Роскошная изнанка - Валерий Георгиевич Шарапов

уцепившись за ребро двери (ручки не было), отворил дверь. В подъезде густо пахло кошками, кислой капустой, сыростью и черт-те чем. Одна-единственная лампочка светила тускло, то ли вот-вот перегорит, то ли из-за пыльной паутины, опутавшей ее.

Лестницу последний раз мыли… да, пожалуй, никогда. Лифт имел место быть, это верно, и даже работал, но так по-волчьи завывал в своей клетке, что входить в него не хотелось.

Наталья, еще менее привычная к городским обстоятельствам, глядела на этот механизм с понятной опаской. Заверин утешил:

– Вы чего? Не переживайте, нам на второй этаж. Ножками, граждане, ножками.

Поднялись. Участковый, как добрую знакомую, представил им самую красивую дверь на площадке:

– Вот и квартира вашей сестрицы.

Наталья оценила богатый темно-вишневый, без единого пореза, дерматин, золотые гвоздики да проволочки:

– Ничего себе, – и собралась было стукнуть, но Заверин остановил ее лапку:

– Тут звонок есть, – и надавил мосластым пальцем на искусно скрытую и не сразу видную кнопку.

Из-за двери отозвался чудо-звонок, младший брат курантов на Спасской башне.

Не открыли, шагов слышно не было. Участковый, сняв фуражку, приложил ухо к замочной скважине. Потом, построив щитки из ладоней, заглянул в окошечко на металлическом щите, закрывающем счетчики, констатировал:

– Крутится. Странно.

Почесав встрепанный затылок, он позвонил в квартиру рядом.

Тут тоже дверь была неплоха, пусть дерматин более обшарпанный, зато глазок как оптический прицел имелся и отделан какими-то якобы коваными завитушками.

Заверин, хулигански закрыв глазок ладонью, все давил на кнопку – раз, второй, третий. Было слышно, как внутри кто-то шаркает, но не открывали, лишь скрипнула шторка, прикрывающая глазок. За дверью сопели, но все равно таились и хранили молчание. Тогда участковый пнул дверь – лишь тогда из-за нее возмущенно завопили:

– Прекратите безобразие! Милиция!

Заверин снова пнул и, не повышая голоса, приказал:

– Будет дурака валять. Открывайте. Участковый.

За дверью оказалась ядовитая тетка, явно предпенсионного возраста. Волосы густо подкрашены штемпельной краской, ядовито-красные поджатые губы, очки – и те не как у нормальных людей, а очень узкие. У Андрюхи по хребту мороз прошел, а бывалый Заверин поприветствовал эту женщину самым светским образом:

– Первый шаг сделан. Поздравляю. Катим дальше. Евгения Ивановна, покличьте вашего сожителя.

– Супруга, – сварливо поправила тетка.

– О как, – вежливо удивился он, – неужто уже и штамп в паспорте появился?

– Не ваше дело! Все вы с вашими условностями…

– Зовите, зовите, поживее. А ведь сейчас сам войду, наслежу вам на коврах.

Вдруг в глубине квартиры запели что-то грузинское, цветистыми переливистыми руладами, потом показался и сам певец:

– Вот совершенно незачем, я уже сам практически пришел.

Великолепный красавец, высокий, грудь колесом, сияющий, склонил причесанную голову, охваченную сеточкой:

– Олегу Владимировичу…

Заверин поприветствовал, склонив свою голову, похожую на встрепанную щетку:

– Альберту Михайловичу.

– Могу быть полезен?

– Еще как. Для начала сообщите, почему не на работе. Хвораем?

Тот с сокрушенным видом покивал:

– Еще как! Человек я южный и по этой причине ужасно метеочувствительный. Вот тут, – он указал на спину, – мигрени, здесь, – указал на голову, – люмбаго[2]. В общем, выдали больничный, вот, извольте видеть, – он зашарил по карманам своего шикарного бархатного халата, но ничего не нашел. – Ах, в другом халате.

– Об этом после потолкуем, – пообещал участковый, – а теперь о другом. Соседку давно видели?

