Роскошная изнанка - Валерий Георгиевич Шарапов

на освободившийся край сиденья. Поэтому, рассчитав высоту подъема зада, чтобы не считалось за потерю места, ухватил и дернул девицу за ситчик:

– Гражданочка, можно вас?

Та нервно вякнула:

– Не замай!

Паренек намерения усадить ее не оставил, ухватил, за что получилось, и подтащил к себе. Девушка была пухленькая, но прорезала толпу пассажиров не хуже носа ледокола. Ловкий юный пассажир сделал то, что никакому Цезарю в московском трамвае не удалось бы: одновременно поднялся, подтянул и усадил на свое освободившееся место девицу.

Она лопотала что-то в благодарность и все пыталась пристроить на коленки баул. Еще одна ее сумочка, поменьше, застряла где-то на полпути, среди народа, но была выужена и пристроена на коленки. Граждане, потревоженные спасательной операцией, ругались. Гражданин с «Роман-газетой», которому снова досталось багажом по морде, скрежетал зубными протезами.

Скромный паренек скрылся в толпе, точно луна в туче.

Приближалась конечная. До нее были остановки «Поликлиника» (с уточнением «Женская консультация») и «Кирпичный завод», так что сошло порядочно народу обоего полу. Вагон внезапно опустел. Осталось с пяток персон, интеллигент с «Роман-газетой» и черненькая в ситчике.

Динамик прокашлял:

– «Полярная, тридцать один». Конечная.

Трамвай шикарным виражом развернулся на кругу, встал и распахнул двери.

Паренек, который на этот раз не спал, поспешил к выходу. Вроде бы спешил он и все-таки, оказавшись на тротуаре, не побежал по своим делам, а стоял, как бы ожидая чего-то. Черненькая девица, приняв это на свой счет, вздернула нос и демонстративно поплыла к другим дверям.

– Товарищи, побыстрее покидаем салон! – устало поторопила вагоновожатая.

Гражданин же с «Роман-газетой», собираясь выходить, ехидно спросил:

– Меня ждете, молодой человек?

Юный пропойца, который по-прежнему стоял на месте, переминаясь с ноги на ногу, пробормотал что-то невнятно, и тогда гражданин в шутку, но с важным видом протянул ему руку.

А паренек принял ее со всей почтительностью. Однако потом перехватил за запястье, стащил пассажира с лестницы и заломил ему руку за спину. От неожиданности гражданин вдруг закричал басом. Нахал, еще круче подкрутив конечность, свистнул попутчикам, которые стояли и ничего не понимали:

– Граждане, будьте свидетелями.

– А чего? – спросил один.

– Это карманник.

– О как, – сказал другой и похлопал себя по груди, третий тоже проверил, все ли на месте.

Паренек позвал и черненькую, которая тоже стояла, хлопая глазами:

– Гражданочка, не стесняйтесь, идите к нам поближе.

Она спросила с глупой опаской:

– К вам – это куда? Зачем еще?

– Затем. Насчет баула не знаю, а сумчонку свою проверьте, да уж и часики заодно.

Девушка глянула на пустое запястье, взвизгнула. Осмотрев маленькую сумочку, опять взвизгнула. Гражданин уже молча, но отчаянно вырывался. Вагоновожатая, выглянув из кабины, спросила:

– Граждане, что за кавардак?

– Все в порядочке, – успокоил ее паренек, – а между прочим, в какой стороне у вас сто пятое отделение?

Вагоновожатая, смерив его взглядом, почему-то осталась довольна результатами осмотра и махнула рукой:

– Туда ступайте. Между башнями тропинка, и в середине квартала будет отделение.

Трамвай, дребезжа металлическими внутренностями, уехал.

Паренек, удерживая гражданина в неудобной для того позе, умудрился галантно отобрать у девицы ее баул и закинуть себе на плечо.

Двинулись. Гражданка налегке то и дело забегала вперед, чуть не прыгая козой, радуясь:

– Надо же, сто пятое!

Парень вежливо поинтересовался:

– С чего восторги? Старое знакомое?

– Мне ж туда, туда ж надо же! – куковала она. – Пойдемте, пойдемте, а то вдруг закроются.

