Секретные люди - Николай Свечин

главным резидентом германской разведки в России… То есть кайзер своими руками публично дискредитировал предателя! Это как если бы Лыков-Нефедьев назначил встречу с особо ценным секретным агентом на Дворцовой площади Петербурга… Вспоминался анекдот, когда к стоящему на посту часовому подошел прохожий и начал расспрашивать, что тот караулит. И простодушный парубок ему сообщил: винтовки с патронами. Тогда любопытный зевака в шутку сказал: «А почему ты мне это выдал? Вдруг я шпион?» И часовой немедленно всадил в него пулю со словами «Ты гляди, какая сволочь!». Видимо, Бонч с Батюшиным полагали, что умственное развитие россиян было на уровне того часового.

Молодого разведчика вскоре заметил и выделил сам командарм–5 генерал от кавалерии фон Плеве. Случилось это при драматических обстоятельствах. В первых числах августа куда-то пропал германский гвардейский резервный корпус. Отличное войско, дублер знаменитой потсдамской гвардии! Где он стоит, там жди наступления. И такое важное соединение в тридцать тысяч штыков в одночасье исчезло из всех сводок.

Генерал Рузский, который быстро начинал нервничать, дал приказ отыскать гвардейцев. Агенты-ходоки направились во вражеский тыл, но почти никто из них не вернулся назад. Возвратились только двое, но оба развели руками: корпус как в воду канул. Нервность комфронта передалась его подчиненным и докатилась до подполковника Ирилиуса. Тот весь извелся и приказал Павлу послать за сторожовку всех агентов, включая неподготовленных. Спасая свою школу, штабс-капитан вызвался лично проникнуть в ближние порядки противника и обследовать их. Дмитрий Рафаилович неожиданно легко согласился. Хотя понимал, что попасть туда его подчиненный может, только надев вражеский мундир. И если его там схватят, по всем законам штабс-капитана ждет виселица.

Последняя вылазка к Фридриху Гезе многому научила разведчика. И он решил рискнуть. Из его девяти ходоков, с таким трудом подготовленных, не вернулся назад никто. А теперь начальство готово было бессмысленно погубить еще двадцать душ, лишь бы продемонстрировать наверху свою исполнительность!

Отчаянный человек подобрал себе мундир лейтенанта гвардии, а документы забрал у Вильгельма Матеуса, офицера 1-го гвардейского пулеметного батальона. Матеус попал в плен в начале Варшавско-Ивангородской операции. Его не оправляли в лагерь потому, что залечивали немцу простреленную ногу. Павел трижды беседовал с пленным пулеметчиком. Он ловко наводил его на разговоры общего характера: как прошло детство лейтенанта, как ему служилось в батальоне, кто его друзья, как обстоит дело в гвардии с денежным содержанием, быстро ли идет чинопроизводство… Все это военной тайной не являлось, и Вильгельм охотно отвечал на вопросы. Тем более его собеседник говорил по-немецки как свой в доску! Молодой, обаятельный, корректный – Лыков-Нефедьев умел залезть в душу. И узнал много полезного для реализации своей рискованной затеи.

Наконец штабс-капитан доложил подполковнику, что готов к выполнению задания. Ирилиус согласовал это с Батюшиным и Бонч-Бруевичем. А своему командующему, генералу Плеве, говорить не стал.

22 августа Павел в русской полевой форме направился в местечко Шуманы, где находился подчиненный ему переправочный пункт. Оттуда ходоки лазили к германцам в тыл. Пункт прятался в густом лесу за левым флангом 18-й пехотной дивизии. Заведующий пунктом прапорщик Ходобай являлся отличным офицером и показывал лучшие в армии результаты по агентурным заброскам.

Ходобай был в курсе готовящейся операции. Он помог начальнику переодеться в германский мундир и пошел вместе с ним в штаб 70-го Ряжского пехотного полка, который обеспечивал переход линии фронта.

После гинденбургского нажима с апреля по август боевая активность стихла. Солдатам с обеих сторон лень было рыть сплошные окопы. И в промежутках между укрепленными участками, там, где были овраги, болота и прочие неудобицы, образовались бреши. В такую брешь и сунулся смельчак. Сквозь лес до подходящей топи его провела команда пешей разведки ряжцев. На краю болота Брюшкин уселся на спину пехотинца могучего сложения, рядового Козолупова. И тот, кряхтя и шмыгая сопливым носом, перенес офицера на тот берег. Там уже было сухо. Павел поблагодарил своего носильщика:

– Ну и здоров же ты, Вася. Вернусь – с меня шкалик.

– Вы, главное, возвернитесь, – с достоинством ответил детина, переводя дух. И отправился обратно, стараясь не шуметь. А штабс-капитан, точнее, лёйтнант, пошел на запад.

Он двигался лесами, обходя ближние тылы противника, целые сутки. Разведчик устал, ему хотелось есть и спать. От голода выручал шоколад – немецкий, чтобы не вызвать подозрений. Вот со сном было плохо. Ходок прикорнул на дневке в густых зарослях шиповника. Но его разбудил проезжавший невдалеке обоз. Павел раздумывал, не сесть ли ему в фуру, но решил все-таки удалиться от фронта подальше.

Ночью идти по лесу стало невозможно, и офицер вышел на рокаду. Там его подсадила и довезла до местечка Руженицы пустая патронная двуколка. В Руженицах разведчик держал агента-наблюдателя, хозяина шинка, и чуть было не направился прямо к нему. Но вовремя остерегся. Он разбудил начальника этапного пункта, предъявил офицерскую книжку и попросил устроить на ночлег. Молодой интендант, недоучка из Берлинского университета, предложил сверстнику лечь у него в задней комнате. В результате они всю ночь проболтали. Ловко направляя беседу, ходок узнал, что в селении обнаружена и ликвидирована русская шпионская организация. Расстреляны девять человек. Командовал ими владелец пивной, поэтому сейчас выпивку достать невозможно…

Лейтенант Матеус на этих словах извлек из кармана шинели фляжку и многозначительно ею побулькал:

– Мы, пулеметчики, не лыком шиты! Но нужны рюмки.

Интендант послал керла[112] добыть закуску, два офицера выпили картофельной водки, и им стало совсем хорошо. На этап ночью никто не пришел, хлопот у начальника пункта было немного, и состоялся длинный разговор обо всем на свете. Дошло даже до споров о новой германской философии. Уже под утро пулеметчик спросил интенданта:

– У меня приятель куда-то делся, Курт Шуттинг из гвардейского резервного корпуса. Не знаешь, где они сейчас? Эта военная цензура совсем с ума сошла. Русские, говорят, в курсе всех наших дислокаций. А от своих мы скрываем.

И этапный комендант беззаботно ответил:

– Пиши в Кассель, в штаб округа. Корпус отослали туда на переформирование.

После такой ночи Брюшкин мог смело возвращаться обратно. Но он уже вошел во вкус и решил углубиться в германский тыл еще немного. Это оказалось ошибкой. На околице Ружениц лейтенанта перехватили полевые жандармы. Просмотрели документы, ничего не заподозрили, но из добрых побуждений подсадили Вильгельма Матеуса в штабную машину, едущую аж до Митавы. Исполненный благодарности офицер попросил шофера высадить его в первом же крупном населенном пункте. В итоге он удалился от фронта на шестьдесят километров! И потом долго возвращался обратно. В окрестностях Балдона гвардейцу-остэльбцу[113] пришлось даже инспектировать пулеметное отделение одного из баварских