Рита Мональди - Secretum

Дон Тибальдутио высморкался и задумчиво заглянул в свой носовой платок. Он понял, что в голове у меня происходило нечто такое, о чем я не хотел рассказывать.

Поблагодарив его, я пообещал, что буду и впредь доверять его эрудиции, если мне потребуются еще какие-то разъяснения.

Я хотел уже распрощаться с капелланом, как вспомнил о вопросе, который давно занимал меня:

– Простите, дон Тибальдутио, – сказал я, напуская на себя смущенный вид, – вы слышали когда-нибудь о братстве святой Елизаветы?

– Ну, конечно же, о нем знают все, – ответил он, застигнутый врасплох простым вопросом. – Это те, которые дают деньги сбирам. А почему ты спрашиваешь?

– Пару дней назад я видел их процессию и… Впервые обратил на них внимание. Вот и все, – сказал я, неуклюже замяв вопрос.

Мне не удалось четко сформулировать свои сомнения, которые терзали мою душу, но еще не дошли до мозга.

Увеселительная охота, хвала Небесам, прошла приятно и удачно. Через несколько часов сидения в засаде и подстерегания добычи, дамы и кавалеры в полной мере удовлетворили свои охотничьи инстинкты и вернулись в Касино с ягдташами, наполовину заполненными жалкой добычей: тщедушными серыми куропатками, воробьями, воронами, несколькими лягушками, двумя кротами и даже одной летучей мышью. Однако все просто превосходно повеселились. Когда я собрал клетки с приманкой, их оказалось больше, чем пойманной добычи.

И только незначительные несчастные случаи (на помощь пострадавшим тут же поспешили толпы слуг) на короткое время омрачили праздник, вызвав у бедного дона Паскатио учащенное сердцебиение. Князь Ваини, крайне несдержанный человек, решил развлечься тем, что в шутку прицелился из арбалета в шляпу Джованни Баттисты Марини, капитана полицейской стражи в Капитолии, и случайно выстрелил. Стрела коснулась головы Марини, сорвав с него головной убор, и вонзилась в стоящее за ним дерево. Кардинал Спада, призвав на помощь дворецкого и множество лакеев, лично позаботился о том, чтобы удержать от драки Ваини и его жертву. Несколько раз прозвучали решительные вызовы дуэль, но, к счастью, к концу охоты они были забыты.

Тем временем монсиньор Боргезе и граф Видасчи за неимением более благородной добычи выстрелили из аркебузы в большого ворона. Черная птица (чье мясо, как известно, несъедобно) упала на землю и казалась тяжело раненной. Но когда оба охотника подошли ближе, чтобы поднять ворона, тот беспомощно поднялся в воздух и даже пролетел над игроками, в завершение задев когтями шикарную шевелюру Марчезе Кресченци, отчего тот взревел от боли. Когда птица наконец улетела, вся группа направила на нее аркебузы и арбалеты. Бедному ворону, который был ранен в крыло, больше не удалось подняться вверх. Он в последний раз опустился на землю, и один из слуг приблизил его бесславный конец ударами метлы.

Третий же инцидент произошел не в результате чрезмерной смелости, как в случае с князем Ваини, а из-за крайней неуклюжести. Марчезе Сципионе Ланселлотти Джиннетти, известный недостатком ума и сильной близорукостью, подумал, что увидел на самом большом суку высокой пинии добычу и произвел из своего арбалета громкий залп. Стрела вонзилась в сук, отчего тот сильно затрясся. На землю упал маленький белый шарик и разбился. Тотчас же к этому месту поспешили два кавалера:

– Яйцо! – воскликнул первый.

– Но ведь в гнезда не стреляют, это бессмысленно и жестоко, – поучительно напомнил другой растерянному Марчезе Ланселлотти.

К месту происшествия подтянулись и другие игроки, страстно желающие основательно обсудить бестактность Марчезе, ибо в эти дни он дергал за политические нити, дабы его избрали полковником римского народа (это старая аристократическая должность в коммунальных учреждениях города), и многие надеялись что он не пройдет. Всем казалось, что лучше отвлечь внимание от охоты, поскольку добыча была очень скудной. Марчезе попытался извиниться и заявил, что целился в большую птицу, – все тайком усмехнулись, так как знали, что Ланселлотти Джиннетти Даже поднесенной к глазам собственной руки не видел.

Задрав вверх головы, гости, все как один считавшие себя опытными охотниками, пытались определить, какой птице принадлежало упавшее на землю яйцо.

– Ласточка береговая.

– А я думаю, что это фазан, – внес свою лепту монсиньор Гоззадини, секретарь мемориала Его Святейшества.

– Но, ваше превосходительство, на дереве…

– Ах да, точно.

