Кроваво-красные бисквиты - Лев Брусилов



Глава 22

Сорокопутовский исправник

Исправник жил в доме возле уездного полицейского управления. Дом и здание полиции были выстроены в том провинциальном стиле, которому как ни старались, так и не смогли придумать название. Стиль этот отличается, во-первых, простотой, можно даже сказать, что неказистостью. Во-вторых, поскольку в уездных городах, и это каждый знает, всегда наблюдается нехватка денег, – экономичностью.

Так вот, в одном их таких домов проживал сорокопутовский исправник Померанцев Никита Станиславович. Человек крутого, деспотичного нрава, любящий порядок во всем, даже в том, в чем порядка изначально быть не может или не должно. Ну скажите на милость, какой порядок может быть в стае бродячих собак? Никакого! Вот! А Никита Станиславович требовал. Нижние чины несколько раз пробовали установить этот порядок, но тщетно, только ноги себе посбивали да насмешили обывателей. Кому-то эти распоряжения могут показаться глупостью, да что там глупостью, дуростью в чистом виде! Однако у Померанцева был резон: когда в городе ничего не происходит, нет ни преступников, ни злодеев, нижние полицейские чины начинают от безделья прокисать. Нет, Никита Станиславович не был дураком! Он, конечно же, использовал подчиненных в личных целях: в доме, на приусадебном участке, в своем большом саду, везде. Но, бывает, наступает такое время, когда все, что можно посадить, уже посажено, все сорняки прополоты, все грядки вскопаны, дрова на зиму наколоты, дорожки выметены, а заборы покрашены… До сбора же урожая еще очень далеко. Тогда-то и появляются приказы навести порядок в стаях бродячих собак, чтобы бегали они по Сорокопуту не как придется, а колонной по две или по три. Вот тут-то и начинается суетная беготня, с виду бесполезная, но если вдуматься да всмотреться в нее, то весьма нужная. Все при деле. Среди полицейских даже азарт появлялся.

В дом к этому человеку и направились Фома Фомич и его помощник Кочкин. Вел их Семен Канашкин, а чтобы его новым знакомым было нескучно, рассказывал про исправника всякие забавности. Однако чем ближе они подходили к дому начальника уездной полиции, тем тише и доверительнее становился голос Семена.

Исправник, мужчина лет сорока с лишком, низкорослый, но широкий в плечах, одетый по-домашнему в домотканые штаны и полотняную рубаху с вышивкой, встретил наших сыщиков довольно радушно. Предложил пройти в дом и усадил в горнице за круглый стол с самоваром, вокруг которого стояли пустые чайные стаканы и было навалено всякой снеди. Складывалось такое впечатление, что исправник ждал прихода гостей. Однако это было не так. У Никиты Станиславовича всегда был накрыт стол, об этом сыщики узнали от Канашкина, который довел их до дома, а сам, чтобы не попадаться начальству на глаза, куда-то делся.

– Слушаю вас! – громко сказал Померанцев, после того как его нечаянные гости назвали себя и уселись возле стола.

– Нет, уважаемый Никита Станиславович, это мы вас слушаем…

– Не понимаю… – Широкое, с дубленой кожей и глазками-бусинками лицо исправника затвердело. Брови сползли к переносице и там соединились.

– Как же? Полицейский агент Канашкин, посланный следить за нами, мы с ним имели беседу и сделали вывод – если вы посылаете агента за кем-то следить, значит, вы хотите что-то узнать. Поэтому я и говорю, что слушаем вас… – объяснил непонимающему исправнику Фома Фомич.

– Да нет, господа, вы не подумайте чего плохого! – лицо Померанцева оттаяло, и он даже вздохнул с облегчением. – Просто я узнаю, что в городе появилась парочка людей, которые будто бы приехали из Татаяра и ведут себя странно…

– Что вы имеете в виду, когда говорите «ведут себя странно»? – спросил исправника фон Шпинне.

– Ну вот приехали, а ко мне почему-то не зашли! – сказал Померанцев, примеряясь взглядом то к начальнику сыскной, то к Кочкину.

– Да мы ведь только вчера приехали и, заметьте, поздно вечером, пока устроились на ночлег, а вот сегодня навестили вас…

– Но прежде вы зашли в гостиницу Мамыкиных, потом прогулялись на кладбище, где, если я не ошибаюсь, имели разговор с кладбищенским сторожем…

Исправник показал большую осведомленность о перемещениях сыщиков по Сорокопуту. И поскольку уже им знакомый Канашкин физически не мог доложить об этом, становилось ясно, что за ними еще кто-то следил. Фома Фомич понял – Померанцев не так прост, как это может показаться на первый взгляд, да и где она, простота среди полиции? Канашкин ни словом не обмолвился, а ведь наверняка знал, что кроме него за ними еще кто-то следит… Похвально!

Однако на деле все обстояло совсем не так. Никто, кроме Канашкина, за сыщиками не ходил. Откуда же тогда исправник узнал о визите сыщиков в гостиницу Мамыкиных и на кладбище, а главное, об их беседе с кладбищенским сторожем? Мы скажем больше: исправник знал и о чем была эта беседа. Нет никакого ясновидения. Сорокопутовский исправник не страдал болезнью видеть на расстоянии. Просто дело в уездном городе было поставлено таким образом, что некоторые жители Сорокопута, а именно: владельцы гостиниц, дворники, железнодорожные служащие, сторожа и прочие люди, от которых может зависеть порядок, являлись еще и добровольными помощниками уездной полиции.

– Все, что вы говорите, уважаемый Никита Станиславович, это чистейшая правда, но это можно легко объяснить. Все наши визиты были сделаны по пути к вам. Мы, с вашего позволения, решили поступить рационально…

– Да нет, господа, я говорю вам это не в упрек, а чтобы объяснить свои действия. Согласитесь, если бы вы находились на моем месте, то поступили так же, а может быть, и еще осмотрительнее. Город наш, как вы изволите видеть, небольшой, особых достопримечательностей в нем нет, люди живут тоже простые, без затей каких. И вот всегда, по крайней мере у меня, возникает вопрос: а для чего, по каким таким надобностям кто-то сюда приезжает, какой в том прок? Зачем этот человек или люди, – Померанцев перевел взгляд с одного сыщика на другого, – вместо того, чтобы поехать в действительно заслуживающее их приезда место, едут в Сорокопут? А это, опять же на мой взгляд, подозрительно. Вот и стараемся мы присматривать за всеми приезжими, вы тоже не явились исключением.

Сказав все это, сорокопутовский исправник вопросительно уставился на своих гостей, как бы говоря: «Нет, это все-таки мне придется вас слушать!»

Фома Фомич с этим согласился и рассказал Померанцеву все ту же историю с наследством.

– Может быть, вы что-то знаете про это? – в конце своего рассказа спросил он у исправника.

– Нет-нет! – отрицательно замотал головой тот. – Я человек в Сорокопуте новый. Ну, не то чтобы совсем новый, назначен сюда