Глава 2

Всем кагалом они завалились в отделение. Дежурный, подняв голову, глянул из-за своей конторки, спросил, что гражданам требуется. Паренек скинул баул с плеча, как пропуск «предъявил» присмиревшего гражданина, чуть подтолкнув вперед.

– Ваш пассажир?

Дежурный пригляделся, подтвердил:

– Наш. А ты кто такой?

Паренек представился:

– Сержант Денискин, Талдомский район.

– Принято, – кивнул дежурный и спросил уже у задержанного:

– Неужели с поличным вас взяли, Аркадий Иванович?

Денискин ответил за него:

– У него полны карманы чужого добра. Кошелек и часы этой вот гражданки, – он указал на девицу, – точно есть.

Упомянутая гражданка, зачем-то распялив пальцами порез на сумке, сказала:

– Во.

Сержант пояснил:

– Он с самого Белорусского вокзала щипал по-стахановски. Два рейса с перерывами.

– Ты, сучонок, на спине висел. Ловко, – похвалил гражданин, оказавшийся негодяем. И выругался.

Дежурный, что-то записывая, отметил:

– Так, ну за ругань мелкую хулиганку уже имеете, а там и разберемся. Граждане! Всех попрошу в приемную.

Прошли, куда было указано. Вскоре появились еще двое деловитых товарища, взяв по стулу, уселись к стеночке. Еще чуть погодя подоспел довольно тучный человек в обычном костюме, невысокий, лет сорока, с профессорскими залысинами, с усталыми добрыми глазами. Похож то ли на какого-то популярного актера, то ли на доброго доктора. Сходство усилилось, когда он заботливо спросил у задержанного:

– Как поживали вы все это время, Аркадий Иванович?

Тот с достоинством отозвался:

– Благодарю, вполне, вполне. Мое почтение Юрию Васильевичу.

Юрий Васильевич представился тем, кто его не знал:

– Капитан Яковлев. Вы, молодой человек, можете его уже отпустить.

– Слушаюсь. – Денискин, освободив запястье Аркадия Ивановича (тот немедленно начал потирать его и морщиться), вынул из внутреннего кармана удостоверение.

– А, так вы и есть Денискин от Подшивалова.

– Так точно. Командирован к вам на две недели.

– Как же, помню. Что, решили сразу приступить, не отмечаясь о прибытии?

– Неловко было в гости с пустыми руками.

– Похвально. Что ж, граждане, приступим.

После всех превентивных формальностей принялись разгружать карманы уважаемого Аркадия Ивановича. Помимо «Роман-газеты» и нескольких мелочей, в них имели место: часы карманные «Тиссо», наручные «Полет», женские «Чайка» с красивыми керамическими вставками, ручка импортная «Паркер», простой потертый бумажник, непростое кожаное портмоне с тисненой надписью «Sigulda», единый проездной билет на текущий месяц…

– Пока все понятно, но к чему проездной? – спросил Яковлев.

– Надо, – высокомерно пояснил Аркадий Иванович, но все-таки снизошел и признался: – По ошибке взял. Твердая обложка, кожаная, не понял на ощупь, что такое.

Разгрузка продолжалась. Черненькая, которая до того радовалась своим часам, увидев кошелек, зашлась от восторга и чуть не захлопала в ладошки:

– Кошелечек мой, мой!

Капитан, пододвинув к себе этот вязаный мешочек, расшитый блестящими бусинами, строго спросил:

– Точно ли ваш?

– Мой!

– Проверим. Сколько денег у вас там было?

Девчонка с готовностью, как на уроке, отрапортовала:

– Тридцать пять рублей пятьдесят две копейки!

– Уверены?

– Да! Две красненькие, четвертак, две монетки по двадцать копеек…

Денискин, кашлянув, подтвердил:

– Гражданкин кошелек, товарищ капитан. Я сам видел.

Аркадий Иванович брезгливо бросил:

– Видел он, свидетель собачий. Ничего, выдаст вам прокурор по шапке.

– Вы за нас-то не беспокойтесь, – утешил Яковлев, – управимся.

Еще где-то с полчаса оформляли, осматривали, изымали, записывали, потом свидетели и