Смерть обывателям, или Топорная работа - Игорь Владимирович Москвин

в расчёт не берешь, а зря. Конечно, можешь молчать и своих подельников покрывать, но мы их всё равно найдём и в одну камеру с тобой посадим.

Задержанный молчал.

– Доказать, что саквояж принадлежит тебе, довольно просто. Во-первых, у тебя в саквояже обнаружен паспорт на имя Елисея Степанова. – Анциферов метнул быстрый взгляд в начальника сыскной полиции и снова опустил глаза. – Именно под этой фамилией ты останавливался в столице. Предъявим тебя хозяину дома, где ты проживал. Как думаешь, узнает он тебя или нет? Далее, в саквояже находятся ценные бумаги, а они имеют номера, и значит, потерпевшие подтвердят, что это их, как и драгоценности. Опознают они их или нет? Так что можешь молчать и взять всё на себя, в том числе и убийство Ионы Фёдоровича.

– Я его не убивал, – глаза Григория злобно блеснули.

– Ну, это ещё бабушка надвое сказала, – подлил масла в огонь Филиппов. – Именно тебя видел свидетель входящим в дом Ионы, и у тебя, между прочим, был в руках вот этот, – Владимир Гаврилович опустил руку на кожаную сумку, – саквояж.

– Я Елисея не убивал, – Григорий еще больше нахмурился. Начальник сыскной полиции и Кунцевич переглянулись. Мечислав Николаевич ранее упоминал, что из Бабарыкино уехал двадцать два года назад Елисей Степанов. – Когда я пришёл эту вот сумку отдавать, – Анциферов кивнул подбородком в сторону стола, – то он уже мёртвый был. Я испугался и сбежал.

– Где найти твоих подельников?

– Не знаю.

– Ой ли, – покачал головой Филиппов, – ты же вместе с ними в прошлом месяце прибыл в столицу, с ними и уехал. Неужели они тебе адресок не шепнули, чтобы приехать, когда представится новое дело?

– Проживают они… – Григорий провёл рукой по лицу, словно отгонял что-то от себя.

– Так где?

– В Олонецкой губернии, – глухо произнёс Анциферов.

– Где в губернии? Что ж ты жилы тянешь? – подал голос Кунцевич, за что получил от начальника вполне красноречивый взгляд.

– Деревня Ключинская Юксовской волости, – задержанный повернул голову в сторону и рукавом вытер нос.

– Ключинская, Ключинская, – сведя брови на переносице, сказал Филиппов, – что-то знакомое, – и посмотрел на чиновника для поручений.

– Владимир Гаврилович, нам же поступили сведения, что там скрывается, – начал подыгрывать Филиппову Кунцевич, но на миг запнулся и высказал предположение: – Василий Коробицын, ранее проживавший в Микулином Городище.

– Вы и о нём знаете? – понуро спросил Григорий.

– Знаем, – уверенным взглядом Владимир Гаврилович сверлил Анциферова. – Они ещё там?

– Думаю, там. Денег взяли достаточно, поэтому на новые дела пока не пойдут. Осторожные они.

– Скажи, почему он украл паспорта у твоих родственников?

– Господин начальник, ваше превосходительство, ей-богу, случай! Когда я увидел паспорта, так прямо и обомлел. Но деваться нам стало некуда, а доставать новые – так время уйдёт. Дело из рук ускользнёт. Вот и воспользовались тем, что есть. Да и Елисей не особо возражал.

– Как имя и фамилия третьего вашего гастролёра?

– Кого? – спросил Григорий.

– Третьего вашего подельника.

– Неужто не знаете?

– Давай в гадалки играть не будем. Так кто третий?

– Ванька Коробицын.

– Брат Васьки, что ли?

– Ага, двоюродный.

Глава 24

Первым делом Власков решил посетить свидетеля Сермяжкина, выскочившего в нужную минуту чёртиком из табакерки. В такие случайности Николай Семёнович перестал верить после того, как упустил одного бандита. Теперь ехал, чтобы проверить некоторые соображения на месте. Потом хотел опять заняться соседями – а вдруг и они что-то видели?

