Мелодия убийства - Валерий Георгиевич Шарапов

– И что же я за человек?

– Ты опер от Бога, и этим все сказано! Или ты не согласен?

Зверев усмехнулся:

– Ну спасибо! Согласен… еще как согласен, хотя не все так считают.

Медведь улыбнулся, но в глазах бывалого милиционера Зверев увидел легкую грусть. «А ведь он мне завидует», – подумал Зверев.

Медведь закашлялся и расправил плечи.

– Всем не угодишь, так что не бери в голову. Видишь ли, скажу честно, не показался мне этот Зубков. Какой-то он несуразный, а если оно так, то и дело это ему будет не по зубам, хоть он и Зубков. То ли дело ты. У тебя же сразу видно хватку…

– Хватку? – Зверев усмехнулся. – Какую еще хватку?

– Звериную! Ладно, хватит лирики, давай, что ли, итоги подведем. Значит, подозреваемых двое?

Зверев хмыкнул.

– У нас двое, а у Зубкова – один! Это убогий паренек-уборщик, к тому же еще и немощный, и больной. Видного партработника из местного бюро партии Зубков даже в качестве подозреваемого не рассматривает. Наверняка парня уже нашли и обвинение предъявили.

Зверев ухмыльнулся и, встав к окошку, закурил.

– Не хочу нудить, но я ведь старик, так что мне можно! Ты бы, прежде чем себя и меня никотином травить, хоть бы разрешения спросил. Я вообще-то дым на дух не переношу. Кроме того, это медзаведение, и курить здесь категорически запрещено.

Зверев снова усмехнулся.

– Ну точно динамовец! Что, загасить?

– Загаси!

Зверев потушил сигарету, Медведь посмотрел на часы.

– Без пяти девять, и нам на завтрак пора.

Пока они спускались на первый этаж, им встретились такие же, как и они, постояльцы, спешащие в столовую. На Зверева косились, почтительно кивали ему, точно какой-то важной персоне. Зверева же это удивило тем более, что бодро шагающий рядом с ним высокопоставленный сотрудник органов вовсе не вызывал у отдыхающих столь бурной реакции. Зверев поравнялся с Медведем и шепнул ему на ухо:

– Меня тут теперь все встречают как генерала, хотя генерал у нас ты. Похоже, твое инкогнито не особо нарушено, а вот информация о моей новой должности – я же теперь консультант нашего Пинкертона – Зубкова, судя по всему, уже конкретно просочилась в массы.

Медведь хихикнул в кулак.

– Вне всякого сомнения!

– Зубков и Елизаров навряд ли стали бы сообщать о нашем уговоре местному контингенту, – рассуждал Зверев. – Неужели это сделала Юлия Глухова?

– Не она!

– А кто же?

– Это я постарался.

– Что?!

– Я сообщил двум-трем пожилым посетительницам, которые любят посудачить на лавочке у фонтана, что ты у нас важный человек из Управления милиции и теперь ты занимаешься поисками убийцы Прохора Глухова. А еще я сказал, что ты наделен особыми полномочиями.

Зверев выругался:

– Ну, спасибо, сосед! Вот уж удружил…

– А чего ты так раздухарился? Я тебе услугу оказал, а ты недоволен. Ты вот сам посуди. Мы же хотим, чтобы ты нашел убийцу?

– Конечно, хотим!

– Ну так вот! А как ты это сделаешь без агентуры? Ты не забыл, что все твои информаторы и осведомители остались в Пскове?

– Ну и…

Зверев начал догадываться, что имеет в виду Медведь, тот продолжал:

– Поэтому я решил это исправить. Ты только оглянись, теперь же все просто горят желанием тебе что-нибудь сообщить. Вот и пользуйся этим. Ну а меня можешь не благодарить. А вот и, как мне кажется, твой первый потенциальный информатор. Да еще какой.

Зверев посмотрел вперед. В дверях у входа в обеденный зал стоял невысокий мужчина в белом халате и медицинском колпаке. Лет пятидесяти, чернявый и крепкий. Увидев Зверева, мужчина двинулся ему навстречу.

– Здравствуйте, товарищ Зверев! Моя фамилия Старостин, я главный врач этого санатория, мне срочно нужно с вами поговорить.

Зверев остановился. Медведь же, в свою очередь, прошел мимо доктора, обернулся и, подмигнув Звереву, прошел в обеденный зал.

– Что вы хотите? – уточнил Зверев.

– Я думаю, что нам с вами будет удобнее пообщаться в моем кабинете. Вы не беспокойтесь, я распоряжусь, чтобы вам подали завтрак чуть позже в индивидуальном, так сказать, порядке.

– В индивидуальном – это как?

Старостин оживился.

– Ну вы же у нас, как выяснилось, особый пациент, поэтому все будет по высшему разряду. А еще я собираюсь сам осмотреть вас и назначить вам курс оздоровительных процедур, которыми так славится наше заведение.

Не зная, радоваться ему случившемуся или горевать, Зверев обреченно вздохнул и буркнул:

– Ну что ж, пошли.

* * *

Пока они шли по коридору, Старостин почесывался и то и дело то засовывал правую руку в боковой карман халата, то вынимал ее и подносил к носу, чтобы посмотреть на часы. «Часы на правой – значит, левша», – отметил про себя Зверев. Все это мелочи, но даже такая информация зачастую может пригодиться, не пренебрегая своей привычкой отмечать и несущественное, сделал для себя пометочку Зверев. Пациентов и персонал, попадавшихся им на пути и вежливо и учтиво кивавших ему, Василий Андреевич словно бы не замечал, что-то бурчал себе под нос, как показалось Звереву, даже пару раз грязно выругался. Люди, попавшиеся им по пути, тут же прятали улыбки, менялись в лице и сразу же начинали перешептываться. А этот доктор персона незаурядная и решительная, однако в данный момент ведет себя, словно забеременевшая институтка. С чего бы это?

Когда они вошли в кабинет, главврач незамедлительно налил себе из графина воды и выпил целый стакан. Зверев, увидев, как руки призвавшего его к себе эскулапа подрагивают, невольно сделал вывод: «А ведь Медведь был прав – этот доктор явно считает меня важной фигурой в этой запутанной игре. А значит, нужно этим непременно воспользоваться, пока вся правда не открылась».

Кабинет главврача санатория «Эльбрус» был небольшим, уютным, при этом выходил на солнечную сторону. Зверев почему-то невольно сравнил кабинет Старостина со своей холостяцкой квартиркой на улице Гоголя в Пскове. Каждая вещь на своем месте, но мебель и предметы расположены как-то по-особому – по-мужски. Стандартный набор мебели, телефон, портрет Пирогова в золоченой рамке на стене. Когда они уселись, Старостин сразу перешел к делу:

– Я очень рад, что мне весьма своевременно доложили о том, что именно вы, один из наших пациентов, возглавляете расследование убийства нашего талантливейшего Прохора Глухова. Такая трагедия, это просто ужасно. Ничего подобного со времен оккупации у нас, поверьте, не случалось. А раз так, то я пригласил вас, чтобы заверить, что, если