Призрак Сомерсет-Парка - Майерс Б. Р.

Я засмеялась, Дружочек, оттого, что сердце мое снова преисполнилось счастьем! Я сказала ему, что у нас есть на то все права в мире, ведь мы по-настоящему друг друга любим. Теперь, когда я уверена в его чувствах, я твердо решила: он будет нашим семейным врачом. Мистер Пембертон не станет оспаривать мои доводы, поскольку считает, что старый доктор Мэйхью никуда не годен. Само лишь осознание того, что он вернется в мою жизнь, наполнило меня новыми силами.

Я не в состоянии спрятать улыбку. Он будет принимать мои роды, первым увидит личико нашего ребенка, первым положит его мне на руки. Разве возможно быть настолько счастливой?

Глава 42

За ужином я едва могла смотреть на мистера Пембертона. Вместо легкого сюртука мне то и дело чудилась залитая кровью рубашка, что была на нем в тот вечер, который описала Флора. Он расспрашивал меня о деревне, но я давала лишь короткие ответы. Я не осмелилась поведать ему историю бабули Лил.

Даже Гарри и Бромуэлл, наблюдая за нашей безжизненной беседой, озадаченно переглядывались. В конце концов я извинилась, сославшись на то, что из-за дождливой погоды мне немного нездоровится.

Мистер Пембертон поднялся.

— Я велю Джозефу съездить в деревню за доктором Барнаби.

— Мне просто требуется отдых, — возразила я. — Наверняка утром буду чувствовать себя гораздо лучше.

По виду хозяина Сомерсета было ясно, что я его не убедила.

— Какие-то сложности с сеансом? — спросил он, и я удивилась, сколь смело он высказывается в присутствии остальных.

— Вовсе нет. Доброй ночи, милорд. — Я не сомневалась, что граф и прислуга прислушивались к моим поспешно удаляющимся шагам на протяжении всего пути до моей комнаты.

Я лежала в постели, пока не удостоверилась, что все остальные улеглись спать. Казалось, слышно, как дышит сам замок. Его стены хранили секреты, но я боялась, что моя собственная тайна под угрозой.

Затянув потуже халат, я улизнула из комнаты, сунув под мышку диадему и томик «Собора Парижской Богоматери». Посреди ночи тайком шнырять по Сомерсету с украденным украшением — занятие не из приятных, но выбора не было. До спиритического сеанса оставались считаные дни — как и до моего девятнадцатого дня рождения. Чем быстрее я покончу с вызовом духов и уберусь подальше от Сомерсета и морской пучины, тем лучше. Во всем доме горела лишь одна маленькая лампа, которую я держала в руке. Я была напугана, и из-за страха тени обрели форму. Там мне мерещился залитый кровью мистер Пембертон, что вот-вот выскочит из-за тяжелых штор и пригласит меня танцевать. Здесь Уильям — от него несет вином, он обвиняюще тыкает в мою сторону пальцем. И наконец на свет появляется миссис Донован с пробитой головой и называет меня убийцей.

Я бы обрадовалась призраку, голосу — чему угодно, лишь бы избавиться от дурного предчувствия. По лестнице я прошла так тихо, как только сумела.

Я закрыла за собой дверь в библиотеку, и петли скрипнули. Казалось, я вошла в пещеру. Тяжелый воздух будто застыл, лишь мерно тикали старинные часы.

Стремянка, застрявшая на ржавых направляющих, ждала на том же месте, где я ее и оставила. Я аккуратно поднялась по ней, пока не достала до верхней полки. В пустое гнездо «Собора Парижской Богоматери» я сунула диадему, а следом вернула книгу на ее законное место, надавливая, пока та не коснулась украшения. Корешки не совсем совпадали, поэтому я чуть-чуть выдвинула еще несколько книг в том же ряду, и наконец они оказались почти вровень.

Спустившись до нижней ступеньки, я посмотрела наверх, проверяя, что вышло, и мои губы тронула улыбка.

Развернувшись к выходу, я едва не ударилась о столик, который выбрала для спиритического сеанса. В темноте промелькнуло воспоминание о том, как мы с мистером Пембертоном сидели на этих стульях лицом друг к другу. Щеки обдало теплом: я вспомнила, как он держал мои руки в своих и как я рассматривала его лицо, пока он не видел.

