Коглин - Деннис Лихэйн

Стоя у двери, он спросил, стараясь скрыть отчаяние в голосе:

— Когда мы вас снова увидим?

Она обернулась, и ее плоская физиономия показалась ему особенно плоской.

— Когда он выздоровеет.

Джо, который болел в детстве ветрянкой, поднялся в комнату Томаса и сел рядом.

— Я так и знал. Ты вчера был какой-то вялый.

Томас перевернул страницу романа Дюма «Двадцать лет спустя».

— Я очень плохо выгляжу?

— Опусти-ка книжку, приятель.

Томас опустил книгу и повернулся к отцу лицом, которое выглядело так, будто его искусали пчелы, а потом оно обгорело на солнце.

— Отлично выглядишь, — соврал Джо. — Почти незаметно.

Томас прикрыл лицо книжкой:

— Ха-ха.

— Ну ладно, ладно. Выглядишь ужасно.

Томас опустил книгу и поглядел на отца, приподняв бровь.

— Нет, правда, — сказал Джо.

Томас поморщился:

— Вот в такие моменты я жалею, что у меня нет матери.

Джо выбрался из кресла, плюхнулся на кровать и лег рядом с сыном:

— Тебе больно, сынок? Хочешь, я принесу тебе теплого молока?

Томас шлепнул отца, и Джо принялся щекотать его так энергично, что книжка упала на пол. Джо соскочил с кровати, чтобы поднять ее. Потом подошел, собираясь отдать ее сыну, и прочел на лице Томаса странную неуверенность.

— Что случилось? — спросил он, уже не улыбаясь.

— Ты не мог бы мне почитать?

— Я?

— Ну, как раньше. Помнишь?

Джо помнил. Братья Гримм, Эзоп, мифы Древней Греции и Древнего Рима, Жюль Верн, Стивенсон, Райдер Хаггард и, конечно же, Дюма. Он поглядел на сына, пригладил волосы, стоявшие торчком на затылке.

— Конечно.

Он сбросил обувь, забрался на постель и раскрыл книгу.

Когда Томас уснул, Джо отправился в свой кабинет, в глубине дома на первом этаже. Именно по ночам, наедине с самим собой, он размышлял над тем, что сказал ему в пятницу в конторе охранник из Рейфорда. Джо понимал, что это нелепо — нет такого глупца, который попытался бы его убить, — и все-таки задергивал портьеры на французских окнах, хотя сквозь толстое стекло и из-за высокой стены вокруг дома вряд ли кто-нибудь сумеет рассмотреть его (если вообще увидит) с улицы.

Но если этот кто-нибудь, скажем, заберется на стену с винтовкой, то запросто различит за стеклом очертания его головы.

— Черт, — сказал он себе вслух, наливая в стакан из графина шотландский виски, — прекрати. — Он заметил свое отражение в зеркале бара, когда затыкал графин. — Слышишь? Хватит!

Он приказал себе отдернуть занавески, но не сделал этого.

Вместо того уселся за письменный стол, не собираясь ничего делать, разве что вспоминать последнюю встречу с Ванессой, когда зазвонил телефон.

— Черт! — Он снял ноги со стола и поднял трубку. — Алло.

— Это я.

Дион.

— Привет. Как дела?

— В данный момент хуже некуда, Джозеф.

— Объясни-ка поподробнее, Дионисий.

— А-а, понял, — хмыкнул Дион. — Ты хочешь, чтобы я называл тебя Джо.

— Причем всегда, мой дорогой сэр. Всегда. — Джо снова положил ноги на стол.

Они с Дионом дружили с тринадцати лет. Оба не раз спасали друг другу жизнь. Понимали настроения и мысли друг друга лучше, чем многие женатые пары. Джо знал, что из Диона получится в лучшем случае очень средненький босс — из хороших солдат всегда получились такие, а Дион был исключительно хорошим солдатом. Он знал, что Дионовы приступы ярости, пугавшие всех и раньше, со временем усугубляются, и те в их Кругу, кто поумней, их давно опасаются. Еще он знал — а об этом знали очень немногие, — что причиной перепадов настроения и приступов гнева было пристрастие Диона к кокаину, который они раз в месяц завозили из Боливии. Все это о своем друге он знал, и все же Дион действительно оставался его другом. Старинным другом. Единственным человеком, который знал его, когда он еще был чьим-то сыном, чьим-то младшим братом, когда он был еще зеленым, порывистым, несформировавшимся юношей. А он знал Диона, когда тот был куда веселее, толще и живее. Он скучал по тому Диону, но все же верил, что тот еще жив и где-то рядом.

— Слышал, что случилось в Браун-тауне? — спросил Дион.

— Угу.

— Что думаешь?

— Думаю, это Фредди Диджакомо, чертов болван.

— Может, скажешь мне то, чего я не знаю?

— Монтус — наше самое удачное приобретение за последние четырнадцать лет. С того самого дня, Ди, как мы с тобой в деле.

— Это точно.

— В нормальном мире мы бы принесли ему извинения за доставленное беспокойство. А Фредди в качестве епитимьи дали бы по тупой башке камнем и выбросили в залив.

— Верно, — сказал Дион. — В нормальном. Но двое наших погибли. Это необходимо обсудить. Собираемся на сходку завтра.

— В котором часу?

— Ну, скажем, в четыре.

Джо прикинул, сколько времени уйдет на дорогу до Рейфорда и обратно.

— А нельзя ли перенести на пять?

— Не вижу препятствий.

— Хорошо, буду.

— Ладно. — Дион затянулся своей вечной сигарой. — Как там поживает мой маленький приятель?

— Подцепил ветрянку.

— Что, правда?

— Правда. И Нарциса не желает его видеть, пока он не выздоровеет.

— Интересно, кто на кого работает?

— Лучшей экономки у нас еще не было.

— Надо думать, раз она сама выбирает, когда выходить на работу.

— Как у тебя самого дела?

Дион зевнул:

— Да все то же дерьмо, что и всегда.

— О… Что, корона слишком тяжела?

— Это тебе она была слишком тяжела.

— Вот уж нет. Чарли вышиб меня, потому что я не итальяшка.

— Это ты так запомнил.

— Потому что так и было.

— Гм. А я помню, как кое-кто хныкал, что с него уже хватит: хватит крови, хватит ответственности. Хны-хны-хны.

Джо засмеялся:

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Повесив трубку, он подумал, не отдернуть ли занавески. Он любил открыть на ночь французское окно, чтобы вдыхать запахи мяты и бугенвиллеи, любоваться мелким прудом, темным садом, оштукатуренными стенами, заросшими плющом и испанским мхом.

Но если кто-то затаился на стене с винтовкой…

Да что он увидит? Джо погасил лампу у себя за спиной. По крайней мере, выглянуть-то можно.

Он развернулся на стуле, одним пальцем взялся за край занавески. Посмотрел через щель на оштукатуренную стену цвета новенького пенни и единственное апельсиновое дерево, попавшее в поле зрения.

Перед деревом стоял мальчик, в белой матроске и таких же белых холщовых штанах. Он наклонил голову, как будто не ожидал увидеть Джо, а потом удрал. Не ушел. Именно удрал.

Джо отдернул занавески раньше, чем успел осознать, что делает, и выглянул в свой замерший, пустынный двор.

А в следующий миг представил