Роскошная изнанка - Валерий Георгиевич Шарапов

бачке унитаза, на лаковых поверхностях.

– И даже целлофан на пульте, представьте, новый, ни следов пальцев, – сообщил капитан. – Товарищ лейтенант, не стройте из начальства дурачка.

– Не стану, – пообещал участковый.

– То-то. Не глупее вас, все понимают, что в квартире был кто-то посторонний, человек грамотный, не желающий оставлять следов. И теория, и опыт свидетельствуют о том, что это преступное поведение, имеющее непосредственное отношение к факту исчезновения гражданки… а между прочим, товарищ сержант, а где же сестра пропавшей?

Андрюха, который до того простодушно слушал, открыв рот, смешался, но Заверин поспешил ответить на него:

– Не нашел он девушку, товарищ капитан.

– Как? И она пропала? Однако. – Яковлев скривился, потер лоб. – Ну а в райотделе какие-то сведения есть?

Заверин снова опередил:

– В райотделе милиции сигналов о происшествиях, в которых бы фигурировали жертвы со сходными показателями, не зафиксировано.

От такой нахальной лжи Андрюха открыл рот, но тотчас закрыл. До него дошло, что лжи-то никакой нет: «А ведь и в самом деле – в райотдел сигнала и не поступало, труп на железнодорожной насыпи, стало быть, линейное отделение отвечает. Вот бес, а?»

Яковлев все-таки нашел, чем попрекнуть:

– Бог знает что ты городишь. Ну какими еще показателями?

– Антропологическими, – не моргнув уточнил Олег, – пол, возраст, комплекция.

– Это еще про меня говорят: «ужом вьется», где уж мне, – сказал капитан, как бы в сторону, но потом отметил: – Что ж, это, конечно, не особо удачно, ее заявление было бы оптимальным поводом.

«И только-то», – Андрюха понял, что никого в этом помещении всерьез не волновала судьба внезапно пропавшей Натальи. Даже вот Яковлев озаботился не тем, что потерялась и сестра Маргариты, а тем, чем заменить заявление родственницы.

Денискин же, переночевав с этой бедой, теперь еще и заразился всеобщим спокойствием и уже чуть ли не с юморком думал о том, что все трын-трава, девицы просто так не пропадают.

Капитан между тем сообщил:

– Вот что, товарищи. На Шокальского, двадцать три, прозвучало кое-что интересное… кстати, товарищ Заверин, от ваших подопечных.

Участковый чуть настороженно спросил, от кого.

– От соседки Демидовых, Доброгорской.

– Жанны Иоанновны?

– Евгении Ивановны. И ее… кто он ей, племянник?

– Да.

– Ох, Заверин… хорошо, пусть пока так, родственные чувства – святое. В общем, и Доброгорская, и Галкин утверждают, что между Демидовой и Демидовым были конфликты.

– Вы имеете в виду какую Демидову – бывшую? – спросил Андрюха.

– Настоящую. Самую актуальную, – уточнил Яковлев, – в этой связи отправляйтесь туда, отберите у них показания уже под протокол. Под про-то-кол, это понятно, товарищ лейтенант?

– Кристально.

– И пусть вы сами все на свете знаете, но прошу особо: не припирать к стенке, а именно разговорить. Надо, чтобы прозвучало максимально информации – в том числе и об образе жизни Демидовой, понимаете?

– Так точно. Разрешите спросить: они ли были понятыми в этот раз?

– Нет, конечно.

– Очень хорошо, – порадовался участковый.

– Ну что тут хорошего – не ведаю. Но в любом случае имеется стойкое подозрение, что знают они куда больше, чем сказали мне. Причины уж сами додумайте, Олег Владимирович.

– Обязательно.

– Вот и хорошо. Выполняйте, жду докладов. А за рапорты – отдельное и большое спасибо. – Яковлев, чуть отставив от глаз бумаги, еще раз полюбовался на написанное.

– Эх, если бы товарищ лейтенант сам бы так писал, как вас заставил, – цены бы ему не было.

– А то нет, – ухмыльнулся Заверин, надевая фуражку. – Разрешите выполнять?

– Разрешаю.

Глава 24

Перед тем, как отправиться к дому двадцать три, Заверин предложил заскочить в магазин при хлебозаводе и купил единственный оставшийся там свежий торт, весь в таких розочках, что Андрюха чуть не захлебнулся слюной.

Когда они уже подошли к дому двадцать три, Олег притормозил и устроил еще одну летучку, куда более оперативную.

– Значит, так. Я иду сейчас к этим Галкиным-Доброгорским, выясню, что они недоговорили.

– А они могут?

– Могут, еще как. А ты, как и с самого начала рвался, шуруй по этажам, и вот что, – Заверин поднял глаза, осмотрел фасад, что-то прикинул, – пройди по всем этажам, исключая Маргары – там я сам. И особое внимание удели квартирам семнадцать, двадцать три и тридцать.

– Хорошо. А почему?

– Окна выходят на въезд во двор, и в числе проживающих – старушенции, не носящие очков, – пояснил Заверин, – зайдешь, поздороваешься и поинтересуешься – не въезжали ли числа девятнадцатого сюда во двор какие-либо машины. В особенности милицейские или такси.

– Сделаю. А зачем?

На этот вопрос Заверин решил не отвечать:

– Вот если выяснишь, то объясню, сейчас нет смысла. Все, выполнять.

…В обители гражданки Доброгорской участкового встретили неоднозначно. Открыла сама ответственная квартиросъемщица, вышла на лестничную клетку и тотчас закрыла за собой дверь.

– Что вам теперь-то нужно? Если снова насчет проживания или прописки…

Он, выставив тортик, возразил:

– Нет и нет. Мне нужны прежде всего вы, Жанночка Ивановна.

Впалые щеки, мятые, как бумага, залил слабенький румянчик:

– Я не собираюсь с вами разговаривать… наедине.

– Я ничего не имею против того, чтобы посидеть по-соседски, втроем. Альберт Михайлович, я надеюсь, дома?

– Да. И имейте в виду, мы уже подали заявление в загс.

– Просто сказочно. Позвольте мне первым вас поздравить, – он сердечно пожал суховатую, но все еще красивую ручку, – как лицу, способствовавшему вашему семейному счастью…

– Это каким же образом?

– Ну а как же? Все эти визиты тайком, с пугливой оглядкой, с ожиданием, что вот-вот заявится участковый, начнет тревожить по пошлым поводам… ах?

– Фигляр.

– Возможно. Но такой красавец, как Альберт, вполне мог найти себе для ночевки более доступный вариант, но нет! Он не отступил. Стало быть, я помог вам убедиться в крепости его чувств. Так – не так?

Женщина, которая все это время слушала, кривя губы – ненакрашенные, вопреки обыкновению, наконец отошла, отворила дверь:

– Заходите, кузнец моего счастья.

Альберт Михайлович встретил гостя, как и положено, – как родного, даже обнялись.

– Правильно говорят, что настоящий участковый – это друг семьи, добрый и чуткий.

– Поздравляю. Оно, конечно, подрывают нашу с тобой легенду о ваших родственных отношениях…

– Оставьте уже! – рассердилась было невеста, но Заверин окончил мысль вполне радужно:

– …Но раз в загсе приняли заявление – стало быть, все законно. Я, как участковый, не имею никакого права лезть в семейные отношения, если они не выходят за рамки закона. А то приходит одна… да вы ее знаете, Жанночка, Самойлова из девятнадцатого дома.

– Еще бы не знать.

– Да, и представьте, является с жалобой, говорит: месяц у нас с мужем… ну ничего. Я ей: гражданочка, чем я-то могу помочь, я