Имеющий уши, да услышит - Татьяна Юрьевна Степанова

Они оба были во фраках, Гедимин сам управлял вороной лошадью. В пролетке Клер сумела разглядеть даже пышные букеты цветов и коробки. Пролетка промчалась далеко мимо и свернула в сторону ново-огаревского бора. Скрылась из виду.

– Унесла нелегкая их куда-то, – констатировал Комаровский с досадой. – Как некстати с визитами они отправились по соседям, когда нам надобны оказались. Мадемуазель Клер, но мы не станем отказываться от наших планов, правда? Давайте последуем за ними.

– Но как же, Евграфф Федоттчч? – удивилась Клер. – Они едут в гости – возможно, к людям, которые вам незнакомы, а мне тем более и… нет, это невозможно!

– Для меня невозможного нет. – Евграф Комаровский глянул на нее. – Нам с вами необходимо двигаться дальше в нашем расследовании. Так какая разница, где я допрошу… то есть переговорю с вашими молодыми соседями – дома или в гостях у кого-то из здешних помещиков? Правда, отца мы их не увидим, ну да ладно, в другой раз. Вольдемар, трогай, – велел он, переходя с английского на русский. – Здесь, насколько я помню топографию места, всего одна дорога, не ошибемся.

Денщик Вольдемар обернулся, кивнул и, глянув на притихшую Клер, вновь расплылся в улыбке.

Клер подумала, что никто другой, кроме командира Корпуса внутренней стражи и бывшего личного генерал-адъютанта царя, не мог позволить себе нагрянуть к незнакомым людям так дерзко – словно снег на голову, не нарушая всех приличий и условностей света. А генерал может. И кажется… он даже слегка сейчас бравирует перед ней своим могуществом. Мужчины – страшные хвастуны. Они, как дети, любят хвалиться и… Вот и Горди… Байрон – он порой был точно таким, когда хвастался ей…

Нет, не надо сейчас все это вспоминать. Это все, как русские говорят, поросло быльем… сорной травой.

Они ехали через вековой тенистый ново-огаревский бор, потом миновали деревеньку Кольчугино – дорога вилась в полях, где среди спелой ржи цвели васильки, затем снова свернула в лес и привела их к границе поместья, скрытого этим лесом, обозначенного двумя гранитными обелисками в начале подъездной аллеи.

Миновали аллею, и сразу открылся восхитительный вид на белый с колоннами помещичий дом, зеленую лужайку с клумбами, беседки в парке. У крыльца стояла пролетка Черветинских. А самих братьев Клер увидела на лужайке – кроме них там были две пожилые женщины – одна смуглая в черном платье и кружевной накидке-мантилье, а вторая по виду типичная гувернантка-француженка с лорнетом.

Еще там была девочка в светлом летнем платье цвета топленого молока с обилием кружев, подпоясанном розовым атласным кушаком. И вид этого ребенка поразил Клер.

Братья Черветинские узнали графа Комаровского и Клер. Они сразу поспешили навстречу, когда экипаж Комаровского остановился у подъезда поместья. Братья были в летних фраках для визитов. Гедимин в синем, который удивительно ловко сидел на его великолепной фигуре и шел к его темным волосам и сине-серым глазам. Клер подумала, что такого, как Гедимин, редко встретишь – красота и изящество сочетались с высоким ростом и силой. Она мысленно сравнила его с Комаровским – они одного роста, но граф с его мускулатурой, широкими плечами и торсом массивен, как скала, а Гедимин иногда даже кажется худым и хрупким, но это обманчивое впечатление.

Его старший брат Павел, о котором Клер слышала, что он герой войны 1812 года, шестнадцатилетним мальчиком сбежал из дома в гусарский полк и затем воевал в партизанском отряде знаменитого полковника Фигнера, за что и получил награду от самого фельдмаршала Кутузова и широкую славу, был облачен в коричневый фрак и нанковые белые брюки в обтяжку. В руке он держал цилиндр. Ростом ниже Гедимина и плотнее – крепко сбитый, почти квадратный молодой человек. Русоволосый с зелеными глазами, он внешне очень мало походил на брата-красавца, потому что…

Клер вспомнила, как в первую их встречу с Павлом Черветинским на музыкальном вечере в Иславском она старалась, чтобы тот не заметил, как ее первоначально поразил и шокировал его внешний вид. Потому что Павел Черветинский страдал жестокой формой псориаза, именуемой русскими «кожной коростой». Ужасные белесые бляшки покрывали кисти его рук, а также шею под подбородком, часть щек возле ушей – на месте псориаза не росли даже бакенбарды.

Но это было не заразно. Он сам сразу всем об этом говорил, чтобы пресечь расспросы и недомолвки. Тогда на музыкальном вечере Клер заставила себя его недуг не замечать, потому что так внешне Павел Черветинский был даже симпатичен. А когда говорил или широко, по-мальчишески улыбался, то вообще располагал к себе.

– Добрый день, граф, – приветствовал он Комаровского. – Мадемуазель, рад вас видеть. – Его французский был безупречен.

– Прошу прощения за вторжение, – мужественным жандармским баритоном ответил Евграф Комаровский. – Обстоятельства заставили последовать за вами сюда, господа. У нас неотложное дело. Это чье поместье? Представьте нас, пожалуйста, хозяевам.

– Синьорита Кастро – испанская гувернантка, а это мадемуазель Саркози – французская гувернантка. – Павел Черветинский повел Комаровского и Клер к пожилым дамам – судя по всему, закоренелым старым девам. – Ну а это мадемуазель Лолита. Она вернулась весной сюда, к себе домой, из Швейцарии, где воспитывалась в пансионе католического монастыря.

Девочка в платье, пышном от кружев, сделала реверанс, как только он назвал ее имя. Клер рассматривала ее – лет примерно двенадцати, очень худенькая, анемичная, с черными, как смоль, волосами и темными глазами. Треугольное личико ее было сильно набелено, а на щеках рдели румяна. Клер подумала – странно, что гувернантки разрешают ей косметику в столь раннем возрасте. Ее ручки были как спички, и их смуглая кожа контрастировала с набеленным личиком. В пене кружев платья и панталон этот ребенок со странным нерусским именем словно терялся. Как фарфоровая кукла, на которую надели новый, не подходящий ей по размеру и статусу наряд.

– Лолита Флорес Кончита Диана Кошелева – нареченная невеста моего брата Гедимина, – объявил Павел Черветинский.

– Мадемуазель Лолита, рад познакомиться с вами, я имел честь знать вашего покойного батюшку гофмейстера двора Кошелева. – Евграф Комаровский галантно поклонился Лолите. – Он был известный дипломат и вместе с графом Резановым и генералом Милорадовичем в молодости служил со мной в Измайловском лейб-гвардии ее величества полку.

– Добрый день, приятная погода. – Лолита произнесла это тоненьким голоском по-французски и глянула на Клер. – Здравствуйте, мадемуазель, как поживаете? Как ваше здоровье?

«Словно механическая кукла с заводом и набором заученных фраз», – пронеслось в голове Клер…

Павел представил их. Глянул на Гедимина, и тот, подав руку маленькой Лолите, повел ее к столу под липами, где был накрыт чай, а на многочисленных стульях вокруг стола