Призрак Сомерсет-Парка - Майерс Б. Р.

Мистер Локхарт промокнул усы салфеткой.

— Мисс Гиббонс просто хочет развлечь нас шарадой. Уверен, ее милая подруга несколько приукрасила свой рассказ. Ничего страшного, если мы немного позабавимся, разгадывая тайну. — Он кашлянул. Наконец-то.

Мисс Гиббонс подняла свой бокал, чтобы подлили вина. Ее способность расправляться с выпивкой поражала. Она посмотрела на меня.

— В банке была школьная медаль.

— Как печально, — сказала я. — Должно быть, медаль была важна для него. Почему же он ее спрятал, а не поделился успехом с семьей?

— Верно, — тихо подхватил доктор Барнаби. — Но если гадалка знала о камине, зачем же ее арестовали? Как-то нехорошо вышло с бедняжкой.

Милый доктор Барнаби! Он защищал меня, сам того не подозревая.

— Бедняжкой! — закатила глаза мисс Гиббонс. — Медаль, что дорога лишь как память, — ничто в сравнении с драгоценностями, которые она украла. Но это уже неважно: по слухам, ее казнят. Я посоветовала подруге надеть ту медаль на повешение.

Глава 45 Леди Одра Линвуд

Запись в дневнике Сомерсет-Парк,

4 мая 1852 года

Дружочек,

сегодня та самая ночь перед венчанием. Рука моя дрожит от предвкушения и страха. Все становится на свои места. Завтра начнется моя настоящая жизнь. Хотя мне жаль покидать тебя, Дружочек. Все эти годы мы были верными компаньонами. Однако я должна распрощаться со всем, что напоминает мне о Сомерсете, в том числе и с тобой. Твоя дружба пошла мне на пользу, столько лет она берегла величайшую мою тайну. Никто ни о чем не догадывается, даже мой возлюбленный. Сначала это был забавный способ подглядывать за слугами. Теперь это мое спасение!

Я собрала свою сумку и укрыла ее в тайном месте.

Знаю, глупо вот так все здесь рассказывать, но я хорошо спрячу дневник. Интересно, найдет ли мои записи кто-нибудь? Может быть, я даже вернусь однажды и заберу его!

За ужином я обронила, мол, боюсь, что завтрашний день никогда не наступит. Мистер Пембертон отсалютовал мне бокалом с другого конца стола, словно радуясь удачному деловому соглашению. Меня могло бы терзать чувство вины за то, что я покидаю его, когда бы не тот факт, что Сомерсет уже ему принадлежит.

Уильям всю трапезу не отводил от меня горящего взгляда. Кожу все еще будто печет. Я задумалась: возможно ли, что он пробрался ко мне в комнату и нашел дневник? Знает ли он? При мысли об этом я содрогнулась. Смерть отца всколыхнула что-то в его душе, и теперь оно выглянуло на поверхность.

Стоит мне посмотреть на Уильяма, я вспоминаю дедовы глаза. Передается ли жестокость по наследству, подобно цвету волос? А если да — способна ли я на то, что сотворил дед? Возможно, покинуть Сомерсет — лучшее решение для меня и ребенка.

Полночь все никак не наступит...

Глава 46

Я сидела у зеркала трюмо, вынимая шпильки одну за другой. В животе поселилось чувство сытости, а вот разум, который терзали видения виселицы, неистовствовал. Паника занозой впилась в кожу, и от этого ощущения было не отмахнуться. Пусть мистер Локхарт источал уверенность, но я то и дело воображала, как он, весь в порезах и синяках, стоит перед присяжными и путается в доводах.

А что же насчет мистера Пембертона? Я только начала ему доверять, как немедленно выяснила, что и у него есть собственные секреты. Неужели он использовал меня, чтобы скрыть свое преступление? Я потерла руки: внезапно меня обдало холодом. Знает ли он о подземелье?

Жестокие отцы порождают на свет жестоких сыновей.

Он сам признался: отец ударил его так сильно, что остался шрам.

За окном завывал ветер, в камине догорали, потрескивая, последние угли. Комнату будто накрыло странной тяжестью. Я бросила взгляд на дверь, желая убедиться, что в замочной скважине торчит ключ. Промелькнула мысль о...

— Помоги...

