Ингрид Паркер - Расёмон – ворота смерти

— Ну? Как сегодня ваше самочувствие? — спросил Акитада. — Вы напугали меня вчера.

— Да пустяки. Я уже оправился. Обычное несварение, что и немудрено в таком возрасте. Вообще-то я зашел сказать тебе, что Сэссин объявил собрание. Надо бы пойти.

— Сэссин? — удивился Акитада.

— Да. Настоятель храма Чистой Воды и ректор университета. Он также профессор буддизма, но эту свою обязанность выполняет не слишком рьяно, поскольку предпочитает жить в своем загородном доме, который намерен превратить в храм. Именно оттуда он и приехал примерно час назад, прослышав об убийстве Оэ. Никто не сомневается, что Сэссин снова исчезнет, как только назначит на место Оэ нового человека.

— Да уж, не ахти какая преданность родному заведению, — с сарказмом заметил Акитада, поднимаясь и оправляя платье. Даже в лучшие времена он питал мало уважения к буддийскому духовенству, а только что упомянутого господина считал законченным бездельником. — Как там Оно? Вернулся? Не он ли займет место Оэ?

Хирата с сомнением покачал головой:

— Понятия не имею. Хотя Оно ждал такого случая уже давно. Думаю, только по этой причине он и сносил все оскорбления и унижения от Оэ. Но ему далеко до Оэ, и Сэссин знает это.

Они направились в буддийский храм, обсуждая по дороге, как повлияло убийство на обычный университетский распорядок. Потом Акитада сказал:

— Кстати, я недавно разговаривал с юным Минамото. Он попросил меня заняться делом об исчезновении его деда. Мальчик уверен, что принца убил Сакануоэ.

Потрясенный Хирата остановился:

— Князь Сакануоэ? Ох, Акитада, пожалуйста, не впутывайся в то, где все держится лишь на фантазии ребенка! Поговаривают, что Сакануоэ может в ближайшее время занять пост главного министра. Объявив во всеуслышание о своей солидарности с мальчиком и его обвинениями, ты подвергнешь себя огромному риску. Тебе нужно обсудить это с Сэссином.

Акитада рассмеялся:

— Говорить с монахом? Уж с кем, с кем, а с ним я стал бы советоваться в последнюю очередь.

Хирата нетерпеливо мотнул головой.

— Я знаю, какую неприязнь ты питаешь ко всему, что связано с религией, но в данном случае тебе все же следует понять, кто такой Сэссин. Он еще один сын императора Мураками и единоутробный брат принца Ёакиры. Таким образом мальчик — его внучатый племянник.

Акитада изумился. До сих пор он полагал, что у мальчика не осталось никого из родственников мужского пола.

— Садаму — внучатый племянник Сэссина?! — переспросил он, словно не веря своим ушам. — Да как же мог этот господин отвернуться от несчастных детей? Что он вообще за человек?

Хирата ускорил шаг.

— Пойдем, и скоро сам все выяснишь.

Они подошли к храму, двери которого были открыты. Кто-то выглянул наружу и помахал им. Они поспешили войти.

Акитада давно не был в этом маленьком уютном храме. Внутри он выглядел обманчиво незамысловатым — голые стены и красные лакированные колонны, подпиравшие темный деревянный свод. Украшал его только резной бордюр в виде фигурок журавлей, раскрашенных в черно-белые цвета с красными пятнышками хохолков на головах. За помостом, на котором лежала единственная подушка, обтянутая пурпурным шелком, висели на стене пять растянутых свитков с изображением буддийских божеств. Перед каждым из свитков стояли изящные, покрытые черным лаком столики с серебряной утварью для отправления ритуалов.

Зал был почти полон. Не видно было только самой августейшей персоны. Вернулись даже неуловимый Фудзивара и запропастившийся куда-то Оно.

Они поздоровались с Оно. Акитада предполагал, что того терзает горе, но бывший помощник Оэ держался бодро, весело и щеголевато. Возможно, ему уже намекнули, что он станет преемником Оэ? — подумал Акитада. Они обменялись обычными в таких случаях соболезнованиями по поводу смерти Оэ. При этом Оно не потрудился объяснить причины своего отсутствия, а задавать ему этот вопрос не имело смысла. Когда Хирата отвлекся, заговорив с кем-то из собравшихся, Акитада сказал:

— На вас свалилось столько забот. Не воспользуетесь ли вы помощью Исикавы? Кстати, я не видел его со времени поэтического состязания.

— У меня нет ни малейшего желания пользоваться его услугами, — сухо ответил Оно. — Может, китайский он и знает, но манеры его никуда не годятся, и положиться на него совершенно нельзя. Вы только представьте, куда-то исчез, не потрудившись даже оставить записку, сообщить, где он и когда вернется!

— Я не исключаю, что его мог «отловить» Кобэ, — сказал Акитада и тут же пожалел о своих словах. — Ведь вы с Исикавой были последними, кто видел Оэ живым в тот вечер, не правда ли?

Глазки Оно нервно забегали.

— Мы проводили Оэ только до дороги Мибу. Он сослался на какие-то частные дела и велел нам возвращаться обратно и проследить, чтобы состязание провели должным образом.

