Золотая тень Кадыкчана - Ирина Ивановна Беседина

Лёва. Здесь ничего не изменилось. Но за могилой кто-то ухаживает.

Я присел на колени, погладил бугорок.

– Здравствуй, Лиза. Я пришёл попрощаться и попросить у тебя прощения.

Сердцем я чувствовал, что она близко. Ласковый ветерок прошёл по моему лицу, по губам, коснулся век. Ветер зашумел в кустах. Я воспринял его за знак привета. Молча сидели мы с Лёвой у каменного надгробья и, казалось, видели грустную улыбку Лизы. Я встал на колени, склонился, дотронулся щекой до бугорка, мысленно попрощался с ней. Встал, взял рюкзак и отошёл с ним подальше. Там, вдали, мы с Лёвой надели на плечи рюкзаки и отправились в путь. Долго мы шли молча.

– Когда Ульвелькот столкнул тебя в водопад, Лиза застрелила его из винтовки. Она была совершенно не из этого мира. Келена привезла её без сознания. Когда очнулась, сказала, что ты жив. Ей привиделся Армагиргын и сказал, что ты жив. Мы пошли тебя искать. Я же не верил. Упасть с этой высоты и сохранить жизнь просто невероятно. Тебя могло унести в море. Но по счастливой случайности твоё тело зацепилось за какую-то коряжину, и рыбак тебя выловил, притащил домой. Тогда я поверил, что она шаманка. Ты был жив, только без сознания. И сейчас я уверен, что она позвала тебя. Ветер в кустах так шелестел, как будто шёпот от Лизиной могилы.

– Мне тоже так показалось. Я не простил бы себе, если бы мы не зашли к ней, моему прекрасному цветку тундры. Это ты впервые её так назвал. Позднее я её так воспринимал, так о ней всегда думал.

Этот день мы посвятили Лизе. Я вспоминал, как она помогала мне, как нашла на берегу и сказала, что только я могу быть её мужем. Такая юная и такая мудрая девочка. Я вспомнил, как очнулся после падения в водопад. Очевидно, меня спасла глубокая яма, которую пробила вода в скале, на которую падала. Если бы я упал чуть-чуть правее или левее, я разбил бы голову о камни. Меня вынесло, потому что вода с рёвом устремлялась вперёд. А дальше по равнине текла уже тихая, умиротворённая. И хорошо, что рыбак сделал длинную запруду, за которую я зацепился.

– Когда я очнулся, первое, что я увидел, были Лизины глаза. В них было столько по-человечески материнского, глубокого, что я растворился в них. Моя душа была принята в её бережные, нежные объятия. Я надеюсь, ты меня понимаешь, Лёва?

– Мы сидели рядом. И я видел и чувствовал, как она всё это переживает и воспринимает, – ответил Лев.

– А потом она сказала мне, что ждёт ребёнка. Я не мог обидеть её недовольством. Она просто стала мне очень родной. Если бы она была жива, я бы её не оставил. Сейчас эта боль стёрлась. Но от памяти никуда не уйдешь.

* * *

– Послушай, Михаил, раз уж мы посетили Лизу, давай посетим то место, где мы нашли тогда тебя и оставили Келену, – сказал мне Лёва. – Это, наверное, кажется нелепостью. Но я хотел бы убедиться, что она жива и счастлива. Сейчас издалека я понимаю её. Она хотела семью. Если они живут на том же месте, у неё есть дети, а значит, всё правильно. Мы не будем их тревожить, не будем заходить в гости. Просто понаблюдаем и уйдём.

– Хорошо, я согласен. Веди.

Мы вновь пошли к водопаду, спустились вниз по старым, скользким, местами обвалившимся ступеням. Затем пошли вдоль реки. Часа через четыре увидали запруду. От неё свернули к сопкам. Подошли к месту, где когда-то стоял домик чукчи. Он был разрушен. Остатки плавника, старый опалённый очаг напоминали о живших когда-то здесь людях.

– Ушли. Видно, одиноко жилось им здесь, – сказал, вздохнув, Лёва.

– Я думаю, Келена заставила его вернуться к людям. Да и детей, если они родились, надо учить. Пойдём, Лев, хватит воспоминаний. Перед нами начало новой жизни.

– Ты прав.

В этот день мы шли по тундре до изнеможения. Шли молча. Я старался не думать о прошлом. Лев, я думаю, тоже. Мы устроились на ночлег далеко от того места.

Впереди был проблемный путь с рюкзаками на материк. Это было сложнее и опасней, чем отыскать наше золото на Чукотке. Здесь наши рюкзаки не будут проверять. А вот на самолёте или пароходе не проскользнешь. Мы двинулись в обратный путь, но еще не решили, в каком направлении двигаться. Надо было выбрать направление.

– Лев, если ты готовился к этому походу, изучал возможности возвращения, значит, сейчас у тебя есть по этому поводу свои соображения, – сказал я.

– У нас две возможности возвращения на материк: обычная, через Магадан, морем до Владивостока, а там поездом; более короткая, но менее известная – через Северный морской путь. Во время войны использовался в основном он. Через Охотское и Японское моря нельзя было спокойно ходить. Японцы нападали на наши суда.

– И ты планируешь ехать пассажиром? Это чистый бред. И на самолёте, и на пароходе твой багаж будет досмотрен и арестован. Арестован будет не только багаж, мы будем арестованы. Это золото не стоит того.

– У нас только один путь – устроиться матросами на судно, идущее в любую сторону. Нужно самое короткое расстояние до порта, имеющего железнодорожную связь. И лучше, чтобы это судно было грузовое, – сказал Лёва.

– Тогда оценим с этой точки зрения порты, имеющиеся на Чукотке. На дальние расстояния суда выходят из Анадыря, Певека и Провидения. Но прежде чем они оттуда выйдут, они должны туда прийти и привезти грузы из Магадана, Владивостока, Петропавловска-Камчатского. Надо ждать открытия портов, навигации. Льды должны освободить причалы. Это июль месяц, не раньше. Сейчас апрель. Ждать надо два месяца, а может быть, и больше. Ты согласен ждать?

– А куда деваться? Устроимся в порту на работу. За это время всё разведаем, – ответил Лев.

– Так куда мы пойдём?

– Певек – это самый перспективный сейчас порт. Там мягче климат. Хотя, если южак задует, несдобровать. Кроме того, там, в Чаунском районе, сейчас прииски открыли, золота много нашли, олово, ртуть. Поэтому порт отстраивают. Ну а в Дальстрое так уж повелось: где строительство, там лагеря. Зэков понагнали.

– Нет, я не хочу работать рядом с зэками. Нагляделся. Знаю. Душа содрогается вспоминать, – возразил я.

– Тогда Анадырь. Но это далековато добираться. Никто не может гарантировать, что в Анадыре нет зэков.

– Тогда порт Проведения. В его границах береговая полоса Уэлена и Лаврентия. А из Уэлена можно опять самолётом или вертолётом до Берелёха долететь. А в Лаврентия и Проведения лучше не заходить. Там воинские части понагнали. Тыгрыгын говорил, хулиганят ребята. Чукчей обижают, женщин насилуют. Разбежались чукчи от них по тундре. И вообще сейчас чукчи сильно обижены. Нам как-то надо избежать встречи и с военными, и с чукчами, и с лагерной охраной. В общем, идём той же дорогой, которой сюда шли, в Уэлен идём. Ждём транспорт на Берелёх.

Лёва с недоумением посмотрел на меня.