Джайлз Брандрет - Оскар Уайльд и смерть при свечах

Жерар Беллотти оказался не слишком привлекательным человеком, к тому же, глядя на него, не создавалось впечатления, что он в состоянии кататься на роликах: он был невероятно, карикатурно толстым. И, хотя Беллотти сидел на приличном расстоянии, да еще спиной к нам, он сразу обращал на себя внимание. И не только из-за необъятных размеров — он напоминал жабу, которая замерла на месте и мигает маленькими глазками, — но еще и благодаря кричащему наряду. Оранжевый клетчатый костюм гораздо больше подошел бы первому комедианту из «Мюзик-холла Коллинза». Голову в форме луковицы украшало потрепанное соломенное канотье, пристроившееся на жирных, туго завитых, выкрашенных хной волосах.

— Кто такой этот Жерар Беллотти? — спросил я.

— Боюсь, он не из числа утонченных джентльменов, — ответил Оскар, когда мы начали пробираться сквозь толпу.

Несмотря на будний день, народу здесь было невероятное количество, причем самого разного (по крайней мере, представителей определенного класса): влюбленные парочки, одинокие бездельники, матери и бабушки с детьми, служанки, получившие выходной, и молодые люди, пришедшие в погоне за развлечениями.

— Откуда вы его знаете? — крикнул я, стараясь перекрыть гомон голосов.

Шум здесь стоял ужасающий, все пытались перекричать оркестр и несмолкающий глухой стук роликов по мраморной поверхности катка.

— Он работает на господ О’Доннована и Брауна, чья контора находится на Ладгейт-Серкус, они являются крупнейшими в Лондоне поставщиками прислуги с Изумрудного острова, — прокричал в ответ Оскар. — Беллотти один из тех, кто находит мальчишек для работы чистильщиками обуви и посыльными. Именно этим он здесь и занимается. — Оскар замолчал и прошептал мне на ухо: — А, кроме того, он управляет закрытым «Ленч-клубом для джентльменов».

— Для джентльменов?

Оскар рассмеялся.

— Ну… для членов Парламента и тому подобное. Беллотти предлагает им холодные закуски и компанию. Обеспечивает члена Парламента партнером для игры в карты… или находит художнику натурщиков. Мне известно, что среди его клиентов имеется один маркиз, боксер-любитель, которому требуются молодые парни, чтобы устраивать с ними матчи.

— Звучит так, будто мистер Беллотти интересная личность, — весело проговорил я.

— Нет, — ответил Оскар совершенно серьезно. — Беллотти сложный человек, но в нем нет ничего интересного.

Когда мы подошли к столу Беллотти, он не поднял головы и даже не повернулся, чтобы на нас посмотреть. Мы сели, пухлой белой рукой Беллотти отодвинул от себя чашку, судя по всему, с остывшим чаем, и без особых предисловий сказал:

— О, мистер Уайльд, как поживаете? Я узнал аромат ваших духов, — голос у него оказался более мелодичным, чем я ожидал, да и произношение более чистым. — «Кентерберийская лесная фиалка», верно? Ваши любимые. Полагаю, «Олсоп и Куилтер» продолжают заботиться о ваших нуждах. А кто ваш друг? И чего он ищет, развлечений или работы?

— Ни того, ни другого, — ответил Оскар. — Мы с мистером Шерардом пришли к вам в надежде получить информацию.

— Неужели?

Оскар прислонил свою трость к краю стола и незаметно положил соверен под блюдце.

— Когда вы в последний раз видели Билли Вуда? — спросил Оскар.

— Билли Вуда? Чудесный юноша! Такой умный и жизнерадостный. Один из ваших любимчиков, мистер Уайльд. Я бы даже сказал, ваше страстное увлечение.

— Когда вы в последний раз его видели? — повторил Оскар.

— Вчера, — ответил Беллотти.

— Вы уверены? — Оскар взволнованно наклонился к нему.

Беллотти задумался.

— Может быть, позавчера? — сказал он. — Да, позавчера. Билли приходил в клуб на ленч. Знаете, мы теперь встречаемся на Колледж-стрит. Вам непременно нужно нас навестить, мистер Уайльд. Мы уже давно не имели удовольствия видеть вас в нашем клубе. Билли был в прекрасной форме. Впрочем, он настоящее чудо. А почему вы о нем спрашиваете? У него неприятности?

— Боюсь, что да, — ответил Оскар бесцветным голосом.

— О господи, — пробормотал Беллотти. — Значит, он сбежал. С ними такое нередко случается. Я прав? Он пропал?

— Да.

— Билли наверняка отправился к матери в Бродстэрс. Обычно именно так и бывает. Когда приходит время работать, они вспоминают про своих матерей.

— У вас случайно нет ее адреса? — спросил Оскар.

— «Замок», Харбор-стрит. Выглядит там все не так красиво, как называется, но в качестве гостевых домиков у моря вполне годится, все необходимое есть. Я отдыхал там два лета назад. И познакомился с Билли Вудом. Он работал официантом. Я сразу почувствовал, что он вам понравится, мистер Уайльд, и уговорил приехать в Лондон, частично ради вас.

