Жил отважный генерал - Вячеслав Павлович Белоусов

собой. То, что предстало перед его глазами, поражало.

Вместе с глухим ужасающим шумом: раскат не раскат, взрыв не взрыв? – над поверхностью реки взметнулся высокий водный столб и обрушился вниз, а на его месте образовалась огромная воронка, куда начало засасывать со страшной силой всё, что было на поверхности.

Волошин с Верзиловым вскочили разом на ноги, бросились к реке, но зрелище длилось недолго. Воронка побушевала, посвирепствовала и затихла, а на её месте забегали подгоняемые лёгким ветерком прежние гребешки волн. И никакого продолжения. Будто не было ничего.

– Что это было? – вытаращил глаза Верзилов.

– Сам не знаю.

– Но вы же видели собственными глазами? Взорвалось что-то под водой!

– Ты наговоришь! Подводная лодка получится.

– Раз воронка образовалась, значит, было куда воде деться. Вон сколько втянуло!

– Неужели действительно подземелье?

Договорить им не удалось, от неожиданности оба обернулись. Близ дубков, где им в тенёчке приятно отдыхалось, почудились движение и шум. Пень замшелый, который между деревьями в траве едва виднелся, отвалился напрочь и наружу из-под земли выполз мальчуган. Он нелепо, медвежонком задвигал было коленками, но застонал и в изнеможении ткнулся лицом в зелёную траву.

Из дневника Ковшова Д.П

Теплоход отправлялся вечером, и, хотя времени оставалось предостаточно, Володька начал допекать меня с арбузами сразу после обеда.

– Давай поедем заранее, теплоход-то у пристани с утра дожидается, попросим капитана каюту открыть и сгрузим моих «полосатых».

– А тебя Кравцов потом не турнёт с ними? Петрович что сказал?

– Ну… – затоптался криминалист, косолапо переминаясь с ноги на ногу. – Бориса Васильевича Игорушкин на теплоход за час до отплытия доставить должен. А потом… Петрович сам и велел достать арбузов. Сувенир в дорогу.

– Он сколько просил?

Шаламов пожал плечами.

– Пары штук хватит, – определился я. – А ты машину заготовил на радостях. Всему теплоходу кормиться хватит до Москвы.

– Какая машина? Первые арбузы! Я десяток еле-еле достал. К знакомому аж в Лиман ездил!

– Тебя сколько просили?

– Пусть знают наше гостеприимство!

– А если Кравцову не понравится? Будем с тобой при народе назад таскать. Петрович тогда точно взъерепенится.

– Я бы у него сам спросил, но шеф с утра за городом.

– Зайди к Тешиеву.

– И Николая Трофимовича нет.

– Это ты за Федьку отмазаться хочешь? Боишься, припомнит?

Михалыч махнул рукой.

– Забыл он про манекен твой треклятый. Не переживай. Ты о другом подумай: перегрузишь теплоход арбузами – и пойдёт он на дно. Вот тогда – да!

– Чего переживать? – Шаламов почесал затылок. – Прошлого не вернуть, как первую любовь.

– Мы с тобой, Михалыч, по одному арбузу возьмём и подкатим с шиком. Интеллигентно и красиво!

– Тебе бы зубы скалить, – загрустил криминалист.

– А остальные вон, Людмиле в УСО[11] отдай, девчонкам на десерт.

Нашу перебранку прервал заглянувший в кабинет Колосухин и рассудил мудро: арбузы везти весь десяток, а на теплоход подняться с двумя, на месте всё само собой решится.

– У начальства голова лучше варит, – съехидничал Шаламов.

– Она у них круглая, – согласился я.

* * *

Мы провожали Бориса Васильевича Кравцова. Уезжал он так же, как и приехал: «по-английски», никого не оповещая из официальных лиц, поэтому, хотя всем и было известно, никто его не провожал, кроме своих. Мы с Шаламовым, конечно, тоже не рассчитывали: физиономиями не вышли, образно говоря, но пригласил за день Игорушкин и сообщил, что прокурор республики пожелал нас увидеть. Так как на базу отдыха уже некогда, придётся подъехать на пристань.

