Шах и мат - Марк Максим

по улице Генуи, стоит у подъезда здания, где происходит конференция. Мистер Хорлэй присутствует в качестве обыкновенного зрителя: так он заявил корреспондентам тридцати пяти европейских газет. Затем «роллс-ройс» можно увидеть мчащимся по Булонскому лесу, у подъезда Версальского дворца, у Министерства иностранных дел на набережной ДʼОрсе, затем в Берлине на Фридрихштрассе, затем на улицах Варшавы, затем снова в Париже…

Впереди на шоферских местах сидит высокий молчаливый шофер с трубкой в зубах, с синими, стальными, непроницаемыми глазами, устремленными вдаль. Рядом с ним сидит помощник – коренастый, широкоплечий человек с решительным энергичным лицом.

Сзади на пассажирских местах сидят мистер Хорлэй, финансовый король, американский миллиардер, один из самых яростнейших фашистов в мире и его поверенный – хлопотливый человечек, господин Менс, в очках, с мышиными юркими глазками. Автомобиль «роллс-ройс» № 24567 терпеливо стоит у подъездов, ожидая своих седоков, которые по разнообразным первостепенной важности делам посещают самые разнообразные места: министерства военных и иностранных дел, торговые департаменты, собрания монархистов, шантаны, театры, концерты, квартиры министров и членов парламента как правых, так и левых, и так далее. Перечень всех мест, куда подъезжал «роллс-ройс» № 24567 в Париже, Генуе, Берлине и Варшаве, занял бы очень много места. У каждого подъезда автомобиль стоит очень долго, ожидая седоков.

Выскакивая из автомобиля, Хорлэй говорит коротко:

– Подождать!

И шофер приподнимает каскетку.

Когда же мистер Хорлэй скрывается с Менсом за дверью министерства или шантана, или квартиры министра, шофер закуривает трубку, его помощник вылезает, входит на минуту в подъезд и завязывает разговор с привратником. Затем он возвращается обратно и говорит совсем тихо:

– Готово.

Шофер кивает головой, его стальные глаза холодны и внимательны. Он для чего-то пускает в ход мотор автомобиля, как бы желая проверить его. Мотор трещит, шофер наклоняется, внизу, под рулем, находится маленькая трубка. Шофер наклоняется к ней. Из трубки довольно четко слышны человеческие голоса: ошибки быть не может, это голос Хорлэя и еще чей-то голос, говорящий по-французски. Шофер внимательно прислушивается к голосам, идущим из странного аппарата, из трубки немного напоминающий граммофонный рупор. Шофер слушает внимательно, изредка говорит своему помощнику:

– Так и есть.

Или:

– Ого!

Затем быстро говорит:

– Довольно!

Помощник опять входит в подъезд, просит у привратника спичку, чтобы прикурить трубку, и возвращается обратно. Он говорит:

– Готово.

В этот момент выходит мистер Хорлэй. Помощник открывает дверцу, мистер Хорлэй садится, и автомобиль летит дальше. У нового подъезда повторяется то же: помощник входит в подъезд, возвращается обратно и говорит:

– Готово.

И снова странный шофер внимательно слушает голоса, идущие из странного прибора под рулем.

Широкоплечий помощник говорит шоферу:

– Алло, Хэллтон, аппарат – замечательная штука.

Трубка шофера дымится, стальные глаза спокойны и холодны:

– Пустяки, Кэлли, самые пустяки: радиотелефон, немного усовершенствованный, правда, и приспособленный для наших нужд. Но зато ни один шаг Акулы, ни одно совещание с президентом или министром, или монархистами, или с теми, ты знаешь, не пройдут мимо наших ушей. Мы все слышим, Кэлли, дружище.

Кэлли говорит:

– Сегодня мы слушаем, завтра мы будем действовать.

Шофер добавляет:

– Ты слышал, что сказал президент Акуле? Мой аппарат, дружище, не солжет.

Кэлли кивает головой:

– Еще бы.

В этот момент маленький итальянец-газетчик предлагает газету. Шофер берет ее и говорит:

– Почитаем.

Удивленно вскрикнув, он говорит:

– Кэлли, здесь написано, что сегодня…

Он добавляет торопливо:

– Пусти мотор.

Мотор начинает трещать, «роллс-ройс» содрогается. Шофер залезает на свое место и наклоняется к трубке над рулем. Из трубки ясно слышны голоса:

– Коммунистическое движение растет. Рабочие массы начинают понимать, в чем дело. Вам, мистер Хорлэй, может быть, неизвестно, что выборы в парламент проходят при больших усилиях наших агентов, мы с трудом, всеми силами, стараемся провести националистов, но…

Жесткий голос Акулы Хорлэя отвечает:

– И что же?

– Во многих местах нам только благодаря полицейским мерам, благодаря арестам удалось избегнуть избрания коммуниста. И все-таки все больше мест…

– Вы должны, господин министр, помнить, что борьба с коммунизмом – мое первое условие.

– Я знаю. Мы это все знаем, но заем…

– До тех пор, пока вы не прикончите…

Шофер говорит помощнику:

– Слышишь, Кэлли?

Широкие плечи Кэлли приподнимаются, он отвечает:

– Это интимная беседа американского миллиардера и демократического министра, наверху, в гостинице. Довольно откровенна, а?

Синие глаза шофера становятся холодными, темнеют.

– Послушаем еще.

Он слушает еще несколько минут. Затем делает жест рукой, как бы обрывая что-то.

– Значительный разговор.

Опять слушает и снова говорит:

– Ого, начальник полиции! Послушаем.

Еще несколько минут он слушает. Затем говорит помощнику.

– Сейчас позовут машину.

Раздается звонок. «Роллс-ройс» подкатывает к подъезду отеля и снова увозит Акулу Хорлэя по его разнообразным делам. Поздно ночью Хорлэй возвращается обратно в отель. Он просматривает телеграммы, затем переодевается и ложится спать. И снова миллиардеру Хорлэю, Акуле Хорлэю снится странный сон, похожий на тот, что снился ему в каюте «Акулы». Хорлэй ясно видит, как входит чья-то фигура в его спальню, хотя дверь крепко закрыта английским замком. Это широкоплечая фигура коренастого, очевидно, сильного человека. Он садится в кресло перед постелью мистера Хорлэя и устремляет на него пристальный взгляд карих глаз.

Рука Хорлэя тянется к револьверу, который лежит на ночном столике, но человек говорит:

– Лишнее, разряжен.

Хорлэй хватает револьвер и стреляет в неизвестного человека. Но выстрела не раздается: револьвер действительно разряжен.

Человек говорит спокойно, неторопливо:

– Итак, решение принято после беседы с министром и президентом?