язык интеллектуалов.

— Значит, Колумб был интеллектуалом? — усмехнулся Норонья. — Неотесанный сын ткача…

— Ну… Не знаю… — замялся Молиарти. — Он мог где-нибудь выучиться.

— Мог, Нельсон, конечно мог. Но не стоит забывать, что у людей из низших слоев общества почти не было возможности получить образование. Это и сейчас нелегко, а уж в пятнадцатом веке…

— У него мог найтись покровитель, какой-нибудь богач, который заплатил за обучение.