Эдвард Марстон - Ученик дьявола

— Но мы заключили договор, — протестовал адвокат. — Я вас по судам затаскаю. Вы согласились купить и поставить мою пьесу.

— А я и не отказываюсь, — возразил Фаэторн. — Контракт обязывает нас поставить пьесу — но о сроках не сказано ни слова. Мы можем начать репетиции хоть через год. Может быть, к этому времени вы наконец приведете ее в порядок.

— За какой-то год? — усомнился Худ. — Дай ему лучше десять лет.

— Но я хочу, чтобы ее поставили сейчас, — захныкал Пай. — Я вложил в нее всю душу.

— Значит, нужно подходить к правке более ответственно.

— Так я и подходил ответственно! Мистер Худ вам подтвердит…

— Слишком ответственно, — подал голос Эдмунд. — Мистер Пай хочет переправить буквально все: от первой буквы до последней. И тут же выражает желание вернуться к исходному варианту.

— Довольно! — Фаэторн был неумолим. — Забирайте пьесу.

— Нет! — взвыл Пай. — Умоляю!..

— Вы должны были помогать Эдмунду, а не мешать ему.

— Так я и помогал!..

— Плохо помогали, скажу я вам. Мы уезжаем в Эссекс в понедельник, а у вас еще ничего не готово. Как мы сможем с ней выступить, если не отрепетируем ее? А как мы отрепетируем пьесу, — вопрошал он, приблизив свое лицо к лицу Пая, — если она практически не дописана? Простите, сэр, но мы не можем ждать до Страшного суда, когда вы наконец ее закончите.

Эгидиус Пай молчал, уставившись на кипу пергамента в своих руках, и явно взвешивал все «за» и «против». Фаэторн подмигнул Худу: уловка сработала.

— Я от всей души прошу меня простить, — наконец заговорил Пай. — Я адвокат и по привычке не хотел работать второпях. Осторожность для меня все.

— На сцене все иначе, — продолжал пугать Фаэторн. — Там главное — храбрость и пыл. Мой бог, да разве в сочинительстве нужна осторожность?! Мистер Пай, мы выступаем в театре, а не в церкви. Наши покровители ждут от нас захватывающего сюжета и волнующего зрелища. Они хотят смеяться над шутками.

— Я думал, у меня в пьесе все это есть…

— Да, это так, — мягко произнес Худ. — И у нас есть все основания полагать, что вашу, пока еще неплохую, комедию можно сделать выдающейся, даже гениальной. Но, мистер Пай, для этого-то и надо внести кое-какие изменения. Но мы никогда не доберемся до конца, если вы и дальше будете спорить о каждой запятой!..

— Можете ее забирать и работать над ней в свободное время, — разрешил Фаэторн. — Как только мы сочтем, что она готова к постановке, приступим к репетициям.

— Но она просто создана для того, чтобы ее поставили в Эссексе. — Пай совсем сник.

— Вы были бы правы, если б мы могли отдать ее переписчику сегодня же. Но об этом не может быть и речи. Вы слишком печетесь о своей работе, мистер Пай. Так бывает со всеми новичками, — снисходительно добавил Лоуренс. — Сидят на пьесе, как куры на яйцах, и клюют каждого, кто посмеет приблизиться. Пьесы пишут для того, чтобы их ставили, сэр. А яйца несут, чтобы из них делали омлет.

Адвокат снова задумался, и Фаэторн опять подмигнул Худу. Эдмунду было немного неловко за друга, устроившего адвокату такую сцену, однако он знал, что другого выхода у них нет. Наконец до Эгидиуса Пая дошла идея, к которой его подталкивал Лоуренс.

— Я вижу один выход. — смиренно произнес он. — Я согласен на название «Ведьма из Колчестера» и также соглашаюсь со всем, что мистер Худ говорил о пьесе. Он куда опытнее меня, а его нюх — тоньше. — Эгидиус протянул пергамент Худу: — Есть ли хотя бы малейшая надежда, что вы сможете исправить ее сами, в одиночку?

— Н-ну, Эдмунду пришлось бы хорошенько потрудиться, — с деланой серьезностью проговорил Фаэторн. — Теперь даже он может не управиться в сроки.

— Но он мне сказал, что правки не так уж и много?..

— Это было вначале, мистер Пай, — устало вздохнул Худ. — Но вы правили и правили, вычеркивали, правили снова, и так до бесконечности, до неузнаваемости…

— Помогите же мне, мистер Худ! — взмолился адвокат. — Прошу вас!

— Решать тебе, Эдмунд, — покачал головой Фаэторн. — Лично я сильно сомневаюсь, что ты успеешь в срок.

Адвокат устремил полный мольбы взгляд на Худа. На самом деле сочинитель был не в восторге от предстоящей работы. Но если он не согласится быстро внести правку, «Уэстфилдские комедианты» никуда не поедут и останутся без работы. Сейчас судьба всей труппы зависела от одного человека.

— Итак, Эдмунд, — продолжал важничать Фаэторн, — что скажешь? Согласен спасти работу мистера Пая — или махнем рукой и возьмем другую пьесу? Их ведь у нас много.

