Убийство в доме свиданий - Сергей Васильевич Карпущенко

стала клясться, что в ее приличном и дорогом заведении такие безобразия раньше никогда не случались, но Выжигин прервал ее излияния, попросив привести тех, кто мог видеть господина, прошедшего с убитой Иолантой в спальню.

— Да, да, я пошлю вам Биби и Жульетту, они даже беседовали с тем господином, пока не появилась Иоланта, то есть Елена Зарызина по паспорту, который находится сейчас в паспортном столе второго участка Александро-Невской части! А у горничной Даши вы ничего не спрашивайте — она и знать того не может!

Пришли одалиска и «Помпадур», Биби и Жульетга. Выжигин показал им одежду того, кто, по всей видимости, убежал в окно. Спрашивал поочередно, как велела инструкция, и оказалось, что и мундир, и галстук, и все прочее, исключая белье, конечно, они удостоверяют как принадлежавшие «этому проклятому татарину», и Степану Андреевичу сразу захотелось узнать, как выглядел и как вел себя тот человек. По одной он уводил проституток в соседнюю пустующую спальню, и Биби сразу сказала ему:

— Вначале он мне понравился, такой душка, такой апельцин, ну просто как вы, господин сыщик, но потом разонравился — со мной он пойти не захотел, да и вообще вел себя не как мужик. Знаете, — придвинула она свое размалеванное лицо к лицу сидевшего напротив нее Выжигина, — я поняла, что женщины ему совсем были не нужны! Ото всех от вас, как от кобелей, дух такой особенный исходит, котда вы хотите — я этот дух за версту учуять могу, а от него — не-а! Хоть бы ну вот настолечко! — и показала на свой ноготь.

— Разве он и Иоланту не желал? Он ведь ждал ее? — осторожно спросил Степан Андреевич.

— Ждал? Ее?! — ударила себя по ляжкам Биби и рассмеялась. — Да я сразу догадалась, что он ее раньше никогда и не видел! Если б Филька, буфетчик наш, альбом с карточками ему не принес, так и не вышел бы он к ней навстречу. Не знаю, зачем она ему понадобилась. Некого больше зарезать было? Но мужичок он был будьте-нате — апельцин с сиропом!

Потом пришла Жульетта с вываливающейся из декольте грудью. Она сразу разрыдалась густым смоляным басом, а проревевшись сказала:

— Знала бы, на какое дело тот чучмек к нам пришел, увела бы его к себе — я б его сама титьками задушила! И зачем Господь Бог таких красивых мордастеньких дусек убивцами делает!

Выжигин задал женщине несколько вопросов, уточняя детали внешности предполагаемого убийцы, снова услышал, что мужчина вел себя как человек, Иоланту-Ленку не знавший, а поэтому все выглядело странным — ждет Иоланту, отвергает всех прочих женщин, а на самом деле предмет своего вожделения и в глаза не видел. Под конец Жульетта зло обозвала все мужское племя злодеями, кобелями и вонючками, снова разрыдалась и с разрешения Выжиги-наушла.

Когда Степан Андреевич вернулся в спальню, где все еще лежала убитая, полицейский врач, сгорбленный старичок, привыкший к мертвым, как к собственным пальцам, которыми он каждый день ковырялся в раздавленных, простреленных, разрубленных, искореженных телах, подал ему орудие убийства — это на самом деле был старинный стилет. Очень узкое четырехгранное жало клинка с клеймом города Толедо, рукоять удобная, обвитая крученой проволокой с маленьким перекрестьем-гардой. С такими кинжалами выходили на улицу Мадрида или Севильи дамы, не боявшиеся встретиться с наглым наг сильником, громилой. Кинжал этот совершенно не подходил ко всей этой обстановке пошлой спальни проститутки, «Леде с лебедем», оставленным на стуле кальсонам убийцы.

Выжигин, тщательно осмотрев кинжал, понял, что провести дактилоскопический анализ не удастся, и уложил стилет в бумажный пакет.

— Еще и для этой штучки пакетик раскройте, Степан Андреич! — вошел в спальню Остапов и Протянул ему какую-то круглую, сшитую в одном месте ленту.

— Что это? Где вы нашли? — не понял Выжигин, но все же принял из рук городового вещицу и стал рассматривать ее.

— А в коридоре и нашли-с, — хмыкнул Остапов. — Валялись…

— Да что это? — едва на рассердился Выжигин, которого уже тошнило от всей этой нездоровой обстановки публичного дома, от необходимости ковыряться в обстоятельствах смерти какой-то проститутки.

— Как, не знаете? — удивился Остапов. — Подвязка, для чулок-с, с резиною внутри.

— Да что нам за прок с этой подвязки?

— Для следствия во всем прок быть может. Валялась в коридоре, а я у горничной, у Дашки этой, уже спросить успел — говорит, что Иоланты, Ленки то есть, подвязка. А почему она в коридоре оказалась, она не знает. Приобщите к следствию.

Выжигин с вызовом взглянул на помощника:

— Вы уж не учите меня. Сам знаю, что приобщать к следствию, а что нет.

Остапов погасил в глазах блеск веселости и собственной значимости, вежливо сказал:

— Извольте сами посмотреть-с — на подвязочке пятнышки крови.

— Да мало ли отчего кровь взяться может? — не хотел принимать Выжигин советов помощника.

— Даша-то, горничная, сказала, что у них все белье стирается тщательно. От естественных причин запачкаться подвязка не могла. А уж как она в коридор попала — Бог знает. Только Даша твердо говорит — Ленкина подвязка.

— Хорошо, приобщим… — .недовольно ответил Выжигин, который принялся за изучение содержимого карманов вицмундира того, кто на короткое время стал любовником, а потом и убийцей проститутки.

То, что выудил Выжигин из карманов одежды пропавшего господина, было важной находкой — визитные карточки, согласно которым посетитель публичного дома значился неким Арханосом Иваном Трофимычем, надворным советником и служащим конторы по обеспечению краской подвижного состава депо Николаевской железной дороги.

: — Сейчас же и заберем голубчика, — с угрожающей сладостью в голосе сказал Остапов, через плечо Выжигина смотревший на визитки.

— А если их просто подложили? — сурово взглянул на помощника Степан Андреевич.

— И это-с в мундир путейского министерства? — хихикнул городовой. — Право, Степан Андреич, поспешим. Время позднее. Застукаем сего Арханоса прямо у него на квартире, да и взятки гладки. Он же здесь неподалеку проживает, на Дегтярной. Едем? А за поимку злоумышленника у нас премиальные полагаются…

Выжипша обожгло — он знал, что этот плебей мог догадываться о его незавидном положении, а поетому любой намек, тем более со стороны подчиненного, воспринимался Степаном Андреевичем с тяжкой болезненностью.

— Вы, сударь, не извольте торопиться! — с угрозой прошептал Выжигин, беря Остапова за лацкан пиджака и впервые после службы в волку ощущая себя начальником. — И не извольте также советов мне давать. Одного моего рапорта довольно будет, чтобы вас из сыскной полиции снова на улицу отправить, в городовые, с шашкой и свистком. Понятно вам?

Никак не ожидал Остапов такого решительного хода со стороны своего начальника по группе — сразу