Убийство в доме свиданий - Сергей Васильевич Карпущенко

еще Бог весть каких снадобий, известных лишь одним обитательницам публичных домов.

Подошел буфетчик. Видя, что посетитель скучает уже больше получаса, подал ему большой альбом:

— Извольте взглянуть-с, здесь все наши барышни представлены на фотографических карточках. Выберите — и вам плод вашего воображения тотчас на подносе доставят. Пожалте…

Мужчина углубился в рассматривание фотографий, уже совсем не обращая внимания на приставания сидящих с ним девиц. Вдруг какая-то женщина в сопровождении мужчины в пиджаке мастерового и в косоворотке появилась на лестнице, спускаясь вниз, и чиновник невольно поднялся, устремляя взгляд на лицо высокой и худощавой блондинки, пытавшейся улыбаться, но изображавшей лишь кислую, усталую мину.

— Вот она, ваша Иоланка! — зло фыркнула — «Помпадур», вставая из-за стола и уходя.

А исполнивший свое недельное заветное намерение мастеровой танцующей походкой, молодцевато держа пальцы рук за пояском рубахи, даже не попрощавшись с женщиной, только что утолившей его голод, подошел к стойке буфета, с шумом и гаканьем осушил стакан вина и прошел мимо огромного швейцара, зачем-то погрозив ему пальцем.

Чинов ник-путеец направился к спустившейся в зал блондинке. Было видно, что он не знает приемов обхождения, принятых в этих заведениях, но женщина тотчас поняла его намерения, вначале улыбнулась развратной улыбкой полу победительницы-полу побежден — ной, а потом взглянула на мужчину с открытой простотой.

— Вы свободны? — спросил чиновник.

— Да, мы завсегда охочи! — с готовностью ответила женщина, но потом ее лицо вдруг побледнело, и она сказала уже другим, глухим и просящим голосом:

— Хоть пару минут подождите, я устала, лимонаду хотя бы выпить дайте.

Спустя минут пятнадцать они уже поднимались вверх по лестнице, а им вслед иэ-за столика с завистью глядели «Помпадур» и ее подруга. Хотя они должны были быть довольны — работы сегодня; было мало, а отдыха, праздности — много. Они пошлялись по залам, станцевали с двумя приказчиками новомодный та-нец кекуок, снова сели за стол, но когда раздался откудатто сверху истеричный, визгливый крик, точно резали поросенка, бросились вверх по лестнице, обгоняя путающегося в длинных полах форменного кафтана швейцара-вышибалу.

На третьем этаже, возле комнаты, где жила и принимала гостей Иол анта-Ленка, лежала горничная Даша. Дверь комнаты была приоткрыта. «Помпадур» заглянула в холодную светелку проститутки, мигом отшатнулась и, бледная, качая головой, сказала подруге:

— Глаша, ты только не гляди! Страшно! Дождались! И с нами всеми такое будетг.

И перекрестилась мелко и стыдливо.

А в то же самое время в роскошном особняке на Караванной, в уютной гостиной большой двенадцатикомнатной квартиры князя и сенатора Сомского Петра Петровича чаевничали двое — сам хозяин, сильно похожий на Вольтера в старости, только с совершенно не идущими его лицу длинными «сенаторскими» бакенбардами, и его дальний, очень дальний родственник, двадцатисемилетний отставной поручик лейб-гвардий Преображенского полка, Выжигин Степан Андреевич. Выжигин, очень красивый мужчина, хоть и не слишком высокого роста, стоял с чашкой чая возле потухшего камина, опершись локтем о мрамор доски. Вид его был сумрачен. Одно обстоятельство больно ущемляло его самолюбие, это было связано с тем, что несколько месяцев назад Степан Андреевич вступил в одну интересную, но такую далекую от его прежних привязанностей службу.

— Кузен, да покажите же вы мне наконец ваше удостоверительное свидетельство! — несколько капризно прокричал князь, называя Выжигина «кузеном». Никакими кузенами они быть не могли, потому что обоих родственников разделяли более чем сорок лет в возрасте, но Сомскому нравилось иногда «приближать» к себе нравившегося ему Выжигина таким теплым и домашним словом.

— Сделайте одолжение, — протянул ему Выжигин сложенную вдвое картонку, обклеенную сверху невзрачным полотном синего цвета.

Князь уселся поудобней, отвел картонку подальше от своих плохо видящих глаз и стал читать:

— Итак, «дано сие полицейскому надзирателю тайного сыска Выжигину Степану Андреевичу для предъявления надлежащим властям. Все чины общей полиции и отдельного корпуса жандармов и подлежащих ведомств, а равно и частные лица приглашаются оказывать предъявителю сего законное содействие в исполнении им обязанностей службы». Так, свидетельство украшено мастичной печатью с гербом и заверено важной персоной. Есть и ваша очень милая фотография. Примите!

Выжигин чуть ли не вырвал свидетельство из сухонькой руки сенатора и зло засунул его в карман, будучи при этом красным, как морковь. Сомский же, заметив состояние «кузена», снова принявшись за чай, мягко заговорил:

— Не пойму, Стив, — к чему эта фанаберия, весь этот гонор? Вы что считаете, сидеть где-нибудь в каталажке за отказ выполнить приказ лучше, чем работать сыщиком? Вы отказались стрелять в бунтовщиков год назадги только мое заступничество вызволило вас из этой прескверной истории. Я убедил военного министра, что вы просто растерялись, замешкались и вовсе не думали нарушать приказ.

— Все знают, что я не стрелял в рабочих сознательно, — твердо заявил Выжигин. — Проливать кровь соотечественников меня в Пажеском корпусе не учили!

— Во всяком случае не учили и не слушать приказов! — капризно возразил Сомский и подергал себя за бакенбард — он очень любил их и, видимо, страшился потерять свое сокровище, а поэтому то и дело с заботой и тревогой касался завитых надушенных волос своими тонкими пальцами. — Короче, вы ушли в отставку по собственному желанию, а не были изгнаны, а тем паче преданы суду. Ну так послужите ж теперь на другом поприще. Сыскные отделения только что были организованы, эти подразделения нуждаются в умных, смелых, честных людях, а не в каких-нибудь негодяях с темным прошлом.

— Да, я читал в нашей инструкции, — отхлебнул из чашки Выжигин, — что лица, привлеченные к ответственности за преступления, а равно и замеченные где-либо в порочном поведении, на службу в сыскное отделение на допускаются.

— Ну вот, видите? А вас допустили! — азартно воскликнул князь. — Выходит, вы честны и непорочны! — Потом он тяжело поднялся из-за стола, подошел к Выжиги-ну и с отеческой лаской похлопал его по плечу: — Что, стыдно с какими-нибудь Разбухае-выми-Вороватыми, недавними мясниками и торговцами, вам, дворянину, служить? Так поднимите же их, Разбухаевых, до своего уровня — Россия вам за это в ноги поклонится, — помолчал и продолжил: — Знаете, сколько эти Разбухаевы, лихие и шалые русские люди, которым что жизнь, что смерть — все одно, в прошлом году в империи людей убили?

— То есть, — всмотрелся в острое умное лицо князя Выжигин, — вы спрашиваете, знаю ля я статистику убийств?

— Ну да, конечно!

— Не знаю, честно говоря, — отчего-то стало стыдно Выжигину.

— Дурно делаете, не просматривая статистические сводки, особенно криминальные. Так вот, в России из года в год убивают все чаще, а в Англии, к примеру, все меньше! Да если и сравнить Россию с Англией по количеству совершенных