Ядовитое кино - Валерий Георгиевич Шарапов

* * *

Судорожно вспоминая занятия по организации наблюдения и ведению слежки за подозреваемыми, которым их обучали в школе милиции, Игорек заранее высматривал возможные укрытия для себя и преследуемого. Черноусов шел быстро, временами Игорьку даже приходилось бежать за ним трусцой.

Когда они оказались на набережной, Черноусов сбавил ход и впервые обернулся, к счастью, Игорек в этот момент успел нырнуть в кусты. После этого Черноусов ускорил шаг, Игорек двинулся следом.

Вскоре Черноусов остановился у телефонной будки. Тут он снова огляделся по сторонам, но Игорек опять успел скрыться за зарослями сирени. Он тяжело дышал и кусал губы. О том, чтобы подслушать разговор, не было и речи. Между ними было никак не меньше сотни шагов, а подойти ближе следопыт не решился.

Черноусов проговорил по телефону не больше минуты, вышел из будки и продолжил свой путь в сторону кремля. Теперь Черноусов не спешил, оглядывался чаще, хотя на этот раз он выглядел более уверенным. Подойдя к мосту, он облюбовал лавочку, сел и выкурил трубку. Потом встал, миновал мост, прошелся вдоль аллеи и направился в сторону кремля.

Игорек все это время наблюдал за актером. Когда Илья Матвеевич двинулся к кремлю, Игорек сделал несколько глубоких вдохов, вышел из своего укрытия и продолжил преследование.

Часть пятая

Дефекторы

Глава первая

За несколько дней до описанных событий…

Старший лейтенант госбезопасности Юра Ткаченко был старым приятелем Зверева. Они вместе раскрыли несколько громких дел и определенно имели взаимную симпатию друг к другу. Когда Зверев самым бессовестным образом конфисковал у Лени Мокришина странные «спички» с этикеткой «Наркомлес ГЛАВСПИЧКПРОМ», он тут же позвонил старлею из госбезопасности и предложил срочно встретиться.

– У тебя всегда все срочно, – проворчал Ткаченко. Однако Зверев знал, что недовольство его старого приятеля по большей части напускное.

– Жду тебя в Летнем парке на лавочке у фонтана. Постарайся не задерживаться.

– Это как-то связано с тем, что тебя отстранили от расследования убийства Качинского?

– Так уже в курсе? – не без досады процедил Зверев.

– Быть в курсе всех громкий происшествий в нашей области, если ты забыл, – моя работа!

– Ой-ой-ой!..

– Подожди, не выступай! Ты мне, конечно, друг, но я сразу предупреждаю, что если ты хочешь, чтобы я по своей линии надавил на Корнева, для того чтобы тот вернул тебе дело, знай – я не стану этого делать!

– А чего так? – в голосе Зверева прозвучала скрытая досада.

– Потому что я слишком хорошо тебя знаю! Я уже навел справки: этот Андреев – серьезная фигура, так что я вполне понимаю Корнева. Твой начальник не желает наживать себе забот. Кроме того, этим самым он и тебе оказывает услугу…

– Нужны мне его услуги! – огрызнулся Зверев.

– Ты слишком горяч и можешь наворотить такого…

– Чего?

– Говорю же, ты слишком горяч, и в этом твоя беда!

– Да пошел ты!

– Хорошо! Так я пойду?

– Куда?

Ткаченко рассмеялся.

– Если я тебя правильно понял, наша срочная встреча отменяется?

Зверев матюгнулся.

– Нет! Ничего не отменяется! Я не собирался просить тебя хлопотать за меня перед Корневым! Дело совсем не в этом.

– А в чем? Я тебя слушаю.

Зверев что-то буркнул в сторону и продолжал:

– В ходе расследования дела Качинского и трех его коллег вскрылось кое-что, что наверняка тебя заинтересует. Корнев пока об этом не знает.

– Так-так! Узнаю своего друга Пашку! Неужели речь идет о диверсии или шпионаже?

Теперь уже Зверев рассмеялся, и этот смех можно было назвать злорадным.

– В самую точку, Юрик! Именно о шпионаже! И именно поэтому я тебе позвонил!

– Что? – Ткаченко тут же посерьезнел, но Зверев уже повесил трубку.

* * *

Прошло чуть больше получаса. Жара немного спала.

Зверев отошел от фонтана, подошел к квасной бочке и занял очередь. Его соседи нервничали, обмахивались газетами и пыхтели, как паровозная топка. Грузная потная продавщица налила ему большую кружку, Зверев отсыпал ей мелочь, отошел в сторону и сделал пару глотков. Квас был теплым и отдавал жжеными корками. Зверев выругался, выплеснул содержимое кружки в кусты и вернул «квасной» тетке тару.

– Спасибо! – поблагодарил Зверев и двинулся к фонтану.

– Привет, – послышалось за спиной.

Зверев обернулся и увидел Ткаченко. Они пожали руки. Майор неспешно достал «Герцеговину Флор» и уставился на хорошенькую блондинку в ситцевом сиреневом сарафане, проходящую мимо.

Ткаченко проворчал:

– Вообще-то ты меня от дел оторвал! Долго будешь мурыжить? Говори, зачем звал.

Зверев чиркнул зажигалкой и, затянувшись, выпустил вверх струю дыма.

– Ну? – Ткаченко явно испытывал нетерпение.

– У меня для тебя очередной подарочек. – Зверев снова затянулся и вручил приятелю фальшивый спичечный коробок, изъятый из лаборатории псковской милиции. Взяв в руки «подарочек», Ткаченко на мгновение застыл.

– Где ты это взял?

– Нашел возле трупа директора картины Головина! Его сбросили с лестницы, и он свернул себе шею.

Зверев вкратце рассказал, как нашел тело Головина в сарае, как там же нашел кисет актера Черноусова и как забрал его из лаборатории.

– Кто такой этот твой Черноусов?

Зверев пожал плечами:

– Черноусов Илья Матвеевич – актер! Довольно неприятный тип. Является одним из главных подозреваемых в убийстве Головина! Не исключено, что смерть Качинского, Быкова и Жилиной – тоже его рук дело. – Зверев постучал пальцем по «спичечному» коробку, который Ткаченко держал в руках. – У меня пока все, теперь очередь за тобой! Ну, что это за игрушка?

Ткаченко пригладил волосы и огляделся:

– Эта «игрушка» называется «камера-Х», или «Eastman matchbox[6]». Данная фотокамера способна сделать тридцать четыре кадра. Она была разработана специально для западных спецслужб.

Зверев хмыкнул:

– Выходит, не зря я тебе позвонил?

– Вне всякого сомнения! Похоже, тут и в самом деле наклевывается серьезное дело. Да уж, Пашка, умеешь ты добиваться своего.

– Ты о чем?

– О том, о чем мы говорили. После того, что ты мне принес, я сам буду просить Корнева вернуть тебя к этому делу, только теперь уже в рамках нового – нашего общего расследования.

* * *

Попрощавшись с Ткаченко, Зверев прошелся по парку, съел мороженое, которое в отличие от кваса было вполне съедобным, и двинулся вдоль тисовой аллеи в сторону набережной. Решив, что сегодня он сделал немало, Павел Васильевич собирался устроить себе легкий «перекур», точнее