Власков обошёл дом Анциферова, прикинул, из каких окон свидетель мог наблюдать, в каком месте незнакомец смог проникнуть во двор Ионы Фёдоровича. Оказалось, Алексей Сидорович мог его видеть только из единственного окна второго этажа. Оставалось только узнать, какая из комнат находится там.

– Господин Сермяжкин? – поинтересовался он у мужчины, вышедшего из дома.

– Да, – ответил тот, – с кем имею честь беседовать?

– Чиновник для поручений при санкт-петербургском начальнике сыскной полиции, Николай Семёнович Власков, – отрекомендовался полицейский.

– Чем обязан? – Алексей Сидорович был крайне удивлён.

– Хотелось бы побеседовать о ваших показаниях.

– Но я же всё рассказал вашему начальнику, – Сермяжкин сжал в руке рукоять трости, не замечая, как побелели костяшки пальцев.

– Владимир Гаврилович просил уточнить некоторые детали, которые оказались столь важны для дознания, что я вынужден побеспокоить вас, – вычурно произнёс Власков, а сам внимательно разглядывал собеседника, не упуская ни одного его жеста.

– Так о каких деталях вы говорите? И простите, но я не смогу уделить вам много времени – дела, а они не любят ждать, – Сермяжкин сделал попытку улыбнуться.

– Не беспокойтесь, я вас не задержу. Всего лишь несколько вопросов.

– Я слушаю вас, Николай Семёнович.

– Скажите, из какого окна вы видели перелезавшего через забор Анциферовых незнакомца?

Глаза Алексея Сидоровича забегали и лицо слегка заалело.

– Вон из того, – он указал тростью куда-то в сторону.

– Алексей Сидорович, из которого?

– Из окна второго этажа, третьего от угла, – каждое слово Сермяжкин цедил отдельно, словно учитель, разъясняющий неразумному ученику непонятное место в предмете.

– Благодарю, Алексей Сидорович. Вы не заметили, во что он был одет?

– Я не обратил на него особого внимания, поэтому не запомнил.

– Господин Сермяжкин, вам не показалось странным, что незнакомец тайком проник во двор вашего соседа в столь раннее время?

Лицо собеседника начало покрываться алыми пятнами.

– Нет, не показалось, – огрызнулся Алексей Сидорович.

– Четыре часа утра, незнакомец, которого вы никогда ранее не видели… Так?

– Так.

– И вы не обратили внимания?

– Поверьте, не обратил, – едва сдерживаясь, отвечал Сермяжкин, а у самого тряслись губы, и складывалось впечатление, что он готов провалиться.

– Вы правы, не поверю, как не поверю в то, что из указанного окна вы могли что-либо видеть, кроме стены дома.

– Да вы… да я… да я жаловаться буду, я до министра дойду, да я…

Власков внимательно слушал, кивая головой, отчего Алексей Сидорович ещё больше распалялся и грозил всеми смертными карами. Но когда он дошёл до того, что отошлёт жалобу самому государю-императору, Николай Семёнович не выдержал.

– Вы не забудьте упомянуть, господин Сермяжкин, что, слыша голос Ионы Фёдоровича, вы не только не пришли к нему на помощь, но даже не потрудились вызвать городового. Вы это упомяните.

Алексей Сидорович застыл с открытым ртом.

– А теперь, когда из вас весь пар вышел, – резко заговорил Власков, произнося каждое слово, словно вколачивая сваю в землю, – я только прошу рассказать мне правду.

– Я испугался, – выдавил из себя Сермяжкин и по-детски зарыдал. – У меня семья, дети… Я обеспокоился ими… Я думал только о них… Я… Я ничего плохого не сделал… Не знаю, что на меня нашло, но… Расскажу всё как на духу, но вы оградите меня