Стальная память - Евгений Евгеньевич Сухов

еще не поздно вдвоем начать работать, – заметил Шматов после недолгой паузы.

– Ладно, поглядим, как пойдет, – отозвался Жорка Долгих. – А покуда тебе надо на дно залечь.

– Залечь не залечь, а жить где-то надо… – буркнул Шматов. – Ночевать хотя бы. Только вот завязывать я не собираюсь.

– Значит, за цацками в следующий раз вместе потопаем, – весело посмотрел на однокашника Жора Долгих. – А хату я тебе найду!

Глава 13

Что западло, а что не очень

Иногда в минуту меланхолии к Бабаеву в голову приходили разные мысли…

А может, хватит мстить советской власти? Достаточно уже им напортил! Сполна отыгрался. А потом все равно уже не свалить такую махину, как Советский Союз. Может, пришло время завести семью, пусть под старость, но зажить спокойно, без желания где-либо и что-нибудь испортить? Может быть, стоит забыть про свое княжеское происхождение, про утрату родового имения и смириться, удовлетворившись тем, что имеешь? У других ведь и того меньше… Взять, к примеру, Тамару. Однажды, во время своего посещения веселого дома, когда на него нашли подобные мысли, он спросил ее, не собирается ли она замуж.

– Пока что нет, а дальше – это уж как получится, – немного удивленно посмотрела на Бабаева Тамара. – А за кого замуж-то? Не за тебя ли? – расплылась она в улыбке.

– А хотя бы и за меня, – буркнул Бабаев, уже немного злясь на самого себя. – Чем не партия? Что, старый я для тебя?

– Да нет, не в этом дело, – внимательно посмотрела на Всеволода Леонидовича Тамара, собрав на красивом лбу две морщинки. – Да и какой ты старый? Ты еще – ого-го! Конечно, если бы ты взял да и женился бы на мне… я бы тебе такой женой была бы… – она немного помолчала, похоже, подбирая нужные слова, – пылинки бы с тебя сдувала! Все бы сделала, чтобы ты никогда не пожалел о своем выборе. – Тамара снова помолчала, потом с печальным видом качнула головой: – Только вот не возьмешь ты меня в жены, Сева. Никогда…

Тамара была права. Не для него спокойная размеренная семейная жизнь. Если уж не сложилось поначалу, так чего же менять ее сейчас, когда жизнь движется к закату? Подобные размышления посещали его не часто и уходили столь же спешно, как и наведывались. Жить становилось легче. Пусть все останется так, как есть.

А вообще, если уж вредить советской власти, так по-крупному! Чего же размениваться на баржи, застрявшие на мелководье? От таких дел больше неприятностей, чем проку. А план у него был. Можно было без особых хлопот ограбить продуктовый склад Средневолжского противотуберкулезного госпиталя.

* * *

Малину на Калугиной горе подсказал ему один сведущий человек, из его новых приятелей, с которым Бабаев сошелся совсем недавно. А вот видишь – успел завоевать доверие. Всеволод Леонидович вообще располагал к доверию: вид имел солидный, взор открытый, речь убедительную. И дело было вовсе не в возрасте, а в том, что внутри у него был крепкий стержень, который ощущался в первые же минуты общения.

– Там всякие воры собираются. От чиграшей[33] и шибшал[34] до шниферов[35], громщиков[36] и мокрушников[37], – пояснил сведущий человек. – Так что клиента[38] ты для себя точно подберешь…

Калугина гора был известный в городе поселок, попавший в черту города совместным постановлением ЦИКа и совнаркома республики осенью тысяча девятьсот двадцать четвертого года. Однако в действительности для этого поселка мало что изменилось: как был запущенной властями окраиной, так таковым и оставался по сей день.

Еще с царских времен здесь, на изрезанной пойменными оврагами возвышенности, в окружении болотистых низин, месте гиблом и для житья не шибко пригодном, селились люди из тех, кто не прижились по разным причинам в городе или были в нем не сильно желанны. Ютились там в большинстве приезжие, что не собирались выставлять свою жизнь напоказ, а, напротив, хотели по возможности поглубже скрыть ее от посторонних глаз.

До революции полиция редко наведывалась на Калугину гору, а посторонний прохожий, забредя сюда каким-то образом, скажем, находясь в подпитии или в поисках приключений, мог обратно и не вернуться. Не совала сюда нос и милиция, если не проводились какие-нибудь облавы, которые, впрочем, были редки.

Дома стояли поодаль, отгороженные друг от друга глубокими оврагами, большими огородами, а то и просто пустопорожними местами, заросшими лебедой да крапивой едва ли не в человеческий рост. Так что чужому глазу углядеть, что творилось в этих домах, было крайне затруднительно. А уж проехать по осени c одного конца поселка в другой, равно как и дойти, чтобы не завязнуть в мочажине по колено, было попросту невозможно.

Ежели порой кого спрашивали, «откуда он», и слышали в ответ, что «с Калуги», то благоразумно старались с ним никаких дел не иметь. Иначе облапошит, оберет до нитки, а то и вовсе ограбит.

Словом, Калугина гора, или просто Калуга, как звали свой поселок местные, была самым подходящим местом для блатных малин. И было их там немало. На одну из них в Гусином переулке и навел Всеволода Бабаева тот самый сведущий человек, проникшийся к нему доверием.

Держала малину бывшая хипесница[39], завязавшая со своей профессией не по желанию, а по возрасту, – стала стара для такого рода занятий. Проживала она одна, и воры поначалу захаживали к ней по старой памяти, чтобы на ночку-другую было где «кинуть кости», а потом она стала принимать фартовых[40] за деньги, как раньше отставные проститутки и солдатские вдовы сдавали угол бедным студентам. Кроме ночлежки, хаза[41] являлась местом воровских сходок, гулянок, дележа добычи и обдумывания воровских дел.

Про Бабаева сообщил отставной хипеснице Марусе белобрысый пацаненок, дежуривший подле ее дома. Как только Всеволод Леонидович отворил калитку, пацаненок стремглав побежал в дом и доложил хозяйке, что к дому идет какой-то ерикан[42] (для детей и тридцатипятилетние кажутся стариками), с виду фраер с кушем[43]. И не успел Бабаев ступить на крыльцо, как дверь дома отворилась и на крыльцо вышла сама хозяйка – женщина годов за пятьдесят, еще не старуха, но мужиками и загульной жизнью столь изнуренная, что на вид ей можно было дать все шестьдесят, да еще с гаком. Бабаев негромко сказал ей несколько нужных словечек и сунул в руку денежку, по всему видать неплохую, поскольку хозяйка осклабилась и гостеприимно распахнула перед Всеволодом Леонидовичем входные двери.

В хазе были только Юрка Шматов с