Смерть куртизанки - Данила Комастри Монтанари

— Эпикур утверждает: «Плотское соитие никогда не приносило пользу, уже хорошо, что не причиняло вреда», — процитировал Ничо, искоса глядя на Фемисту.

— Но он утверждает также: «Не порть имеющееся благо сожалением о том, чего тебе недостаёт», — с сарказмом возразил Публий Аврелий.

Ничо, задетый за живое, побледнел и вскочил на ноги, сжав кулаки с видом весьма далёким от спокойствия и невозмутимости эпикурейцев.

— Спокойно, спокойно! Давайте мирно разрешим ваш спор, — вмешался Кризофор. — Эпикур не проповедует никакой жертвенности. Он считает, что подавлять желания и инстинкты ещё хуже, чем любой ценой достигать наслаждения.

— «Счастье заключается в том, чтобы наслаждаться тем, что имеешь, вместо того, чтобы желать то, чего нет», — с волнением произнесла Фемиста.

Кулаки Ничо расслабились, но злое выражение не исчезло с его лица. Спустя некоторое время он попросил разрешения удалиться под предлогом, что завтра у него много работы.

В отсутствие заносчивого ученика Аврелий охотно засиделся допоздна, и уже ночью учитель проводил его, приглашая завтра прийти снова.

— Посвети ему дорогу, Фемиста, фуналии[74] не зажжены, — попросил он девушку, когда сенатор вышел на улицу.

Фемиста пошла впереди гостя, низко держа светильник.

Один на один ночью с очаровательной женщиной, сенатор сразу же оказался во власти пугающей моральной дилеммы: устоять пред искушением, рискуя, что позже пожалеет об этом, или уступить ему, чтобы избежать худших бед?

«Даже Эпикур не усомнился бы, как ему поступить», — сказал он себе, призывая всю свою наглость, чтобы взять на абордаж красавицу ученицу.

— Когда сможем увидеться наедине? — сразу спросил он.

— А что ты можешь предложить мне? — полушутя, полусерьёзно ответила она.

— Всё, что пожелаешь, — преувеличил Аврелий, привлекая её к себе.

— Ну тогда посмотрим… — проговорила она, будто задумавшись. — Что скажешь о золотом браслете, таком тяжёлом, что не поднять руку?

— Ты получишь его.

— А праздник на большой вилле по ту сторону реки?

— Начинай готовиться к нему, если хочешь.

— Я вижу, ты любишь шутить. Подожди, это не всё. Ещё ты должен принести мне ветку цветущей ежевики.

— Ветку цветущей… — Аврелий растерялся. — Но сейчас не сезон…

— Мне жаль, — рассмеялась женщина и высвободилась из объятия.

Мгновение спустя Аврелий увидел вдали затухающий светильник и расслышал удалявшиеся в темноте шаги.

Огорчённый, он быстро прошёл по центральным улицам Геркуланума и свернул к вилле. Дорога шла в полнейшем мраке, если не считать слабого факела на стене терм.

«В провинции рано ложатся спать», — рассудил сенатор, и Геркуланум внезапно показался ему скучным и печальным городом.

Вернувшись на виллу, патриций сразу же успокоил себя отличным ульбано, которое подал ему секретарь.

— Цветущая ежевика! — с раздражением произнёс он, отпив вина. — Я слишком поторопился, эта девушка не привыкла к подобным предложениям. В ней чувствуется что-то вроде стыдливой сдержанности, которую она старается спрятать за иронией…

Кастор весело рассмеялся.

— Уж не о Фемисте ли ты говоришь, ученице Кризофора?

— Да, а что? — удивился сенатор.

— Я был сегодня в одной таверне, в порту. Меня там не знают, и я рассчитывал общипать нескольких петухов с помощью моих особых игральных костей. Ну, ты ведь не хуже меня знаешь, как легко развязать язык игрокам…

— Ну и что?

— А то, что во время игры я завёл разговор об этой твоей компании философов и узнал кое-что интересное. Эта мегера Ариадна на самом деле намного моложе, чем выглядит. Она была невестой одного богатого человека в городе, но жених бросил её за несколько дней до свадьбы, и с тех пор она ненавидит весь мир. А Ничо служил управляющим у купцов Векониев, пока не украл из кассы крупную сумму. Проиграл деньги в кости и до сих пор работает, чтобы возместить им убытки.

— Ближе к делу! — потребовал помрачневший патриций.

— Ах да, о Фемисте, — продолжал коварный Кастор. — Когда она выступала с танцами, то была известна под именем Гликеры и не отказывалась развлечь гостей, как, впрочем, и принято у женщин, занимающихся этим благородным делом.

— Выходит, она проститутка? — не поверил Аврелий.

— А что тут удивительного? — ответил секретарь. — Ими были и некоторые ученицы Эпикура, среди них знаменитая Леонтина. Так или иначе, Фемиста никогда не опускалась до того, чтобы продаваться на улице или в борделе, а была на содержании Векониев. Поинтересуйся у своей стеснительной подружки, не помнит ли она про это, если, конечно, её врождённая скромность не помешает ей ответить тебе, — с усмешкой посоветовал Кастор, прежде чем удалиться.

Оставшись один, сенатор почувствовал, что задыхается от гнева. Выходит, поведение Фемисты, казавшееся таким естественными, всего лишь искусный приём, с помощью которого она ловила простаков в свои сети!

«Гнев порождает безумство, а благоразумный не становится его жертвой», — повторил он про себя слова Эпикура, пытаясь успокоиться. И всё же философ не помог.

В сердцах Аврелий отшвырнул одеяло и откупорил новую амфору с вином.

На следующее утро сенатор остановился неподалёку от фонтана Геркулеса, решив подождать Фемисту, которая приходила туда за водой.

— Бедняга, такой был хороший человек! — услышал он разговор двух прохожих. — Теперь вот придётся выяснять… А ведь столько всяких сомнительных людей бывало у него в доме.

— О ком это вы говорите? — спросил Публий Аврелий, насторожившись.

— О старом Кризофоре. Его убили сегодня ночью!

Аврелий почувствовал, как мурашки побежали по коже. Он бросился в переулок и, растолкав толпу любопытных, подошёл к двери учителя.

Но тут на пороге появилась Ариадна. Увидев сенатора, она тотчас указала на него и завопила:

— Вот он! Это он!

В ту же минуту патриций почувствовал, как двое силачей-вигилов[75] скрутили его.

— Расходитесь по домам, мы поймали негодяя! — обрадовались они и втолкнули Аврелия в дом.

Долговязый дурак, возглавлявший отряд, схватил сенатора за волосы и повернул его голову.

— Посмотрите, типичная физиономия преступника: недовольная, наглая рожа! — объяснил он своим людям. — Где ты был сегодня ночью, несчастный?

— На вилле по ту сторону реки, — спокойно ответил сенатор.

— Хорошо придумано! И спорю, что всю прошлую неделю спал в императорской резиденции в Вайях! — посмеялся один из стражников.

— Вообще-то, я там только обедал, — ответил патриций.

— Ну, в таком случае не иначе как перед нами важная персона! А имя у тебя есть, распрекрасный ты наш?

— Прочти сам: моя печать в тунике, — холодно ответил Аврелий.

Всё так же посмеиваясь, начальник стражи ошупал тунику, достал из неё перстень с рубином, поднёс его к свету и от неожиданности выронил, он покатился по полу, и сам вигил тоже грохнулся наземь.

— К твоим услугам, сенатор! Что прикажешь? — пролепетал неосторожный стражник, когда его привели в чувство.

— Отправляйся на перекрёсток у форума