– Это из куриных или серая куропатка, – предположил еще кто-то.

– Серая куропатка? Но яйцо слишком маленькое для нее.

– Простите, но ведь совершенно очевидно, что речь здесь идет о серой горлице или, в крайнем случае, о сизом голубе.

– Но, может, это белый странствующий голубь…

– А возможно, яйцо сойки, – рискнул вставить слово Марчезе Ланселлотти Джиннетти, которому показалось позорным не выдвинуть своей собственной гипотезы о происхождении яйца, – в конце концов, оно упало на землю благодаря ему.

– Ну, попали пальцем в небо, Марчезе! – возмущенно воскликнул князь Ваини своим обычным надменным тоном. – Разве вы не видите, что яйцо белое, в то время как яйца сойки пятнистые? Это просто курам на смех!

Тут же вся группа ополчилась против бедного Ланселлотти Джиннетти и начала комментировать его «тяжелейшую» ошибку целым рядом острых замечаний вроде: «Да, конечно!», «И какой только додумался до этого!», «Полная чепуха» – и все это сопровождалось многозначительным покашливанием.

Неожиданно раздался угрожающий выстрел из аркебузы. Все, включая и Ланселлотти Джиннетти, тут же с испугу оказались на земле.

– Кто это был? – спросил князь Ваини и испуганно осмотрелся вокруг.

На счастье, не было ни убитых, ни раненых. А быстрая проверка показала, что ни у одного благородного господина в руках аркебузы не было. Те, кто стоял немного дальше и у кого были аркебузы, тоже отрицали, что в последние минуты вообще стреляли. Но даже когда гости разошлись, чтобы продолжить охоту, у некоторых все еще мурашки бегали по телу.

Это происшествие, случайным свидетелем которого я стал, когда переставлял клетки с птицами на более удобное место, вызвало во мне большое беспокойство. Ведь выстрел из аркебузы с небольшого расстояния неизбежно привел бы к смертельному исходу.

По долгу службы я незамедлительно сообщил дону Паскатио об этом случае, и от этого сообщения на его лице появился ужас. Не хватало еще, чтобы на празднике, где он был старшим надзирающим, кто-то погиб, притом из господ такого высокого ранга. И он начал сетовать на то, что сама идея охотиться с помощью облавы была неудачной: в канун конклава ее нельзя было устраивать ни в коем случае, так как все плетут интриги друг против друга. Так что кто-то мог легко решиться свести старые счеты.

Я же после первого ужаса начал постепенно осознавать, что у меня уже были некоторые подозрения. Только в тот момент я даже не догадывался, насколько обоснованными они были и насколько разумным было бы разобраться в них. Но мой разум занимала более важная вещь и подталкивала меня к действиям.

Точнее говоря, к шпионажу.

13 июля лета Господня 1700, вечер седьмой

Я нашел Атто в его покоях. Он не стал принимать участия в увеселительной охоте, заявив, что ему с головой хватило охоты на Цезаря Августа. На самом деле он был слишком занят, отвечая на письмо мадам коннетабль. И только с удовольствием исполнив эту обязанность, он был готов пойти с Бюва на ужин, устроенный в саду виллы Спада. Я сообщил ему то, что узнал от дона Тибальдутио: черретаны имели своего человека в соборе Святого Петра, имя которого капеллан мне не выдал.

– Ах да? Очень хорошо, – прокомментировал Атто. – Я сразу же попрошу Сфасчиамонти начать расследование.

Через полчаса, убедившись в том, что аббат и его секретарь добрались до застолья, я снова полез в грязное белье и достал оттуда пакет с тайной корреспонденцией.

Я вытащил из своего кармана книгу «Верный пастух», которую позаимствовал на «Корабле»: теперь надо было прочитать письма Марии в свете этих стихов. Как и в прошлый раз, я не нашел в пакете ни письма от мадам, ни ответа, который ей только что написал аббат. Я порылся в вещах Бюва, надеясь, как в прошлый раз, найти там интересующую меня бумагу, но ничего не обнаружил.

Мне оставалось только заняться чтением третьего и последнего отчета о ситуации в королевском дворе Испании, который я еще не изучил.

Я сказал себе, что, может быть, сейчас, когда мне известны правда о переписке Атто и Марии и ее истинная природа (это была не политика, не шпионаж, а любовь), я смогу найти в этих отчетах намеки и цитаты, на которые до этого не обращал внимания. Я бросил взгляд в окно, чтобы убедиться, что Атто находится далеко и занят, и открыл пакет.

К последнему отчету было приложено сопроводительное письмо от Марии, отправленное из Мадрида два месяца назад. Мадам коннетабль отвечала в нем на письмо Атто и подтверждала, что приедет в Рим, чтобы попасть на свадьбу Спады – Роччи.