Секретные люди - Николай Свечин

германцы начали артподготовку, которая длилась без перерыва 13 часов подряд; по русским позициям было выпущено 700 000 снарядов. После чего пехота двинулась на штурм. Несмотря на ужасающие последствия огня 210– и 305-миллиметровых орудий, русские стойко держались. Два дня врагу не удавалось прорвать наши позиции. Однако комфронта Иванов, малосведущий в вопросах стратегии, опять неправильно оценил события. Он считал атаку под Горлице отвлекающим маневром, а главный удар ждал у Черновиц. И потому не послал в 3-ю армию фронтовые резервы. А Радко-Дмитриев своих не имел. Кроме того, болгарин на русской службе, герой Балканских войн, тоже допустил грубые просчеты. Предвидя место удара, он мог бы заранее стянуть туда наиболее стойкие части и отослать в глубину тыловые учреждения. Уже после атаки, пока его передовая линия истекала кровью, но держалась, требовалось срочно готовить во втором эшелоне новые рубежи обороны. Этого сделано не было. И в конце концов – сила солому ломит – наша пехота покатилась назад. Разъезжая по дивизиям на автомобиле, болгарин потерял управление армией. Тяжелых орудий кот наплакал, к тому же они почти без снарядов (суточная норма расходов – 10 выстрелов на батарею), а со стороны германца летят свинцовые ураганы. Начался отход.

Наступление 11-й армии поддержали австро-венгры. 6-я армия эрцгерцога Иосифа-Фердинанда шла плечо к плечу с войсками Макензена, 3-я армия подсобляла с юга, а группа генерала Войрша атаковала с северо-запада. В результате наша измученная 3-я покатилась назад. За неделю боев сдали недавно захваченный Перемышль, и затем и Львов. Русские очистили всю Галицию и кое-как закрепились на рубеже Холм, Владимир-Волынский, Броды. Превосходство сил плюс ошибки русского командования сделали свое дело.

Одновременно с событиями в Галиции началось наступление из Восточной Пруссии. Ставка приняла решение вывести войска из Варшавского выступа, чем спасла их от окружения. Польша и Западная Прибалтика перешли под германский сапог. Пришлось взорвать крепость Ивангород, обошедшуюся российскому бюджету в огромную сумму.

К августу пали все наши крепости. Ковно сдалась через десять дней осады. Комендант генерал Григорьев без приказа сверху драпанул в тыл, бросив своих солдат. Врагу достались миллионы банок мясных консервов – интендантский запас всего фронта. Еще хуже вышло с Ново-Георгиевской крепостью: ее командир генерал Бобырь перебежал к противнику и оттуда дал приказ гарнизону капитулировать. Который войска – 90 000 человек – послушно исполнили… Честно и героически дрался один Осовец, но и его в конце концов захватили.

Линия фронта отодвинулась далеко к востоку. Все достижения прошлого года и успешной Карпатской операции были сведены на нет. Общество испытало сильный шок и негодовало. Весенне-летняя кампания 1915 года получила название «Великое отступление». Русская армия потеряла 1 410 000 человек убитыми и ранеными, и 976 000 попали в плен[108].

Под эту сурдинку был сменен Верховный Главнокомандующий. «Генерал-адъютант Николай»[109] отбыл в ссылку в Тифлис, и при новом главковерхе Ставка, которая переехала в Могилев, разбухла до двух тысяч дармоедов.

Был снят с должности и болгарско-русский генерал-неудачник Радко-Дмитриев. Третью армию возглавил Леш.