– Вот эту? – Альберт махнул рукой куда-то вдаль, но ехидный Заверин похлопал по красному дерматину:

– Эту, эту.

Евгения немедленно полыхнула:

– Что за вопросы?! Почему вы спрашиваете? Откуда приличным людям знать такие подробности об этой… этой!

– Жанночка, стоит ли при посторонних, да культурным людям, – начал было Альберт, но она шикнула на него.

Намечалась перепалка, но Заверин предписал закончить базар и отвечать на вопрос. Альберт признал, что да, видел довольно давно:

– Только я не отслеживал. По-моему… да, в апреле. Это когда ты, Жанночка, ездила в командировку, а потом внезапно вернулась.

Та возмутилась:

– Альберт, при посторонних!

– Да, вы лучше уж после, – попросил Заверин. – Так что с датами, назовете?

Евгения, она же Жанна, нервно заявила:

– Да не помню я! И к чему это все, там и сейчас определенно кто-то есть, – она подняла артритный палец, весь в кольцах для камуфляжа, – вот-вот, сами слушайте. Бубнение постоянное за стенкой, песни и гогот. И ночи напролет, так и запишите!

– Разберемся. Попрошу выступить понятыми.

– Что, больше некого дернуть? – начала было тетка, но Заверин оборвал ее:

– Из лиц свободной профессии, которые не на работе, под руками только вы. Выполняйте гражданский долг. Сейчас мы в вашем присутствии вскроем дверь.

Евгения-Жанна ужаснулась, но уже по иному поводу:

– Ломать! Ужас! Такая замечательная дверь… то есть что случилось?

– Ничего, – успокоил Заверин, – просто приехала сестра гражданки Демидовой, а ключи позабыла. Приступайте.

Андрюха скинул тужурку, засек время и принялся за дело. Устройство оказалось непростое, но Денискин со времен пребывания в детском доме мастерски уделывал все замки, от простых крючков до сувальдных, повышенной секретности. «Пять пятнадцать, неплохо», – погордился он, но доложил официально:

– Готово.

Правда глянул на гражданку Джумайло, и стало не по себе. Девчонка стояла белым-бела, куда белей стены, и не замечала, как громко хрустит пальцами. Заверин, достав свой платок, тоже условно чистый, обернул им ручку двери, приоткрыл, прислушался. Никто не орал «Милиция!», не выбегал навстречу с руганью и вопросами – кто-то продолжал спокойно, негромко беседовать в глубине квартиры на два голоса.

Пока все толклись на лестничной клетке, участковый, безжалостно попирая ботинками бежевую толстую дорожку, прошел в коридор, заглянул в комнату. Вернувшись, прошел на кухню, по дороге сунул длинный нос в еще одну дверь – должно быть, санузел. Сообщил:

– Никого нет.

– Мне можно зайти? – тоненько спросила Наталья.

– Отчего нет?.. Руками только ничего не трогайте.

Глава 4

Заверин разрешил только девчонке, но зашли все. Лишь Денискин замешкался в коридоре, но не потому, что самый дисциплинированный, просто снимал грязные ботинки. Неловко было в них топтаться, к тому же спешить пока незачем: запахов, которые обязательно сопровождают вскрытие помещения с трупом, не ощущалось. Напротив, пахло приятно, какими-то духами и лишь едва – табаком.

И вообще, пока все было чисто и уютно. Приходило на ум старомодное, но очень подходящее слово «гнездо». Даже стены были нарядные, вроде бы красный кирпич, а надавишь пальцем (Денискин проверил) – сплошная мягкость. И полумрак, несмотря на то что день. Заверин кликнул:

– Денис… тьфу, Андрей, ты там?

Сержант вошел в комнату:

– Здесь я.

Оказалось, что бормотал и хохотал в квартире телевизор, большой «Грюндиг». Участковый обратной стороной ладони потрогал корпус, кожух, прикрывающий тыл чудо-техники. Альберт восхищался:

– Во техника, а? Сколько