Я вдруг поникла. Сожаление оказалось куда сильнее, чем я ожидала. Как бы он был разочарован, если б увидел меня сейчас... Затем я снова представила себе его окровавленную рубашку: необходимо было сосредоточиться.

Лампа немного поморгала, и огонек стал слабее. Я нахмурилась — что-то в помещении выглядело иначе, но все будто бы оставалось в точности таким, как раньше. Подняв лампу, я осмотрела углы библиотеки, однако везде, казалось, царил прежний порядок. Животные были все так же мертвы. Я повернулась к камину; видно было только его полку.

Я подошла ближе, гадая, не ожил ли наконец лорд Чедвик, не пытается ли выбраться наружу, одной рукой цепляясь за раму и замахиваясь саблей, чтобы снести мою голову с плеч.

Позади скрипнула половица. Я затаила дыхание, набираясь смелости оглянуться и прекрасно понимая, что никто не придет мне на помощь, как и в случае с миссис Донован. Тот, кто выманил ее на улицу, имел доступ в спальни слуг. Доктор Барнаби говорил, что рана, оставшаяся после нападения, была необычной формы. Я ждала, боясь шевельнуться, и все мои мышцы ныли от напряжения.

Моего затылка коснулось ледяное дыхание. Я вообразила, что над моей головой уже занесли орудие для удара. Теперь или никогда... Я развернулась, приготовившись драться или пинаться — что угодно, лишь бы спастись.

Библиотека была пуста.

Сглотнув тяжелый комок в горле, я заметила, что в комнате царит непривычная тишина. Даже ветер за окном перестал. И тогда я поняла, что изменилось.

Остановились часы.

По спине пробежала дрожь. «Всем порядочным девушкам следует хорошенько запираться на ночь», — проговорила я, подражая миссис Донован. Я уже было вознамерилась уйти, но когда дошла до противоположного конца комнаты, холод будто наэлектризовался и кончики моих пальцев закололо. Дверь была широко распахнута. Я не сомневалась, что закрывала ее. С парадной лестницы донесся всхлип. Похоже на Флору.

Высказала ли она Уильяму претензии по поводу Одры? Ей больно? Забыв о своих страхах, я бросилась ее искать. Следуя на звук плача, который то затихал, то раздавался снова, я вышла к двери, ведущей в помещения для прислуги, а потом спустилась по узкой лестнице.

В кухне уже никого не было, но здесь плач звучал громче.

— Флора? — прошептала я, вглядываясь в темные углы.

— Помоги мне...

Я застыла. Этот голос не принадлежал Флоре.

— Помоги мне...

Я точно определила источник плача. В голове моей бубнил голос бабули Лил, озвучивая происходящее; я открыла кладовую и пошла в дальний ее конец. Ступеньки вели в винный погреб. Не обращая внимания на дрожавший огонек лампы, я спустилась по лестнице в холодное помещение.

Стеллажи в несколько рядов с пыльными бутылками доходили до низкого потолка. А на задней стене, за грудой ящиков, меня дожидалась узкая дверь.

Я подергала ржавую ручку. Та сначала не поддалась, а потом все же уступила, и петли громко запротестовали. Повеяло резким запахом морской воды, но было и кое-что еще — смерть. Настоящая гниль, будто разверзлась свежая могила.

Держа в одной руке лампу, а другой опираясь на стену, я неуверенно спустилась по извилистой лестнице; казалось, я иду в недра самого ада.

До меня эхом доносился шум волн, вторя стуку моего сердца. Уже в двух шагах от меня ничего не было видно. Лестница с каждым шагом становилась более скользкой. Море заявляло права на Сомерсет, подбираясь к нему снизу. Волны долгие годы разбивались о камни, а теперь наконец отрастили зубы и начали поглощать стены. В любой миг из ледяной воды могли вынырнуть склизкие усики водорослей и схватить мои ноги, утянуть в глубины, забирая себе.

Снова зашумели волны, уже куда громче, чем прежде. Поднялись щупальца тумана, намочив подол ночной сорочки. Каждый раз, делая вдох, я чувствовала, как морской воздух проникает в мои легкие, стремясь затопить меня изнутри.

Держись подальше от la mer, ma petite chérie.

Каждая частичка моей души требовала развернуться и бежать прочь, но я должна была узнать. Должна была понять, кто за всем этим стоит.