Штабс-капитан Лыков-Нефедьев провел эти тяжелые месяцы в составе разведывательного отдела штаба 5-й армии на должности заведующего тайной разведкой. Такая должность отсутствовала в штатном расписании штаба и появилась по требованию жизни. Армия была, как шутили в войсках, второго срока носки. Первоначальный ее состав, который успешно дрался в Галиции, передали во 2-ю армию. Пятую сформировали заново для защиты Риги от германского наступления. Там сложилась опасная ситуация. Командующему Восточным фронтом Гинденбургу велели отвлечь силы противника от Горлицкого прорыва, чтобы русские не послали туда резервы. И он так отвлек, что захватил всю Ковенскую губернию, а также почти целиком Курлядскую и Виленскую. Пали Мемель, Либава, Поневеж. С трудом германцы были остановлены на Западной Двине, перед Ригой и Двинском.

Разведывательный отдел подчинялся генерал-квартирмейстеру штарма[110], а непосредственное руководство было поручено подполковнику Ирилиусу. Дмитрий Рафаилович получил навыки разведчика еще до войны под руководством знаменитого Батюшина. И по старой привычке при любом затруднении телефонировал шефу и спрашивал его мнение…

Николай Степанович Батюшин десять лет прослужил в должности старшего адъютанта штаба Варшавского военного округа, руководил всей агентурной разведкой, курировал контрразведку и считался выдающимся специалистом в этих областях. Причем не только в России, но и у противников – Германии и Австро-Венгрии. С началом войны полковник возглавил разведотдел штаба Северо-Западного фронта. Своих подчиненных он расставил по штабам армий и теперь умело руководил всей секретной службой. Над ним стоял генерал-квартирмейстер штафронта генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич. Родной брат известного большевика, приятеля Ульянова-Ленина, он делал успешную карьеру, будучи любимцем самого комфронта Рузского.

Штабс-капитан Павел Лыков-Нефедьев знал всех этих офицеров еще по мирной жизни. Того же Батюшина он впервые встретил на квартире у Таубе сразу после Русско-японской войны. А военное время трудное: надел лямку – и тащи, не жалуйся…

Разведотдел штарма–5 насчитывал более тридцати офицеров и военных чиновников. Ирилиусу подчинялись два помощника. Один, Генерального штаба капитан Сухов, выполнял главную работу. Он курировал переводчиков, вел окончательный опрос пленных, составлял сводки донесений, регистрировал сведения о вражеских укреплениях, проверял беглецов из германского плена, изучал трофейную переписку. Второй помощник, капитан Михеев, был по инженерной части. Он руководил топографами, а также готовил схемы вражеских фортификаций на основе съемок неприятельских позиций (в основном по данным авиаразведки).

Имелись также два офицера для поручений. Первый, ротмистр Соболев, пришел из ОКЖ[111] и занимался контрразведкой. Второй, поручик Карпека, руководил отделением связи, включая ее секретные каналы. Имелся и делопроизводитель, коллежский асессор Васильев, заведующий канцелярией и комендантской командой.

Павлука замыкал собой начальственный состав разведотделения. По должности заведующего тайной разведкой ему подчинялись войсковые приемные пункты (имелись в каждой дивизии), школа разведчиков и особенная канцелярия с собственной денежной отчетностью. Докладывал он непосредственно Ирилиусу. После митавских боев, когда высокий уровень его подготовки стал для всех очевидным, подполковник стал брать штабс-капитана на доклады к Батюшину и Бонч-Бруевичу.

Лыков-Нефедьев не любил такие поездки. Ведь эти двое были главными застрельщиками «дела Мясоедова». И главными дознавателями. По итогам их усилий тот был казнен. В войсках ходили разговоры, что военно-полевой суд, изучив предъявленные улики, отказался признать полковника Мясоедова предателем, засчитав в вину только мародерство. Бонч с Батюшиным бросились искать правды у великого князя-главковерха. И тот приказал: «Все равно повесить!» Надо было на кого-то свалить вину за неудачи на фронте…

Особенно возмущали Павла как профессионала доказательства вины Мясоедова, предъявленные обществу. В частности, оказалось, что император Вильгельм, приезжая на охоту в свое приграничное имение, приглашал Мясоедова, тогда начальника жандармского пункта на станции Вержболово, к себе пострелять дичь. Человека, объявленного в прессе