Смерть в салоне восковых фигур - Лев Брусилов

– Похоже, хотел, чтобы письмо было без помарок, как на уроках чистописания, – аккуратист! – глядя в спину начальника, предположил Кочкин.

– С правовой точки зрения это письмо ничего нам не даёт: нет ни имени, ни адреса, ни описания того, за что он, собственно, требует деньги. Только упоминания даты, времени, – это было как раз перед обнаружением тела Пядникова. Поэтому связать письмо со смертью купца у нас не получится. Однако оно даёт нам главное – теперь мы уверены, он что-то видел. Пядников умер не своей смертью. В противном случае этого письма бы не было. – Полковник развернулся и снова сел на своё место.

– Что будем делать? – задал традиционный вопрос Кочкин.

– Вариантов у нас немного, вернее, только один – продолжать вести наблюдение за городовым. Это должно вывести нас на того загадочного человека, которому адресовано письмо, вернее черновик… Должен же городовой как-то передать его адресанту.

– По почте!

– Нет! Так рисковать он не будет, это точно. Подбросит! И скорее всего, ночью! Поэтому, – Фома Фомич потряс в воздухе пальцем, – глаз с городового не спускать. В том месте, куда он понесёт своё вымогательное письмо, живёт тот, кто повинен в смерти Пядникова.

– Подбрасывать, – Кочкин тоже не усидел на месте, вскочил, зашагал к футлярным часам и обратно к дивану, заскрипел половицами и башмаками, – подбрасывать тоже хлопотно…

– Почему?

– Так ведь письмо должно попасть в руки того, кому оно точно адресовано, а как этого добиться подбрасыванием, – ведь неизвестно, кто его найдёт и кто прочтёт. – Меркурий остановился возле стола начальника, сел на стул. – Тут нужно, чтобы точно в руки!

– Ну, в том-то, наверное, и заключается трудность, с которой столкнулся Сиволапов, – он не знает, как быть, поэтому и пишет эти одинаковые письма.

– А может, поговорить с Сиволаповым, показать письмо, пусть объяснит, что он имел в виду, когда писал – «я всё видел…»?

– Нет, это нам ничего не даст, просто мы своими же руками всё погубим.

– Но ведь Сиволапов может рассказать, если на него надавить.

– Может, не спорю, но может ведь и ничего не сказать, он парень, как я понимаю, ушлый. Упрётся – не я писал, что тогда?

– Да, вы правы, – после некоторого раздумья проговорил Кочкин, – надо продолжать слежку. Просто хотелось сделать всё побыстрее… раз улика появилась.

– Нет, Меркуша, это не улика, это всего лишь подсказка. А для того чтобы она стала уликой, нам нужно будет ещё поработать. И кстати, – почти всполошился начальник, – как я мог это упустить из виду. По всей видимости, старею. – Он выдвинул один из ящиков стола, порылся там хлопая картонными папками, нашёл нужную. – Вот! – Положил перед собой на стол. – Знаешь, что здесь? – лукаво посмотрел на своего чиновника особых поручений.

– Что? – Кочкин смотрел непонимающе – «Откуда я могу знать, что у вас там в папке?» – легко читалось в его глазах.

– Ну, напряги мозг, не всё же мне за тебя думать! – хлопал ладонью по папке начальник.

– Не знаю! – обречённо проговорил Меркурий.

– В этой папке, – Фома Фомич открыл её, – вот смотри, с самого верху лежит…

– И что там?

– Показания Сиволапова. Написанные его собственной рукой в прошлый раз, мы были здесь с тобой и видели…

– Ну… – Кочкин всё ещё не понимал, куда клонит фон Шпинне.

– Здесь образец его почерка, и мы сейчас сравним показания с запиской.

– А зачем?

– Чтобы полностью быть уверенными в том, что записка написана рукой Сиволапова.

Фома Фомич сравнил почерк записке из кармана Сиволапова с почерком на показаниях, хмыкнул и удивлённо уставился на Кочкина. Затем одновременно обеими руками развернул и то и другое и сдвинул к краю стола. Указал глазами. Меркурий встал, подошёл и, наклонясь, посмотрел. После чего резко, точно его толкнули, выпрямился.

– Так это что же получается? – Пятясь, он сел на диван.

– А что получается? – потёр нос полковник.

– Записку писал не Сиволапов! Почему же они, эти записки, были у него в кармане?

– Я тебе неоднократно говорил и ещё раз скажу: беда твоя в том, что ты, Меркуша, торопишься, всё быстрее и быстрее… Ты почему решил, что эту записку написал другой человек?

– Так ведь почерк другой! – Кочкин снова подскочил к столу и четырьмя пальцами ткнул в развёрнутую записку.

– А тебе не приходило в голову, что Сиволапов, когда писал вот это – начальник коснулся письма, – изменил почерк? Вот посмотри внимательно – мы, конечно, с тобой не графологи, но здесь и не нужно быть таковым, – посмотри. – Начальник сыскной вынул из стола увеличительное стекло в бронзовой оправе с ручкой, к которому прибегал время от времени, и протянул его Меркурию.

Кочкин взял лупу, сел на стул возле стола и принялся скрупулёзно, с помощью увеличения вглядываться в написанное.

– Похоже, вы правы, – проговорил он, не поднимая глаз от бумаг, – чёрточки в ятях в письме, такие же в показаниях, и ещё вот эти хвостики, да тут много чего, если вглядываться… И как вы так быстро это всё рассмотреть смогли?

– Ну, – начальник сыскной откинулся на спинку стула, – я внимательный!

– Хорошо! – кивнул Кочкин. – Хорошо, соглашусь, и то и это написал Сиволапов! Но я не могу понять – зачем, зачем он изменил почерк?

– Замечательный и, главное, своевременный вопрос. Зачем? А ты как думаешь?

Кочкин оставил бумажки, выпрямился и завертел глазами, а потом взгляд его остановился в догадке, он, недоумевая, глянул на Фому Фомича:

– Так что же это получается, Сиволапов мог писать тому, кто знает его почерк?

– Это одно из предположений, – кивнул начальник, потянулся через стол и забрал бумаги. – Пусть пока полежат здесь. – Он сунул их в папку и спрятал в ящик стола. – А теперь – работать!

Началась бессобытийная полицейская рутина. Сиволапов себя никак не проявлял. Казалось, что он отказался от идеи шантажа и решил вернуться к прежней спокойной жизни. С одной стороны, хорошо, что человек осознал преступность своих замыслов, но с другой, практической, стороны, сыщиков это никак не устраивало, им было нужно, чтобы Сиволапов пошёл на преступление. Так часто бывает: для того чтобы раскрыть одно злодеяние, нужно совершить другое или пойти на какой-нибудь неблаговидный поступок.

Однако затишье тянулось недолго. В понедельник городовой Сиволапов, отпросившись у начальства, собрался и поехал в уездный город Сомовск. Пришлось вслед Никодиму Прохоровичу отправлять двух агентов. Вернулись они через два дня и доложили, что объект (так им было велено именовать Сиволапова) встречался в Сомовске с неким Коломятовым Иваном Пафнутьевичем, становым приставом.

– Что ещё за Коломятов? – спросил у Кочкина Фома Фомич.

– Как мне удалось выяснить, Сиволапов служил в Сомовске, его