Ловцы черных душ. Дело летающего ведуна - Роман Валериевич Волков

передал его шефу жандармов, с которым почти не расставался последние несколько дней. Совместно пережитые трудности, а главное, перспектива получения награды и высоконачальственной похвалы сплотили их, заставив забыть обо всех предыдущих распрях, и теперь они решили действовать сообща до конца этого расследования.

Кудашкин взял рисунок и внимательно сличил его с внешностью пожилого мужичка, смиренно сидевшего на стуле в допросной. Мужичок был крепко сбитым мордвином, лет пятидесяти с небольшим, с короткой, тронутой сединой бородкой. Выглядел он почти благообразно, портила картину только обширная ссадина на правом виске, полученная при падении из телеги.

– Похож, подлец, прям вылитый! – уверенно покачал головой жандарм. – Только с бородой. Наверное, он, негодяй, когда к колдуну этому на курсы или в деревню за ягодой ездил, тогда нарочно бороду брил, чтобы сбить с толку следствие.

Полицмейстер снова завладел рисунком и шлепнул его на стол перед задержанным.

– Ты зачем рожу брил, подлец?! – прикрикнул он на пожилого мужичка своим привычным грозным тоном. – Хотел следствие с толку сбить?

– Так точно, ваше высокоблагородие, – покорно кивнул головой мужик. – Хотел.

– Ишь, морда хитрая! А на кой черт тебе портфель спонадобился? Ассигнации носить? Списки поставщиков?

– Вся правда ваша, господин полицейский начальник, ассигнации да списки мои по ягоде и варенью. Я бы показал, да портфель этот нынче дома остался.

– Так ты, выходит, грамотный? – недобро прищурился Сарайкин.

– А как же? – вздохнул мужик. – В торговом деле без грамоты никак, враз по миру пустят.

– Та-а-ак… – протянул полицмейстер, как будто бы только что получил важную отягощающую улику. – Стало быть, ты грамотность свою использовал, чтобы найти рецепт колдовского зелья, чтобы летать научиться?

– Как есть для этого, – с готовностью согласился обвиняемый.

– А на какого же беса тебе, друг мой ситный, летать понадобилось? – Голос Сарайкина приобрел задушевно-угрожающую интонацию учителя гимназии, спрашивающего с нерадивого ученика невыученный урок. – Неужто так дорого жиду за лошаденку платить приходилось? Что, хотел в поселок за ягодами сам по небу летать?

– Ну, ваше высокоблагородие, от вас ничего не утаишь… – развел руками мужичок. – По воздуху оно, понятное дело, сподручнее будет. А то этот мироед, тьфу, племя иудино, совсем со свету меня сжить хотел. Вы видали эту клячу? Дохлятина натуральная! А он и продавать нам ее не хочет, цену ломит, только каждый месяц плату все повышает и повышает. Спасу нет. А летать оно куда как дешевле…

Его речь прервал грубый хохот полицейских, находящихся в допросной. Даже полицмейстер и шеф жандармов не выдержали такой дремучей наивной глупости и смеялись вместе со всеми. Наконец Сарайкин отсмеялся, протер лысину под фуражкой платком и спросил с неожиданной серьезностью:

– Да нешто ты, дурья башка, и вправду поверил, что человек может преодолеть земное притяжение и сам летать над землей?

– Да как же тут не поверить? – нисколько не обидевшись, ответил арестованный. – Старуха-колдунья ясно говорила, что еще дед ее летать умел, а она через него мудрость получила. Стало быть, может человек полететь.

– И что же ты, действительно скупал костянику у деревенских, поливал волшебной водой, а потом кровью? – внезапно посерьезнев, спросил полицмейстер.

– Истинная правда, так оно и было, – торопливо закивал он.

– А как же ты, скотина, чиновников наших убивал? Куда тела подевал? Неужто топил в болоте?

– А кровь ты в корчагу сливал и прятал промеж варенья, чтобы для колдовства употреблять? – вмешался, не выдержав, шеф жандармов. – Так?

– От вас ничего не утаить. Истинная правда.

Мужик удивился начальственной прозорливости и уважительно оттопырил губу.

– Так рассказывай, скотина, как душегубствовал? Точно в подробностях давай! – заорал, потеряв терпение, полицмейстер.

Арестованный в полном спокойствии поднял глаза к далекому темному потолку, почесал бороду и неожиданно складно и подробно рассказал о том, как загодя приходил в присутствие, прятался в заранее разведанном месте, чаще подсобном помещении или архиве, позже, под вечер, когда контора начинала пустеть, выбирался из укрытия и бесшумно проникал в кабинет, перерезал горло удивленному чиновнику, собирал необходимую ему кровь в корчагу, после чего переваривал тело через подоконник, где снаружи была привязана смирная кляча, запряженная в тележку. А дальше недлинная дорога до леса, где знакома каждая кочка. Там уже не спеша можно было отделить от трупа необходимые органы, а остаток сбросить в болото. Все, дело сделано!

Полицмейстер и шеф жандармов стояли в немой сцене с отвалившимися челюстями, шокированные хладнокровием и невозмутимостью, с которыми был преподнесен этот ужасный отчет. Некоторое время в допросной царила тишина, после чего полицмейстер спросил осипшим голосом:

– И это все для твоих колдовских обрядов? Уши, языки, глаза, руки, те, что ты раскладывал по языческим склепам, все это было нужно для колдовства и только?

– Истинно так, ваше высокоблагородие, для колдовских обрядов исключительно и ни для чего более.

Мужичок сидел за допросным столом, кроткий и смиренный, выжидательно поглядывая на начальство. Полицмейстер вздохнул, отчасти с облегчением, положил листы с записями допроса перед ним и произнес примирительным тоном:

– Видать, не такой уж ты и дурак. Имя свое сможешь написать? Хорошо. Тогда подписывай протокол. Может, желаешь папироску выкурить?

– Рад бы, – отвечал мужик, выводя свое имя на листе протокола, – да мы к курению совсем не склонные. Вот ежели чайку…

– Принесите ему чаю! – приказал полицмейстер, торопливо собирая листы протокола. – Ну вот и все. Признание подписано, все, что нужно, чтобы ты, дубина, все это перечитал да на суде еще раз все рассказал, как полагается. Ну ничего, ты грамотный, сдюжишь. Эй, конвойный!

* * *

Муромцев наотрез отказался ехать в гостиницу. После задержания его с трудом уговорили не участвовать в допросе и поспать в кабинете полицмейстера хотя бы час-другой, пока шли следственные действия. Теперь, перечитывая протокол допроса, он понял, что это была ошибка. Коляху допрашивали с явными нарушениями, это бросалось в глаза. Но, с другой стороны, благодаря напору местной жандармерии и полиции, дело похоже и вправду можно было закрывать. А силы теперь лучше потратить на вызволение Барабанова, который не просто попался в сети охранки, но и подверг риску всех остальных ловцов. Но… Сыщик чувствовал, что душа у него не на месте. Что-то было не так.

– Покажите мне еще раз подозреваемого, – обратился он к Сарайкину, откладывая в сторону протокол.

– Убийцу? – уточнил полицмейстер. – Да пожалуйста. Его сейчас в одиночку поведут. Такой кавардак, я вам скажу, Роман Мирославович, мест в камерах не хватает совершенно, пришлось даже часть задержанных на конюшне запереть, из тех, кто не буйный и полиции не сопротивлялся, естественно. А остальных гоняем туда-сюда, как гусей на выпасе…

Но Муромцев, не дослушав, уже спешил в направлении тюремного крыла.

А в