Цветок мертвецов - Ольга Михайлова

сети Златотелого Архата, дзёдзюцу мало. Это всё равно, что влюбиться в Будду. Она считала его бессердечным. Нет-нет, Митико никогда не влюбилась бы в принца Наримаро.

— А что она думала про Отому Кунихару?

— Она была дружна с его дочерью Кенико, но отец подруги казался ей пожилым человеком.

Тодо задумался. Что же, хватит гадать. Пора было действовать.

Итак, Абэ Кадзураги, Инаба Ацунари, Минамото Удзиёси и Юки Ацуёси. И архивариус Отома Кунихару. Но архивариус, почти старик, возможно, мог посещать найси, видевшую в числе своих любовников свидетельство своей неотразимости, однако едва ли он сумел бы пленить молодую девушку вроде Ванако, или прельстить неуклюжую Митико. В любом случае, следовало нанести визит каждому, не исключая и архивариуса.

Тодо поднялся и повернулся к Наримаро.

— Делать нечего, нужно срочно допросить всех. Идёмте.

— Думаю, вам надо пойти с Окой и Хатакэямой, — сказал Наримаро. — В моём присутствии никто из них не будет откровенен.

— Нет, только вы сможете понять, лгут они или говорят правду. Также вы сумеете сказать, естественны они или скованны, — возразил Тодо. — При этом буду честен, их слова мне совершенно безразличны. Мне не нужны их показания.

— Что? — голоса Наримаро и Цунэко слились в один. — Как это не нужны?

— Мне не о чем у них спрашивать, — пояснил Тодо. — Все они скажут, что не убивали фрейлин, все будут уверять, что оставаясь в Госё, не занимались ничем, кроме своих непосредственных обязанностей, и никто не признается, что вообще видел Кусанаги-но цуруги. Да я и спросить-то о священном мече не смогу. Убийце я этим ничего нового не открою, а вот остальные поймут, что императорские святыни были осквернены кровью. А это именно то, что господину Оке нужно во что бы то ни стало скрыть. Но всё остальное — тоже неважно.

Наримаро очумело пялился на нового родственника.

Тодо, заметив этот взгляд, развёл руками.

— Я никогда не ставлю на допросы, — пояснил он. — Сейчас я хочу просто посмотреть на них: на лица, одежду, манеру держаться. И в этом смысле мне надо, чтобы допрос провёл кто-то другой. Хатакэяма вполне подойдёт. Всё, что нужно, это спросить, в каких отношениях каждый из них находился с Харуко. И важно то, что при этом каждый окажется в неловком положении, вынужден будет изворачиваться. Или предпочтёт не изворачиваться? Это тоже немало скажет о нём. И ваше присутствие, Фудзивара-сама, человека, им ненавистного, просто необходимо. Оно ещё больше выбьет их из колеи. Пока же надо сходить за их письмами к найси.

— Они заперты в моих покоях, — откликнулся принц. — Взять письма всех?

— Да, несколько. Если кто-то отопрётся от знакомства с ней, — предъявим их.

Наримаро ушёл.

— А я, значит, сиди и смотри в окно, — пробормотала Цунэко, с досадой сжимая рукоять катаны. Чувствовалось, что необходимость ждать результатов следствия в павильоне за бамбуковой шторой ей совсем не по нраву.

— Я сегодня поймаю убийцу и всё тебе подробно расскажу, — пообещал Тодо.

— Почему бы не устроить допрос прямо здесь, на месте преступления? — закинула удочку Цунэко.

— Потому что, как сказал Хатакэяма, «это не торгаши из Тису».

Цунэко бросила на него обеспокоенный взгляд.

— А ты и вправду уверен, что поглядев на них, всё поймёшь, Корё?

Тодо понял, что «Корё» станет отныне его семейным прозвищем. Но, в общем-то, ничего против этого не имел.

— Человек невинный и виноватый редко выглядят одинаково, — сказал он, — но логика может подвести. Я надеюсь учуять смысл убийства, точнее, осмыслить, что движет убийцей.

— А пока ты никого конкретно не подозреваешь?

Тодо улыбнулся.

— Подозреваю. Более того, я уже нашёл убийцу. Ещё вчера.

— Но как? — удивилась Цунэко.

— Ничего сложного. Надо просто слушать.

Тодо не лгал. В каждом преступлении всегда своя мелодия. Часто визгливая, пронзительная, завистливая. Иногда — тягучая, липкая, жадная. Иногда — чувственная, похотливая. Иногда — горделивая, высокая, надрывная. Но тут звенел лисий напев: изощрённый, кривляющийся, наглый.

Значит, надо поймать лису.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ОХОТА НА ЛИСИЦУ

ЧАС ЗМЕИ. Время с девяти до одиннадцати утра

На допрос в итоге отправились четверо. Тодо сопровождали Наримаро и Хатакэяма. Последний взял с собой Могами Ясухидэ, императорского распорядителя из ведомства церемоний, который, как уверили Тодо, знал при дворце всех и каждого. Тодо не возражал.

Императорский дворец был расположен в огромном саду, окружённом длинной стеной. Основной постройкой был Сисиндэн, где в торжественной обстановке возводили на престол императоров. Подобно буддийским храмам, здание имело высокую крышу с плавными очертаниями, вогнутую на китайский манер. Фасад был обращён на юг, к входу вела большая пологая лестница.

Внутри Дворца в гладких отполированных досках, покрывающих пол, отражались массивные круглые столбы, тщательно выровненные и отполированные. Пройдя по галерее, Тодо и сопровождавшие его попали в покои дворцовых церемоний.

Абэ Кадзураги, начальника дворцового арсенала, они встретили на смене караула. В пути Ясухидэ рассказал о Кадзураги, что тот ревностен, старается выполнить любое обязательство, и очень огорчается при неудаче. В прошлом году его обошли чином — он пил неделю. Любил начальник дворцового арсенала и ловить влюблённо-восхищённые взгляды женщин. Впрочем, кто не любит?

Абэ оказался невысоким, но хорошо сложенным. У него были приятные мягкие губы, окружённые аккуратно постриженными усами и бородкой. Живые глаза смотрели настороженно. В тёмной официальной одежде, с мечом на поясе, Кадзураги выглядел весьма достойно. Тодо заметил, что Абэ бросил на принца Наримаро мрачный взгляд и отвернулся. На скуле Наримаро дёрнулся мускул, рука непроизвольно сжала рукоять катаны.

И принц, и Кадзураги казались напряжёнными и основательно разозлёнными.

К допросу Абэ отнёсся с пониманием: было ясно, что он уже знал о смерти фрейлины и ждал вопросов. Держался настороженно, но был вежлив и, кажется, ничего не скрывал. На вопрос об убитой фрейлине Кадзураги ответил, что бывал у неё, но не убивал. Не за что было. Писал ли ей письма? Ну, так он — человек воспитанный, как же иначе? Пришёл утром от красотки — пошли письмо. Принято так в хорошем обществе. Не ревновал ли он Харуко к какому-нибудь сопернику? На это Абэ ответил, что ревновал бы к сопернику — с соперником и разобрался бы. А женщин убивать — не мужское это дело. К тому же чувств особых к убитой он не питал.

Тодо немного удивился: он не узнал в этом осторожном, спокойном человеке того неуравновешенного фанфарона, способного полезть в драку возле нужника, которого описал Наримаро. Но когда Абэ Кадзураги был собой? Тогда или сейчас? Допрос ведь, что и говорить, неподходящее время для свободы помыслов и поступков. Но, выходит,