— Спасибо, — сказал Оскар, и мы встали; Беллотти даже не пошевелился.

Когда мы пробирались к выходу сквозь толпу, я спросил:

— Он слепой?

— Вполне возможно, — ответил Оскар. — Такое ощущение иногда возникает. Но я бы не стал биться об заклад. Когда имеешь дело с людьми вроде Беллотти, ни в чем нельзя быть уверенным.

Мы вышли на улицу, и я увидел, что наш кэб нас ждет. Мы с Оскаром уже собирались в него сесть, когда одновременно споткнулись, качнулись вперед и невольно вскрикнули от боли. Мы оба получили удар по икрам, похожий на удар хлыста. Оскар наткнулся на кэб, я же возмущенно обернулся и увидел у себя за спиной маленькую фигуру в ливрее посыльного. Я уже собрался врезать наглецу по уху и вдруг сообразил, что на нас напал вовсе не мальчишка, а карлик. У него было крошечное, но вполне пропорциональное тело; зато голова казалась гротескной и неестественно большой. Обветренное лицо землистого цвета сплошь покрывала сетка морщин. Он держал в руке трость, которой ударил нас, чтобы привлечь внимание, и насмешливо ухмылялся. Я сразу узнал свою трость, подаренную мной Констанции в день их с Оскаром свадьбы, и догадался, что мой друг, видимо, забыл ее около стола Беллотти.

Карлик протянул трость, Оскар выпрямился и взял ее. К моему огромному изумлению, он засунул руку в карман, нашел там монету и отдал карлику.

— Ради всех святых, Оскар! — возмутился я.

Карлик схватил деньги и начал пятиться, глядя на нас и презрительно усмехаясь. Оскар забрался в кэб.

— Платить приходится не только за удовольствие, но и за боль — так или иначе, — сказал он.

— Вы его знаете? — спросил я, залезая вслед за Оскаром в кэб.

— Он работает на Беллотти, — ответил он. — Поверьте мне, он очень неприятный тип, но я его жалею за уродство.

— И что он делает для Беллотти?

— Выполняет поручения, — с тусклой улыбкой ответил Оскар.

— Отвратительное существо, — заявил я, потирая икры, которые все еще болели после нападения, которое мы ничем не спровоцировали.

— Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять, Роберт. Он уродлив и порочен, так что вы бросьте его из головы. Чем меньше мы говорим о язвах жизни, тем лучше. Подумайте о чем-нибудь приятном. Например, о том, что завтра мы с вами поедем к морю, в Бродстэрс и, возможно, я там куплю вам канотье…

Кэб покатил прочь от Найтсбридж по Пикадилли и через Сохо в сторону дома на Гауэр-стрит, в котором я снимал комнату. Когда мы подъехали к переулку около площади Сохо, где два вечера назад я видел Оскара в компании молодой женщины — незнакомки с изуродованным лицом, — мой друг неожиданно крикнул кэбмену:

— Остановись, я сойду здесь. А вы поезжайте домой, Роберт. Кэбмену я заплатил.

Он выбрался из кэба и повернулся ко мне.

— Да, Роберт, у меня есть дело в не слишком респектабельной части города, — сказал он. — Вас же мучает любопытство. Уверен, и то, и другое делает нам честь.

Глава 7

3 сентября 1889 года

Какое у Оскара могло быть дело в не слишком респектабельной части города? Он мне не сказал, а я не стал настаивать.

Поразительно, но мужчины, которые являются добрыми, истинными и верными друзьями и которых много лет связывают самые близкие отношения, тем не менее могут не иметь ни малейшего представления о любовных увлечениях друг друга.

Я хорошо знал Оскара Уайльда, но тайны его сердца тогда еще оставались для меня закрытыми.

В Париже, безоблачной весной 1883 года, когда мы с ним только познакомились, мы время от времени вместе обедали в «Фуайо», «Вуазен» или «Пайяр» — всегда за самыми лучшими столиками; мы целые часы проводили в саду Тюильри, в Лувре, на набережной Сены; мы ели и разговаривали, прогуливались и разговаривали обо всем на свете: об искусстве и литературе, о музыке и революции, о жизни и смерти и, разумеется, о любви. Но сейчас я понимаю, что, когда мы произносили слово «любовь», речь всегда шла об абстрактном понятии.

Как-то раз я признался Оскару, что в Оксфорде, когда мне было двадцать (до того, как меня оттуда исключили), я побывал у проститутки. В ответ он сообщил, что в Оксфорде, когда ему было двадцать (до того, как он получил Ньюдигейтскую премию[28]), он тоже посещал проститутку, но больше ничего говорить не стал. Я навсегда запомню, как в Париже мы с ним зашли в мюзик-холл «Эдем» — в тот вечер он познакомился и разделил постель со знаменитой Мари Агетан. Мне известно, что после той первой встречи Оскар нередко к ней наведывался, а позже, когда ее жестоко убили, сказал мне: «Я часто о ней думаю, Роберт», но что именно он о ней думал и почему, так мне и не открыл.