Ловцы черных душ. Дело летающего ведуна - Роман Валериевич Волков

тюремном крыле царил хаос. Бородатых и лохматых учеников мордовского колдуна выстроили в коридоре, и теперь жандармы пытались с помощью пинков и зуботычин распределить их по камерам. Конвойный тем временем вывел из допросной комнаты невзрачного мужичка со ссадиной на виске, в котором Муромцев немедленно признал давнишнего Коляху. Инстинкт сыщика сработал немедленно, Муромцев весь обратился во внимание, чтобы разглядеть, не попытается ли кто-то из сообщников передать Коляхе тайный знак или как-то еще выдаст свою причастность. Этого нельзя было пропустить.

Вот он проходит мимо них… Безо всякой реакции, равнодушно подталкиваемый конвоиром, просто прошел прочь в свою камеру. Муромцев вглядывался в лица арестантов, но напрасно, никто из них и бровью не повел. Даже Шанюшкин, даже рыжий Алеха Плитин, который хорошо знал Коляху, выпивал с ним, описал его привычки и расценки на товар, даже он проводил задержанного пустым взглядом, не выказав к знакомцу никакого интереса. Странно, очень странно. Нужно немедленно прояснить это. Он схватил одного из конвойных за рукав и решительно потребовал:

– Плитина в допросную, срочно! Да вот этого с рыжей бородой!

Конвойный только пожал плечами и отправился выполнять. За эти несколько дней все в полицейском управлении уже привыкли к странному господину из столицы, который бесконечно командовал и что-то требовал, видимо являясь большим начальником. Так что уже через несколько минут Муромцев и Алеха Плитин второй раз за сутки сидели один напротив другого в допросной комнате.

– Я попросил, чтобы конвойный отвел тебя к камере, где сидит задержанный сегодня человек. Ты посмотрел на него через глазок в двери, но сказал, что не узнаешь его, верно? – мрачно заметил Муромцев крутя на столе замызганный в край рисунок.

– Верно, – понуро согласился Алеха. Он беспрестанно чесался и тер глаза от усталости, всем видом показывая, что все, чего он хочет, – это чтобы его оставили в покое.

– Но это же был тот самый Коляха, про которого ты мне рассказывал, как же ты мог его не узнать?

Муромцев едва сдержался, чтобы не стукнуть по столу кулаком.

– Ну… Похож, спору нету, да точно не он. Наши рожи мордовские-то все как из одного корыта, все мы похожи, коли так приглядеться. Тот моложе был, и без бороды, и взгляд у него был как у психического. А этот спокойный и с бородой.

– Так бороду отрастить – дело нехитрое, – начал примирительно объяснять сыщик. – Что, если он ее специально отрастил, чтобы всех запутать? Давай я его приведу сюда и ты получше посмотришь? А?

– Да нет такой нужды, барин, – обиделся Алеха. – Нешто я не разберу, где один человек, а где другой?! Этот старый, морщинистый, седой весь, а тот гладкий был, ненамного меня старше, годов за тридцать ему было.

Муромцев почувствовал, как на виске противно забилась жилка.

– А ты точно не путаешь, мил человек? Как же так! Ведь этого же тоже Коляхой зовут!

– Ну барин, вы даете!.. – искренне удивился крестьянин. – Неужто же вы думаете, что на всю Россию живет только один Коляха, тот, который мой знакомец? Не он это. Вот крестное знамение, не он, хоть и сто раз похож.

Отпустив Алеху, Муромцев привалился к облупившейся стене допросной и закурил папиросу. Каким-то образом он сел в глубокую лужу, настолько глубокую, что выбраться не представлялось возможным. Протокол допроса подозреваемого Коляхи существует, и отменить его нельзя, полицмейстер вместе с шефом жандармов, имея на руках подробное признание, костьми лягут, но не позволят отнять у них долгожданную награду. Да мужик и сам, похоже, не собирается отрекаться от сказанного. Ему нужно немедленно обсудить это со своей группой.

Глава 21

К тому времени, как в «Золотом петушке» появились Лилия Ансельм и отец Глеб, Муромцев уже успел поесть впервые за прошедшие сутки, выпить несколько стаканов чаю и задремать с папиросой, потухшей в пальцах. Лилия бережно потрясла его за плечо, и сыщик, вздрогнув, открыл покрасневшие от недосыпа глаза.

– Роман Мирославович, что с вами, на вас словно лица нет, и я чувствую очень тяжелые энергетические эманации вокруг вас, скажите же, что случилось?

Лилия с тревогой оглядывала пространство вокруг головы Муромцева, словно пытаясь разглядеть там причины душевного разлада, произошедшего с сыщиком. Отец Глеб тем не менее с надеждой обратился к нему:

– Ну скажите же, Роман Мирославович, ведь убийца действительно пойман? Те слухи, что мы узнали от сопровождавших нас жандармов, правдивы?

– Убийца задержан, – подтвердил Муромцев, обшаривая карманы в поисках спичек. – И даже, вы не поверите, во всем сознался. Сразу и с изложением всех подробностей. Любой полицейский будет рад такому преступнику. Никаких хлопот, бери да отправляй на каторгу. Одна только неприятность: свидетели его не опознали. Ни один. Даже те, которые неплохо знали его лично. Ох, я даже не знаю…

Муромцев спрятал лицо в ладони и принялся растирать его, пытаясь вернуть бодрость измотанному организму. Товарищи смотрели на него в напряженном молчании, не зная, чем помочь. Наконец отец Глеб осторожно спросил:

– И что же вы собираетесь делать?

– Да черт же его знает! – в сердцах воскликнул сыщик и сразу же осекся. – То есть простите меня, отец Глеб. Я уже совершенно ничего не понимаю в этом деле и думаю, что, может быть, стоит сделать приятность здешнему полицмейстеру и махнуть рукой на все это безумие, отправить всю эту проклятую ораву колдунов скопом под суд, закрыть дело и сосредоточиться на спасении Барабанова, которому сейчас куда как не сладко.

– Но, Роман Мирославович, если в вашем сердце есть сомнение и вы действительно считаете, что осужден может быть невиновный, то как же мы можем опускать теперь руки? Нестора нам удастся спасти, в этом у меня нет сомнений. Я уж не знаю, кто там в знакомцах у этого Валуа, но сильно сомневаюсь, что он часто ходит на отчет лично к министру. Не получится его вызволить немедленно и здесь – все равно, раньше, чем его отправят на каторгу, мы доберемся до столицы и замолвим словечко. Да и Нестор сам наверняка был бы против, чтобы ради его спасения пострадал невиновный, а истинный негодяй ушел бы от наказания.

– Да, вы правы, безусловно, все это так, но я, право, действительно не имею понятия, с чего начать.

Он сжал руками голову, готовую, как казалось, разорваться от внезапного приступа острой мигрени. Лилия села рядом с сыщиком и положила прохладную ладонь ему на лоб.

– Роман Мирославович, расскажите нам всю историю с начала. Может быть, вы упускаете что-нибудь? Бедняга, вы так устали…

– Колдун, старый колдун на допросе