Смерть приятелям, или Запоздалая расплата - Игорь Владимирович Москвин

плана — ведь не стоит сразу же являться в имение лейб-гвардейского прапорщика, чтобы с порога начать задавать неудобные для последнего вопросы.

Буфетчик принёс поднос, на котором стояло несколько тарелок — с солёными огурцами, квашеной капустой, сыром. Как определил по чёрным зернышкам Кунцевич, с тмином. Прежде чем отправиться в командировку, Мечислав Николаевич изучал местную кухню. Иной раз можно было расстроить организм, как с ним случилось в Полтавской губернии, куда его послали помогать местным полицейским вести дознание по тройному убийству. На столе появился рульмайзе — хлеб из грубой ржаной муки с добавлением солода и того же тмина. Силькюкудинш — запеканка из сельди с отварным картофелем, в сковороде, отдельно кровяные колбаски. Чиновник для поручений посмотрел на полицейских, но притрагиваться к ним не стали.

Мечислав Николаевич разлил по рюмкам прозрачную жидкость, подхватил вилкой капусты.

— За удачное предприятие!

— За счастливое его завершение!

— Согласен.

Ваня после проглоченной в один глоток рюмки удивлённо посмотрел на Кунцевича. Жидкость не обожгла, а легко, словно холодная вода, скользнула в организм.

— Неплохо, — проговорил Мечислав Николаевич.

Буфетчик не терял времени и вскоре поставил перед чиновниками для поручений большие плоские тарелки, на которых лежали клопсы — бифштексы под дымящимся луковым соусом.

Два часа пролетели довольно быстро. Вроде бы просто сидели и трапезничали. Вначале утоляли голод, а потом уже просто наслаждались на удивление вкусной едой. Даже осмелели и попробовали кровяные колбаски, которые оказались вкусны и приятны на вкус. Не разочаровал Кунцевича и сваренный кофе, хотя полицейские предпочли обычный чай.

— Господа, — буфетчик наклонил голову, — прибыл ваш поезд, он отправится через сорок пять минут. — Он выговаривал слова хоть и правильно, но всё равно чувствовалось, что русский язык ему не родной.

Мечислав Николаевич и полицейские вначале удивлённо переглянулись, мысленно задаваясь одним и тем же вопросом, но потом засмеялись, одновременно угадав ответ. В маленьком городке все знают не только друг друга, но и кто из приезжих куда направляется.

— Благодарю, — сказал Кунцевич, достал из внутреннего кармана пиджака бумажник и расплатился.

7

Первым делом Николай Семёнович направился по месту проживания Варламеева. Надо было уточнить, видел ли кто Александра Андреевича вечером или нет.

Дворник, татарин с острой бородкой и бегающими глазками, долго щурился, чесал поочерёдно то волосы под одноцветной тюбетейкой, то растительность на подбородке. Он чем-то напоминал Власкову Ивана Грозного, только царь представлялся чиновнику для поручений выше ростом.

— Двадцать пятого, говоришь, — татарин сжимал губы и опять повторял: — двадцать пятого, двадцать пятого… — Потом посмотрел в глаза полицейскому. — Вай, сколько времени прошло. Тут то, что вчера было, не вспомнишь, а тут двадцать пятое…

— Ты вспоминай, — поторапливал Николай Семёнович. — Не каждый же день в дом гости толпами ходят. А жильцов ты и так знаешь, когда кто возвращается и уходит.

— Так-то оно так, да не совсем. Вот давеча, — последнее слово в устах татарина прозвучало совсем уж по-крестьянски, — господа из пятой квартиры в театр ходили, а я ночью вставай, ворота открывай.

— Вот именно.

— Это ж какой день двадцать пятое было? — Дворник нахмурился и начал что-то прикидывать на пальцах.

— Четверг, — подсказал Власков.

— Ежели четверг, то господин Варламеев всегда дома бывают.

— Ты не знаешь, нет ли у Александра Андреевича сестры?

— А как же! Есть.

— Часто она бывает у господина Варламеева?

— Нет, это он каждое воскресенье её навещает.

— Ничего не путаешь?

— А чего мне путать? Сестрица евойная, дай господь ей здоровья, больна и из дому не выходит, вот Александр Андреевич, добрая душа, её и навещает по неприсутственным дням.

— Ты откуда знаешь?

— Я-то должен знать, чем жильцы заняты.

— Значит, ты должен помнить, уезжал ли куда двадцать пятого Александр Андреевич, или нет.

— Сколько времени прошло, господин хороший, разве уж всё упомнишь?

— Ты-то — и не упомнишь?

Дворник опять почесал подбородок. Долго смотрел в одну точку, насупившись и сведя брови к переносице. Потом радостно воскликнул:

— Помню я этот день, помню! К нам днём забрели два оборванца, вот мне и пришлось их метлой гнать со двора. Потому и помню. И было это, в сам-деле, двадцать пятого числа. Александр Андреевич вернулся около полуночи, как раз колокола умолкнуть успели. Расстроенный он вернулся, лица на нём не было. Словно призрака узрел. Потом, через четверть часа, а может, и позже, вышел одетый в пальто и с саквояжем в руке. Точно так и было, — добавил дворник, обрадованный тем, что вспомнил тот далёкий августовский день.

— Когда господин Варламеев первый раз воротился, было ли у него что-либо в руках? Ну, свёрток там или ещё что?

— Мил человек, трудно так вот, сходу…

— Ты вспоминай, старик, дело важное, государственное, — подбадривал дворника Власков. Хотя на лице он старался сохранять невозмутимое выражение, глаза выдавали нетерпение.

— Ты меня не торопи, господин хороший, иначе я что-нибудь напутаю.

С минуту стояли в молчании.

Николай Семёнович пристально смотрел на дворника — казалось, ещё секунда — и от этого горючего взгляда появится на фартуке не маленькая дырочка, а большая дыра и запылает, распространяясь по кругу.

— Был, — наконец произнёс старик, — он его рукой вот так к себе прижимал, — и показал, как именно прижимал. — В газету завёрнут.

— Ты и газету вспомнил?

— Ну да, газету. Если б во что другое, я, может быть, не заметил бы, а газета белая, вот она пятном на пиджаке и выделялась.

— Ты ж сказал — «пальто»? — разочарованно протянул Власков.

— Э-э-э, — дворник погрозил пальцем чиновнику для поручений, — ты меня, барин, не путай. Это господин Варламеев в пиджаке возвращался, а уходил, — с нажимом произнёс старик последнее слово, — именно в пальто.

— Назад в эту ночь он возвращался?

— Нет, — категорично заявил дворник, — ворота я ему не открывал.

Власков отправился на Царскосельский вокзал, чтобы там сесть на поезд. Ранее он выяснил адрес Варвары Варламеевой. Оказалось, что младшая сестра проживает не в самом городе, а в Гуммоласарах, относившихся к Третьему стану Царскосельского уезда. Имеет небольшой дом в четыре комнаты с садом и двором, за всем этим ухаживает семейная пара — Иван и Марья, приехавшие из Тверской губернии.

Варвара была моложе брата на восемь лет и с юного возраста находилась под его опекой. Родители в один год сошли в могилу, но у Александра Андреевича дела пошли в гору, и он смог купить дом в Царском Селе. Вначале он ездил на службу оттуда, но когда с Варварой