Цвет зависти - Валерий Георгиевич Шарапов

– Да, все хорошо, что хорошо кончается. Но это им еще повезло, действительно.

– Не говори.

– Ты по делу али как?

– И так, и эдак. Да я к Казакову, а он к прокурору ушел, сказал, минут через десять будет.

– А, ну тогда сиди тут. В коридоре скучно, а здесь и поговорить можно.

– Да, с вами, следаками, всегда есть о чем поговорить, – улыбнулся Куликов.

– Ну так, – развел руками Денисов. – Это, Вадик, наша работа, с людьми говорить. И не только.

Он встал из-за стола, подошел к окну. Куликов тоже подошел и увидел, как к стоявшей на улице Литвиновой подошел Смоляков, обнял ее, они что-то коротко сказали друг другу, потом поцеловались и пошли по улице, взявшись за руки.

– Вот оно – счастье, – заметил Валера, но безо всякого ехидства или иронии.

– Это верно. За них можно порадоваться.

– А я и радуюсь. Повезло им обоим. Да и каждый, я считаю, заслуживает своего счастья. Так что все-таки это любовь, Вадим. Точь-в-точь как у вас с Маринкой.

Старший лейтенант невольно улыбнулся:

– Хорошо, что не как у Аллы Селивановой с Димой Новичковым.

– Да там вообще не поймешь, что было. Цирк с конями, по-другому не скажешь. Или опереточная пародия. Или откровенно паршивый спектакль.

– Что там с делом-то?

С того момента, когда оперативник и следователь виделись последний раз – а это было, когда они беседовали с Иноземцевым, – прошло немного времени, но им так и не удалось толком поговорить, обсудить подробности и обменяться мнениями.

– Да скоро в суд уйдет. Алла, кстати, не слышал, что устроила?

Оперативник нахмурился:

– Слышал. Кого-то придушить пыталась, что ли. Я просто тут уезжал на несколько дней в командировку, до меня так, обрывки слухов дошли.

– И да, и нет, друг любезный. Аллочка в камере пыталась на себя руки наложить. В аккурат после следственных экспериментов.

– Ох, ё-моё. Вены, что ли, вскрыла?

– Удавиться хотела. Где-то шнурочек припрятала. Мать, скорее всего, принесла, она к ней на свиданки приходила. Но успели откачать. Так что не переживай, от правосудия не уйдет.

– Да я и не переживаю. Хотя кавалера ее, честно скажу, немного жаль. Купился на ее россказни да уговоры, теперь получит по самое не балуйся.

– А вот головой надо было думать, а не другими частями тела, – назидательно заметил следователь. – И вообще, я тебе скажу, кого действительно жаль, так это матушку Аллочки. Мало того что муж бросил, здоровье подводит постоянно, так еще и дочка родная так подгадила. Тут точно не позавидуешь.

– Вот и Женька Шумов то же самое мне сказал… Слушай, а мальчишка селивановский как? Там вообще все безнадежно?

– Похоже на то, – вздохнул следователь. – Сестрица-то его неслабо молоточком ударила. Насмерть, видать, хотела. Так что если вдруг вернется в сознание и не станет психом, то это будет еще одно чудо.

– Ну да. Первым было то, что после такого удара выжил. А то был бы еще и четвертый труп.

– О чем я и говорю. Вот, Вадим, что зависть делает с людьми. У кого-то эта зависть белая, у кого-то – черная.

– А у Аллы, наверно, кровавая.

– Это точно. Позавидовала эта Алла своему младшему брату.

– А заодно и родному отцу.

– Ну, ему меньше. В основном пацану. Она сама рассказывала, что чуть с ума от злобы не сошла, когда Селиванов ей сказал, мол, ты – отрезанный ломоть, я все сыну оставлю, все для сына сделаю. А тебе, дескать, я и так алименты платил, в институт поступить помог, комнатку поприличнее в общаге выбил, и хватит с тебя, спасибо должна сказать.

– Некрасиво, конечно, – сказал Вадим. – Уж какие бы ни были отношения с бывшими женами, на детях-то зачем отыгрываться? А то получается, что Селиванов сам дочку на сына и натравил.

– А так и получается, – согласился Денисов. – Чем только думал, непонятно. Ну, теперь уже не спросишь. Аллу это, конечно, не оправдывает, но ее папаша тоже хорош. Будь он повнимательнее и помягче к первому ребенку, может, и до трагедии бы дело не дошло. Ладно, не любишь. Насильно, как говорится, мил не будешь. Но и так себя вести тоже не надо. Как-никак, твое же дите.

– Слушай, Валера, ну, ладно отец девчонку разозлил до чертиков. А дядька-то ей чем не угодил? Тоже претендовал на то же, что и Алла?

– В том числе. Ну, еще и то, что Алла дядюшку не особо жаловала. Хотя, как мне кажется, Олег Селиванов уж точно племяннице был не конкурент. У него и так все было – и жилье, и денежки, и выпивка. А больше ему ничего и не надо было.

– Не скажи. Мне кажется, надумай Алла оставить младшего Селиванова в живых, его бы повязали как участника всех этих заводских махинаций.

– Или, если бы история с хищениями не вскрылась, выперли бы его с завода пинком под зад, – заметил Валера. – Потому что как начальник он был не ахти какой. Если быть до конца честным, то вообще никакой. Да еще и горький пьяница вдобавок. Без старшего брата Олег там, прости за грубость, на хрен никому не сдался.

– Да, у нас на заводах пьяниц держат, только если они уж очень классные спецы в своем деле. Хотя бывает, что и их просят с вещами на выход, правда, очень редко. В основном прощают все эти пьяные выходки. А в том, что Олег Селиванов был профессионалом в своем деле, я сильно сомневаюсь.

– Еще бы. Он на «Молоте» держался только за счет брата. Наверно, благодаря ему и не спился лет на десять раньше. Потому что, как мне заводские рассказывали, пил он уже давно. Была у него, так сказать, большая и нежная дружба, любовь и прочие высокие отношения с «зеленым змием». Так что, как бы цинично это ни звучало, но… невелика потеря.

– Знаешь, а я с тобой соглашусь. Если того же Новичкова еще можно было худо-бедно, но наставить на путь истинный, то в случае с Олегом Селивановым был безнадежный вариант.

– Я тебе о чем и говорю.

– Слушай, Валера, получается, что Гриша Смоляков был прав, когда сказал, что это все семейные дрязги.

– Получается, так, – не стал отрицать следователь. – Хотя, честно тебе признаюсь, я тоже не воспринял его слова всерьез. Думал, что Гришка по привычке версии всякие строит. Ан нет. Он действительно оказался прав. Можно сказать, как в воду глядел.

– И чего мы сразу эту версию разрабатывать не начали?

Денисов улыбнулся.

– Уцепились за кусок, который на расстоянии показался более лакомым.