Жил отважный генерал - Вячеслав Павлович Белоусов

учителей и студентов. Обычно молодёжь заносчива. Они все сплошь максималисты. И Майя им под стать! Она уступать не любит.

– Капиталисты все такие!

– Да какие же они капиталисты?

– Буржуи.

– Вы шутите. Они – будущие капитаны, моряки. Вот подучит их Майя русскому языку…

– И повезут они наш русский лес к себе – мебель дорогущую делать, – хмыкнул Свердлин. – А потом нам, дуракам, продадут.

– Вы прагматик, Володя, – грустно улыбнулась Анна Константиновна, – потому что юрист. Вон, Николай Петрович тоже вечно над ней подшучивает.

– Потакает она им…

– Она безотказная. Вы правы. Идёт у них на поводу. Экскурсию просят в музей – она несётся на экскурсию с ними, неделю готовится. В картинную галерею – ведёт. Сапожниковские закрома показывать. Мы с Коленькой Кустодиева и Коровина тоже вспоминаем. Занятная она. На днях Хлебниковым мучила. Серебряный век российской поэзии! Говорят, юбилей на носу. А вчера разволновала нас очередным нонсенсом. Спектакль они решили ставить к новогоднему празднику! И не водевиль, не мелочь, а Гоголя! «Ревизора» на русском языке! Как вам это?

– Классику в массы.

– Майя для них приводной ремень. К массам.

– Это профсоюзы. От партии – в народ.

– Это Коленька так над ней подшучивает. Дразнит её «ремешком народным».

– Замучают они её, народ этот черномазый. В русском-то не бельмес.

– Что вы! Ей в радость. Она же у них тоже была.

– Как?

– За границей. Практику там проходила. Сколько впечатлений! Сколько рассказов!

– Этим неграм повезло. Дождались, дожили до демократических времён. Сбросили оковы, с пальм спрыгнули. И к нам.

– Ну, какие же это негры? Арабы.

– Одна раса. Не наша.

– Они наивные и откровенные.

– Спекулянты.

– Что?

– Валюту не предлагают?

– Что это такое?

– Ну, доллары свои.

– Кому?

– Ну, Майе…

– Что вы! Зачем?

Свердлин отвернулся к окну, помолчал, потом подошёл к женщине, заглянул ей в глаза, тронул за руку.

– Простите. Я так. Всё о своём. Работа из головы не выходит. Простите… А кофе не надо пока.

– Вы такой занятный, Володя. Вам всё куда-то надо спешить, – засуетилась она. – Майя должна быть скоро. Почитайте тут. Она тоже… Любит книги… Стихи…

– Я на гитаре побренчу. Можно? – бросил он взгляд на гитару с бантом на стенке. – Кто у вас балуется?

– Майя. Она брала уроки.

– Вот как.

– Николай Петрович просит её иногда что-нибудь. – Анна Константиновна улыбнулась. – У него слуха-то нет.

– У него зато кулак прокурорский, – сжал свою руку в кулак Свердлин и поднял вверх. – Этого достаточно.

– Кулак давно не в моде, Володя, – покачала головой она. – И в прокуратуре Николай Петрович этого не признаёт. Осуждает. Они с Майей на эти темы любители поговорить.

– Долгими зимними вечерами? – взял гитару в руки Свердлин и присел настраивать струны.

– У них без расписаний.

В дверь позвонили. Свердлин повесил гитару назад.

– Ну вот и Майя. – Анна Константиновна поспешила в прихожую.

Потом они вместе пили чай и кофе на кухне. Разговаривали в основном Анна Константиновна и дочь.

– Поговорим? – кивнул он ей, когда Анна Константиновна собралась прибирать со стола.

– Что-нибудь случилось?

– Я просто устал.

– Пойдём, – улыбнулась Майя и поцеловала мать в щёку. – Мы посплетничаем? Хорошо?

– Дела молодые, – ответила та, – я в школу позвоню, что-то мне Маргарита Денисовна давненько новостей не передавала. Посплетничаю с подружкой.

Они прошли в библиотеку, и Майя прикрыла дверь.

– Ну что с тобой? – ткнулась она к нему.

– Нет. У меня так. Своё, – махнул рукой он. – Без секретов.

– Успокойся. – Она прижалась к нему и поцеловала в ухо. – Соскучился?

– Ты знаешь, у нас в штабе, как на пороховой бочке, скучать не дают, – ответил он и отошёл к окну.

– Я вижу, что-то произошло. – Она посмотрела на него, как на своего провинившегося студента. – Но если не желаешь?…

– Я же говорю…

– Хорошо. Закроем тему.

– Закроем. – Он сел в кресло.

Она заняла его место у окна.

– Знаешь, я скоро, наверное, опять поеду со своими в Йемен.

– Капитаны баржи поведут в дальние страны?

– Корабли.

– Я понимаю.

– А у тебя что нового?

– Давай я тебе спою. – Он вскочил, сорвал гитару со стены, пробежался пальцами по струнам, начал бренчать.

– Может, всё-таки скажешь?

Не гляди назад, не гляди,

Просто имена переставь.

Спят в твоих глазах, спят дожди,

Ты не для меня их оставь…

– А мы спектакль взялись ставить. – Она подошла сзади и положила руки ему на плечи. – Будем классику играть.

– Классику? – прервав песню, покачал он головой нарочито. – Грандиозно. Анна Константиновна поделилась твоими секретами.

– Она меня опять опередила, – шутя надула губки Майя. – Ничего не скажи!

– Гоголь – это, конечно, великолепно! – воскликнул он и снова запел:

Перевесь подальше ключи,

Адрес поменяй, поменяй!

А теперь подольше молчи —

Это для меня.

– Не хочу молчать, – шаловливо напомнила она о себе. – В Йемене сейчас жара страшенная.

– Вы спектакль там играть будете?

– Издеваешься? К новогоднему празднику собираемся. Поможешь?

– Нет, – задурачился он. – У тебя там своих чернокожих помощников полно. С моей белой кожей не пробиться. Говорят, сейчас рашен не в моде.

– А Майя твоя плакать будет, – пощипала она ему плечи ноготками.

Он запел снова:

Мне-то всё равно, всё равно,

Я уговорю сам себя,

Будто всё за нас решено,

Будто всё ворует судьба.

– Ну и не надо, – оттолкнулась от него Майя и отбежала к окну. – К нам на кафедру Сергей Филаретович зачастил. Его все спрашивают, по какому поводу, а он молчит и глазки прячет.

– Меня из штаба гонят, – вдруг резко перебил её Свердлин.

– Что?

– Предложили переводом. Вызывали к шефу. Тот посоветовал заняться следствием. Благо вакансия есть в одном из городских районов.

– Разве плохо? Ты же юрист.

– Вот и он твердит – по профессии диплом отрабатывать надо.

– Ну и отлично. Не надоело мальчиком при штабе на побегушках?

– Ты серьёзно?

– А что? Ты же сам Лавкрафтом[15] бредил? Помнишь, Хэммета, Гарднера[16] мне пересказывал?

– По мне уж лучше Миллер[17], – отвернулся он.

– Что?

– Если отец позвонил бы долбаку в кадры, они сразу отвязались бы, – будто для себя проговорил он и снова запел:

Только ты не веришь в судьбу,

значит, просто выбрось ключи…

Оборвал песню и замолчал.

– Ты подумал, о чём меня просишь, Владимир? – Майя замерла у окна.

– А чего особенного? Это его ни к чему не обязывает.

– Ну знаешь!

– Я-то знаю, Маечка. Знаю. Игорушкин для моих штабистов вместо Бога.

– Да что