Адвокат содрогнулся, а Худ сдержанно кивнул:

— Я согласен. Берусь.

— Спасибо! Спасибо вам, сэр! — Пай возликовал и заключил Эдмунда в объятия, обдав зловонием.

— Что ж, тогда за дело, Эдмунд! — Фаэторн решительно направился к двери. — Сегодня у меня будут для труппы хорошие вести.

— Не смею вас больше задерживать, мистер Худ, — тараторил Пай, собирая сумку. — Просто еще раз хочу поблагодарить вас за доброту. Вы просто по-рыцарски великодушны, сэр.

Фаэторн сам проводил адвоката и прикрыл за ним дверь. Послушал, как тот удаляется по лестнице, а потом расхохотался и крепко хлопнул друга по спине:

— Так ты теперь у нас рыцарь? Встань, сэр Эдмунд Худ.

— Ты обошелся с ним довольно жестоко, Лоуренс.

— Может быть, но я действовал во благо всей труппы. Неужели ты бы предпочел, чтобы мы упустили такую чудесную возможность? — Он снова рассмеялся. — А ты заметил — он аж подпрыгнул, когда я сказал, что у нас навалом других пьес? Ха-ха! Ну и плевать. Главное — сработало! Впрочем, — посерьезнел он, — не будем понапрасну тратить драгоценное время. Сегодня надо будет отдать переписчику хотя бы часть.

— Сделаем, — пообещал Худ. — В первом действии почти ничего не надо править. Разве что только стоит для большего эффекта переставить две сцены. Я говорил об этом Паю, он согласился. Сцена с лордом Мэлэди подлиннее, она будет выигрышнее в конце.

— Это которая, Эдмунд?

— Там, где на него в первый раз нападает хворь. — помнишь? У лорда Мэлэди начинается какая-то странная лихорадка. Ты вроде говорил, что тебе не терпится сыграть именно эту сцену.

— Кажется, я ее уже сыграл, — задумчиво проговорил Фаэторн.

— Главное, тебе посмешнее упасть на руки жены. Зрители помрут со смеху.

— Уверяю тебя, в этом ничего смешного нет. — мрачно произнес актер. — Слушай, Эдмунд, я эту пьесу читал давно, ты ее знаешь лучше. Напомни мне, как там по сюжету: у лорда Мэлэди начинается лихорадка, а потом болезнь чудесным образом проходит, прежде чем лекарь успевает дать ему микстуру?

— Именно. Лекаря, доктора Пьютрида, будет играть Барнаби.

Тут Худу показалось, что Фаэторн содрогнулся.

— Прошлым вечером, — пробормотал Лоуренс, — доктора звали Уитроу…

Обратная дорога оказалась не слишком богатой событиями: грабители не встречались, да и Дэйви больше не пытался убежать. Даже наоборот: стоило им отъехать от Сильвемера, как он тут же попросил прощения за свое поведение. Казалось, мальчик искренне раскаивается.

— Простите, что заставил вас беспокоиться, — произнес он с чувством. — Я был неправ.

— Неправ — не то слово, — огрызнулся Оуэн Илайес. — Ты поступил очень дурно. Мы страшно за тебя волновались. И зачем ты тогда пустил лошадь вскачь?

— Я ничего не мог поделать.

— Только не надо снова врать, что лошадь понесла! — предупредил Илайес. — Будь это правдой, ты бы непременно закричал.

— Я собирался к вам вернуться, честное слово, — заверил мальчик.

— Но зачем ты удрал? — воскликнул Николас Брейсвелл. — Вряд ли был сиюминутный порыв — ты задумал побег заранее и специально завел нас в лес, чтобы потом сбить со следа. Ты ведь ради этого и напросился с нами в Эссекс, так?

— Да, — сознался мальчик.

— Может, тебе с нами не нравится?

— Нет, что вы, мистер Брейсвелл, нравится.

— Может, ты не хочешь быть учеником в труппе?

— Хочу, — ответил Дэйви не задумываясь.

— Тогда почему ты удрал?!

— Я же вам говорю. Так получилось. Я бы вас нагнал в Сильвемере.

— И куда же ты поехал?

— Так… — Мальчик пожал плечами.

— Хотелось бы услышать более развернутый ответ, — саркастически сказал Николас.

— Я говорю правду. — Дэйви стоял на своем. — Мне просто хотелось немного побыть одному и все хорошенько обдумать. И то, что рассказал об Огоньке мой отец, не такая уж и неправда, — продолжил он, повернувшись к Илайесу. — Я ехал, ехал, а тут какой-то зверь страшно завыл. Огонек перепугался и понес. Я налетел на сук и свалился на землю. Оттуда и шишка с царапинами. А потом стемнело, и я заблудился…

— А ночью? — не отступал Николас. — Ночью ты снова задумал сбежать.

— Нет, — помотал головой Дэйви.

— Ну мне, по крайней мере, показалось именно так. И отец твой как чувствовал, что ты собираешься удрать, вот и наказал управляющему запереть дверь.