Рука со шпилькой замерла. Лишь шепот, но произнесенный определенно женским голосом, и сказано это было прямо здесь, в моей комнате. Что-то скрипнуло. В зеркальном отражении я увидела, как медленно отворяется створка гардероба. Я застыла, будто окаменев, пока наконец она не остановилась, открывшись наполовину, словно рот на середине зевка, а внутри не было видно ничего, кроме черноты.

Я дошла до точки кипения. Отчаяние и страх слились во мне и взорвались яростью.

Довольно! Я бросилась к гардеробу и распахнула створки на всю ширь. Встретила меня лишь вешалка, полная платьев. Я протяжно вздохнула, сердцебиение немного унялось.

И тут наряды всколыхнулись. В глубине будто что-то шевелилось. Я вгляделась в просвет между платьями. Во мраке проявились очертания скрюченной фигуры. По наитию, пытаясь разглядеть ее, я склонилась ниже.

В ответ моргнул глаз.

Из-под ряда одежды вынырнули когтистые пальцы и потянулись навстречу. Я закричала, отшатнулась и рухнула на пол. Нападавшая всем весом навалилась мне на грудь. Лицо ее было перекошено, на нем проступили багровые вены.

— Помоги! — кричала она, хватаясь за горловину моего платья.

Я снова сдавленно пискнула, шлепая ее по рукам. Миссис Донован оказалась удивительно сильной. Всклокоченные волосы экономки покрывали клочья паутины. Изо рта свисала нитка слюны, почти капая мне на лицо, пока я пыталась из-под нее выбраться.

— Помоги! — повторяла она. — Помоги, помоги мне спасти ее! Это моя вина, что она все еще здесь! Разве ты не слышишь ее по ночам?

Я хотела оттолкнуть ее лицо, и тут мои пальцы нащупали цепочку и потянули за нее. Рывок — и та порвалась у меня в руке. Что-то слетело и, звякнув, закатилось под кровать.

В дверь колотили.

Я приподняла бедра, и мне удалось сбросить экономку. Та кинулась к моим ногам и вцепилась в них. Миссис Донован прижалась лицом к моему лицу и, всхлипывая, выдавила:

— Она не дает мне покоя! Помоги мне! Пожалуйста, умоляю, заставь ее перестать!

— Леди Одра? — осторожно переспросила я, надеясь ее успокоить. Было очевидно: миссис Донован совершенно не в себе.

Она разинула рот и снова заплакала. Я заметила у нее на голове выбритый участок и рану странной формы. Швы разошлись, и рана кровоточила.

— Я увезла ребенка, но и ее следовало увезти. Теперь она зла на меня. Она хочет, чтобы я страдала так же, как и она!

— Не нужно бояться, — сказала я. — Просто расскажите, что произошло.

Миссис Донован снова захныкала. Я воспользовалась передышкой, бросилась к двери и отперла.

В комнату тут же ворвался Уильям, оттолкнул меня в сторону и упал на колени рядом с миссис Донован. Та с мольбой и обожанием воззрилась на него, а он обнял ее и прижал к себе. Они сидели, раскачиваясь взад-вперед, на полу.

— Я спасла ребенка, — пробормотала она.

— Т-ш-ш, — успокаивал он, поглаживая ее по голове, пристроив ту у себя на груди и не замечая кровь, капающую ему на руки.

— Конечно, спасли, — сказала я: мне нужно было, чтобы она продолжала говорить. — Это было так смело с вашей стороны.

Уильям бросил на меня предостерегающий взгляд. Затем потянулся в карман и достал фляжку. Ему удалось уговорить миссис Донован сделать несколько глотков. Вскоре ее глаза закрылись, и она уснула.

Я по-прежнему сидела с ними на полу. И хотя Уильям разозлил меня, такая нежная поддержка смягчила мой гнев.

— Я и не знала, что она так больна, — сказала я.

— Из-за нападения она снова терзает себя событиями прошлого, — отозвался он. В его голосе уже не было привычной неприязни. — Пусть виновник очевиден, она полагает, что в ответе за смерть Одры.

— Виновник очевиден? — с любопытством вопросила я.

— Никто не умирал здесь, пока он не явился в Сомерсет.

— Но что сделал мистер Пембертон? — удивилась я.

Уильям устало покачал головой.

— Флора рассказывала, что вы спрашивали ее о портрете, который висит у него в спальне. Той женщины уже нет в живых — как и Одры. Интересно, отчего прекрасные дамы Пембертона погибают столь юными.