Отпечаток вины - Дмитрий Одиссеев

– Ты рано, – сказала она, не отводя взгляда от огня. Её голос был спокойным, но я слышал лёгкую нотку беспокойства.

– Да, – коротко ответил я, размешивая чай. – Просто проснулся раньше обычного.

Она кивнула, закончила свои дела и поставила на стол тарелку с горячими пирогами. Её руки, казалось, двигались с уверенностью, которую я так часто видел у Петра в кузнице.

– Сегодня снова в кузницу? – спросила она, садясь напротив меня.

Я снова кивнул. Это было привычной частью моего дня. Работа с Петром давала мне чувство цели, даже если эта цель была временной. Позже, уже находясь в кузнице, я наблюдал, как Пётр ловко орудовал инструментами. Его руки – сильные, мозолистые – двигались с такой точностью, словно он был частью механизма. Кузница наполнялась звуком молота, ударяющего по раскалённому металлу, и запахом угля, который тяжело висел в воздухе.

– Присмотри за этим, – сказал он, протягивая мне заготовку. – Нужно, чтобы края были ровными. Я взял её, чувствуя тепло металла через толстые перчатки. Моя работа была простой, но она учила меня терпению. Каждый раз, когда я видел, как что-то создаётся из грубой массы, я думал о том, как преобразовать свою собственную жизнь, как найти ответы и придать смысл своему существованию. Пётр взглянул на меня, вытирая пот с лица.

– Ты стал сильнее, – сказал он. – Но я вижу, что мысли твои где-то далеко.

Я замер на секунду, не зная, как ответить. Ему не нужно было объяснять, о чём я думаю – он всё и так знал. Пётр всегда был прямолинеен в своих замечаниях, и я ценил это.

– Да, далеко, – сказал я тихо, возвращаясь к своей работе. После кузницы я пошёл к реке, моему привычному месту для размышлений. Вода была спокойной, отражая серое небо. Я сел на камень у берега, прислонился к старому дереву. Мама всегда любила сидеть здесь, когда мы приходили на пикник. Я взял мамин платок из кармана и крепко сжал его.

– Ты всё ещё думаешь о той ночи, – услышал я голос за спиной. Это был Григорий, кузнец из соседней деревни. Он часто приходил сюда, чтобы отдохнуть после работы. Его крупная фигура казалась неуклюжей, но взгляд был острым.

Я обернулся, кивнул. Он сел рядом, положив свои руки на колени.

– Понимаешь, – начал он, – жизнь порой несправедлива. Но она продолжает идти, нравится тебе это или нет. Я молчал, наблюдая за медленным течением воды. Его слова были простыми, но они напоминали мне о тех разговорах, которые я слышал от Марии и Петра.

– Ты хочешь найти того человека, – продолжил он. – Это видно. Но знай: правда может оказаться хуже, чем ты думаешь. Прошли годы, пока я стал сильнее, умнее, терпеливее. Эти беседы, работа в кузнице, книги, которые я изучал по ночам – всё это стало частью подготовки. И когда я наконец решил, что пора двигаться дальше, мой путь привёл меня в Санкт-Петербург, где началась моя жизнь детектива. Шум карет за окном смешивался с гулом людских голосов, создавая ту особую атмосферу вечера в Санкт-Петербурге, когда город ещё не спал, но начинал замедлять свой ритм. Я стоял у входа в оперный театр, сжимая пальцами жёсткую ткань плаща. Вокруг нас Дмитрием суетились богатые горожане, прибывшие на премьеру. Их смех и негромкие разговоры утопали в звуке шагов по мостовой, освещённой газовыми фонарями. Театр сиял, словно драгоценный камень: высокие колонны, покрытые золотыми узорами, и мраморные ступени излучали величие, недосягаемое для простых смертных.

– Следи за залом, – коротко бросил Дмитрий, глядя на толпу у входа. Его лицо, едва освещённое светом фонаря, выглядело напряжённым.

– Уверен, что наш человек уже внутри, – тихо ответил я, сканируя взглядом каждую фигуру в толпе. Люди входили в театр, передавая билеты помощникам, их движения были уверенными и расслабленными. Но на лицах некоторых я видел нечто иное – сдержанное беспокойство или поспешность, которые могли означать всё, что угодно. В руках у Дмитрия была небольшая записная книжка. Он делал в ней пометки время от времени, бросая короткие взгляды на лица прохожих. Я же следил молча, стараясь уловить даже мельчайшие детали. Вдали, на мостовой, послышались звонкие удары копыт – очередная карета прибыла к театру. Её пассажиры, очевидно, были высокопоставленными гостями, что вызвало новую волну шёпота среди публики.

– Ты нервничаешь, – заметил Дмитрий, не отрываясь от записей. Его голос был резким, но в нём звучала привычная нотка насмешки.

– Нервничаю, потому что знаю: сегодня что-то произойдёт, – ответил я, продолжая наблюдать. Это чувство не покидало меня с того момента, как мы получили письмо с угрозой. – Чувства хороши для поэтов. Держи голову ясной, Пётр, – бросил он, закрывая записную книжку. – Заходим. Внутри театра было ещё великолепнее. Пол из мрамора отражал свет многочисленных люстр, а запах воска и дорогого парфюма смешивался в воздухе, наполняя его почти осязаемой роскошью. Мы прошли через вестибюль, следуя за потоком людей. Лестницы, ведущие на балконы, были украшены резьбой, а стены покрыты панелями с золотыми орнаментами. Это место дышало искусством, но я не мог отделаться от ощущения, что за этой внешней красотой скрывается что-то тёмное. Мы заняли свои места в задней части зала, откуда открывался вид на сцену и аудиторию. Дмитрий расположился рядом, вытянув ноги и как будто расслабившись, хотя я знал, что он наблюдает за каждым движением вокруг.

– Тот, кто написал это письмо, не станет сидеть спокойно, – сказал я, кивая в сторону зала.

– Или станет, чтобы лучше видеть, как всё будет разворачиваться, – парировал он, чуть наклоняясь вперёд. Я внимательно смотрел на гостей. Каждый жест, каждое движение казалось мне подозрительным. Люди усаживались на свои места, рассматривали программу, перешёптывались. Человек в тёмном пальто, которого я заметил у входа, сел недалеко от сцены. Его поза была странной – он не разговаривал с соседями, его взгляд был сосредоточен на пустом пространстве перед собой.

– Вижу его, – прошептал я Дмитрию, указывая на фигуру.

Он слегка повернул голову, отметив направление моего взгляда.

– Подождём, – сказал он. – Пусть покажет себя.

Премьера началась. Оркестр заиграл первые ноты, и занавес медленно поднялся, открывая сцену, залитую светом. Актёры, облачённые в роскошные костюмы, начали свои партии, и публика с восхищением следила за каждым их движением. Но моё внимание было сосредоточено на том человеке. Его фигура оставалась неподвижной, лишь изредка его взгляд перемещался по залу. Я чувствовал, как напряжение нарастает. Время будто замедлилось, каждый звук, каждый шорох казались более громкими, чем они были на самом деле. И