– А по какому поводу? – вытянулось лицо у криминалиста.

– Вот чего не сказал, того не сказал.

– По делу о короне, так там всё на мази? – заволновался Шаламов. – Легата и Дантиста арестовали по нашей санкции и этапируют в город. Привезут – через неделю дело в суд пойдёт.

– Подземелье забетонировали, – добавил я. – Надо отдать должное майору Серкову, он лихо справился с нашим поручением, Николай Петрович. Может, поставим вопрос перед генералом Марасёвым о поощрении?

– На дне корона… – подосадовал Игорушкин. – Жаль. Такую драгоценность не смогли сберечь!

– Мальчишка, спасибо, спасся, – Шаламов улыбнулся. – Чудом выбраться успел.

– Вот именно, чудом. Это не наша заслуга. – Игорушкин покачал головой. – Вот где кладбище нашли себе кладоискатели столичные…

– Архиерея Илариона-то убирают из области, – вспомнил я. – Звонил мне отец Николай из епархии.

– Вот как! Не простил, значит, патриарх ему смерти посыльного… Не простил монаха Ефимия… – Игорушкин задумался. – Если так рассуждать, нас всех Борису Васильевичу гнать следует.

– А нас-то за что? – опешил Шаламов. – Дети целы. А тех, кто утоп под землёй, не жаль.

– Дело-то без убийц в суд направлять будешь? – нахмурился Игорушкин. – Ещё неизвестно, как оно там пройдёт. А главное – корону не сберегли!

– Да её и не видел никто, Николай Петрович, – вставил я тихо, – была ли она вообще?

– Была, – не согласился Шаламов. – Я литературку-то за это время почитал. Про Мнишек и её похождения с Дмитриями обоими и атаманом Заруцким теперь наизусть знаю. Венчали её с Лжедмитрием Первым. И в Троицком соборе Марина действительно укрывалась с малолетним дитём. Значит, корона была. У Костомарова[12] так прямо и написано. Я к делу выписку приложил из его исторического фолианта.

– Ну, если выписку приложил, тогда конечно. – Я не стал спорить.

– Николай Петрович, – уже у дверей, на выходе спросил Шаламов. – А нельзя на пристань жён взять? Вроде как проводить? Время-то нерабочее?

Я толкнул криминалиста – ты чего?

– А почему нельзя? Можно, – хмыкнул Игорушкин. – Даже веселей будет. Женщины, они обстановку на приёмах разбавляют.

Когда я уже совсем закрывал за собой дверь, Игорушкин меня окликнул:

– На минутку останься, Данила Павлович.

Я возвратился к столу.

– Это правда про архиепископа?

– Я не интересовался. В епархии есть отец Николай, он по административным вопросам заправляет. Позвонил по делу, которое Владимир Михайлович заканчивает. Ну спросил: кого судить будут? Где? Когда?

– А ему какой интерес?

– Вот и я. А он говорит, что спрашивает по поручению архиепископа. Того отзывают в Москву, и оттуда он уже в область не вернётся. Другое назначение получит.

– Сожрали, значит, его наши! – вырвалось у Игорушкина.

– Что?

– Так я, – безвольно отмахнулся рукой шеф и подпёр голову. – Главное, второй раз! И снова после их встречи! Васильевичу это поперёк души! Вот досада!..

– Николай Петрович?

– Ведь как сходится всё! Подумает архиерей, что преследует его Кравцов!

– Почему, Николай Петрович?

– Вот что, – поднял на меня глаза Игорушкин, как будто только узрел. – Ты о переводе-то архиепископа никому… Понял?

– А мне зачем?

* * *

Так мы с Михалычем оказались приглашёнными на теплоход не только с арбузами, но и с нашими жёнами. Татьяна,