— Понятно. — Акитада решил копнуть глубже. — Но я не видел, чтобы кто-то из вас вернулся туда.

Оно напрягся, в глазах его вспыхнула злость.

— За Исикаву я не отвечаю и сам не обязан отчитываться перед вами. Впрочем, если вас это так интересует, то извольте. После того, что произошло, я чувствовал себя неловко, мне не хотелось появляться на людях, и я стоял за углом возле боковой лестницы. — Прищурившись, Оно добавил: — Кстати, я видел, как вы уходили. Перед началом последнего отделения.

— Прошу меня извинить. — Акитада поклонился. — Я сказал не подумав.

Оно ответил ему коротким кивком. Акитада побрел прочь, отметив, что жалкий и ничтожный еще в недавнем прошлом червь уже успел натянуть на себя драконью чешую. А может, этот Оно всегда был ядовитым змеем, лишь принимавшим облик безобидного существа?

Оглядевшись, он подошел к Нисиоке, который беседовал с Фудзиварой. А тот, казалось, порядком растерял свое возбужденное и неизменно хорошее настроение и теперь выглядел усталым и раздраженным.

Зато у Нисиоки глаза сверкали. Он был веселее, чем кто-либо из присутствовавших. Заткнув пряди волос в неаккуратный узел на макушке и почесывая подбородок, он сказал Акитаде:

— Я только что объяснял нашему другу, что ему не следует волноваться — никто не арестует его из-за убийства Оэ. Поразмыслил я хорошенько и решил — такой человек, как он, не способен на столь чудовищное убийство. Даже под влиянием аффекта он не совершил бы такого изуверского деяния, не подумав о своей безопасности.

— Ну, спасибо за такие слова, — проговорил Фудзивара. На щеке его до сих пор виднелись следы от ногтей Оэ. К тому же он почему-то так и не переоделся. Заметив на рукаве у него пятна крови, Акитада удивился — неужели у этого человека всего одно кимоно? А между тем Фудзивара продолжал: — Только вот как объяснить полицейскому капитану, что я не поссорился с Оэ еще раз в храме Конфуция и не вышел там из себя?

Нисиока покачал головой:

— Такое невозможно! Вы не стали бы привязывать его к статуе. Просто разгромили бы там в ярости что-нибудь и удрали, чтобы напиться до беспамятства.

Фудзивара усмехнулся:

— Смотрю, у меня уже сложилась определенная репутация. Ну хорошо, а кто же тогда, по-вашему, способен на такое убийство?

— По меньшей мере два человека. — Нисиока криво ухмыльнулся. — Правда, в одном случае я пока не понял, как бы он мог это сделать, не имея… — Он не договорил, потому что в зале все вдруг затихли.

Боковая дверь отворилась, и на пороге появился его преподобие. Внешность царственного монаха отнюдь не располагала к нему. Непомерно толстый, он был в черном шелковом кимоно, какое обычно носило духовенство. Золотисто-зеленая парчовая перевязь была перекинута у него через одно плечо и необъятных размеров живот. Переваливающейся походкой он взошел на помост и, громко крякнув, плюхнулся на подушку.

Все собравшиеся низко поклонились. Акитада украдкой взглянул на него, и его взору предстали круглое, как луна, лицо с крошечными, глубоко посаженными глазками под тяжелыми веками и маленький вялый рот. Сэссин бесстрастно окинул взглядом склоненные перед ним спины. Акитаде этот человек показался каким-то уж слишком оголенным. И не только за счет бритой головы. На гладком круглом лице с тройным подбородком совсем не было бровей. Мочки огромных ушей свисали почти до плеч.

Быть может, причиной тому была устойчивая неприязнь к буддийскому духовенству, но Акитада вдруг подумал, что сама идея назначения на должность ректора университета такого испорченного человека, избалованного члена императорской семьи, погрязшего в роскоши и праздности, еще одно доказательство слабости нынешнего правительства.

Жирный монах прокашлялся и тихим невыразительным голосом проговорил:

— Благодарю вас всех за то, что пришли. Пожалуйста, садитесь. — Собравшиеся зашаркали ногами и зашелестели платьями. Окинув их взглядом, Сэссин все так же негромко и вяло продолжал: — Недавние события потребовали моего присутствия здесь, и я, пользуясь случаем, намерен сделать несколько сообщений. — В зале стояла глубокая тишина, все напряженно слушали. Акитада с раздражением отметил, что лень не позволяет этому человеку даже повысить голос. А между тем тот продолжал: — Печальное событие, смерть нашего коллеги нарушила мой и ваш распорядок, однако мы должны попытаться исправить положение. Разумеется, вы продолжите занятия со студентами и окажете всяческое содействие полиции. Оно временно будет читать лекции по китайской классической литературе. Подходящего помощника для него я выберу. Как обычно, во время пребывания здесь я прочту несколько лекций о священных текстах. Кроме того, каждый день сразу после обеда я буду толковать сутру Великой Мудрости. Пожалуйста, сообщите это своим студентам. На этом все. — Сказав это, он кивнул, встал и вышел.