Чекистский невод - Валерий Георгиевич Шарапов

переулка, подъехал к воротам. У ограды стояла милицейская машина. Поблагодарив человека за «службу», Михаил покинул «Жигули» и побежал в здание…

Взволнованный Ивашов расхаживал по коридору. Полы расстегнутого больничного халата носились за ним, как крылья. Он смотрел на майора Кольцова с тихим ужасом, явно чувствуя вину. Бросился навстречу, чтобы оправдаться, но майор пресек попытку. Первым делом девушки. Пусть даже мертвые. В палате под скорбным оком медицинского персонала работали криминалисты. Личности были знакомые, полчаса назад виделись! И капитан Ильинский, стоящий со скрещенными на груди руками, ничуть не изменился. Только стал мрачнее и темнее лицом. Увидев Кольцова, покачал головой и отвернулся.

– Снова вы? – удивился пожилой эксперт. – Кто-то из нас становится вестником несчастья, и что-то подсказывает, что это не мы… Даже до отдела не доехали, представляете? По дороге развернули.

– Что скажете? – Михаил кивнул на тело, лежащее на больничной койке. Внешне Ольга осталась прежней, перевязанная голова покоилась на подушке. Но что-то неуловимо было не так. Она словно сползла, обычно в таком положении лежать неудобно. Глаза были закрыты, черты лица обострились, кожа приобретала несколько оттенков серого.

– Внезапная остановка дыхания, – объявил эксперт. – По естественным причинам такое случается редко, даже у людей, прикованных к постели. Странгуляционная борозда отсутствует. Но к гибели девушки явно приложили руку. Способ старый, как мир, – подушка. Мы аккуратно ее извлекли, осмотрели с обратной стороны. Несколько пятен явно недавнего происхождения. Полагаю, выделения изо рта и носа. Высохли, стали коркой. Мы соскребли достаточное для анализа количество, но уверен, что не ошибаемся. Время смерти – приблизительно часов двенадцать. То есть кто-то спокойно вошел в палату, в течение полуминуты умертвил пациентку, сунул подушку обратно под голову и вышел. И отправился на улицу Фрунзе убивать гражданина Озинского. Или наоборот – забежал в больницу уже после того, как съездил на улицу Фрунзе…

– Позвольте, мы сами сделаем выводы. – Михаил покосился на вторую кровать.

На ней лежала, закутавшись в одеяло, женщина в годах и бессмысленно смотрела в пространство. Он вышел в коридор, сделав знак Ильинскому. Тот тоже вышел.

– Что происходит, товарищ майор? Куда нам придется поехать после посещения этой больницы – на новый труп? Вы же не просто так оказались и здесь? Уверены, что все эти дела – в нашей юрисдикции?

– Не уверен, капитан. – Михаил выдерживал миролюбивый тон. – И пока мое начальство не разберется в ситуации, вам придется вести расследование. Убийства происходят в закрытом городе – дальше сами развивайте мысль. Обещаю, когда мы заберем у вас эти дела, вы узнаете об этом первым. Вторая пациентка в палате – она что-то видела?

– Нет, – поморщился Ильинский. – Буквально перед вами пытался ее опросить. Особа из тех, с кем сложно разговаривать. Боюсь, она не понимает, что происходит. Тяжелая пневмония, сознание просто отказывает. Она спала всю ночь, ничего не видела и не слышала. А может, и не спала, как там называется это состояние…

– Понятно, капитан. Поработайте с персоналом, неужели ночью никого не было? Как минимум на этаже должна была присутствовать дежурная медсестра.

Он двинулся по коридору к выходу. Старший лейтенант Ивашов спрыгнул с подоконника, устремился наперерез.

– Ну, давай, малой, оправдывайся, убеждай меня, что ты не виноват. А лучше подожди, давай спустимся, курить хочется…

Они сидели на лавочке напротив крыльца, Кольцов курил, Матвей горячился:

– Да не буду я оправдываться, Михаил Андреевич, все сделал, как вы велели… Приехал в больницу, все нормально было. Ксиву медсестре сунул, на вас сослался, запугал ее, чтобы не препятствовала работе. Рядом с больной посидел, в коридор вышел. С поста позвонил полковнику Науменко, тот, конечно, поорал, что в неурочное время обращаюсь, но в итоге связался с милицией. Человек от них прибыл примерно в половине первого – он зевал еще, глаза тер… Я и ушел, вы сами разрешили. Что нам тут толкаться? В десять утра пришел в больницу, чтобы сменить человека да с поста в отдел позвонить. Все в порядке было – медсестра, милицейский сотрудник, уже люди вовсю ходили. В палату сунулся – вроде без изменений. В отдел позвонил – никто трубку не брал. То, что пациентка мертва, уже после одиннадцати поняли, когда обход начался! Ну, лежит девчонка, по ней ведь не скажешь, мертвая или без сознания. Если бы я шум не поднял, никто бы и в милицию обращаться не стал. Ведь в больницах постоянно кто-то умирает… Жалко девчонку – просто мочи нет. – Ивашов вздохнул. – В общем, ясен пень, что это убийство. Вошел кто-то ночью, а здесь, кроме медсестры и сержанта, не было никого… Я медсестру еще до вашего приезда к стенке поставил. Перепугалась страшно. Она чай с пряниками пила примерно в час ночи, сержанту предложила. А тот же не дурак, чтобы отказываться. По стаканам разлила. Но чай горячий был, и, пока остывал, сержант в туалет пошел, а медсестра навестила пару палат в конце коридора. Я так думаю, товарищ майор, что пока они в отлучке находились, им что-то и подсыпали в стаканы. От лестницы два шага, спрятаться несложно. Чай выпили – медсестру и вырубило. Просыпается около трех ночи – мент на лавке дрыхнет. Разбудила его, проверила ближайшие палаты – все в порядке. К Никаноровой не подходила – лежит себе, и ладно. Посмеялись еще потом, неплохо, дескать, проводим смену. О том, что снотворного наелись, медсестра уже только при мне сообразила…

– Смотри-ка, гуманисты, – проворчал Кольцов. – Могли бы и эту парочку на тот свет отправить, но нет, в живых оставили, Никаноровой ограничились… Все правильно, уж больно вызывающими бы эти злодеяния выглядели… Что так смотришь? – внезапно спросил Михаил. – Мона Лиза прямо, которая Джоконда. Приберег что-то на десерт? Выкладывай.

– Приберег, Михаил Андреевич, от вас ничего не скроешь. – Молодой сотрудник аж подбоченился. – Около полуночи это было, я рядом с больной сидел. Жалко ее стало, сидел, в общем, смотрел. Тут она в себя пришла…

– Слушай, сказочник, – начал, нахмурившись, Кольцов и осекся. У подчиненного подозрительно блестели глаза.

– Мамой клянусь, товарищ майор, очнулась она… Глаза открыла, смотрела осмысленно, говорить могла… ну, шептать в смысле. Я уж собрался за сестрой бежать, потом думаю – нет, начнут возиться с ней – хрен опросишь. Спрашиваю: ты как, в порядке? Она отвечает: да. Ну, приврал немного, сказал, что из милиции, что она в безопасности, может не волноваться. Спрашивает: что с Максимом? Ну, с возлюбленным ее, Приходько то бишь. Я опять грех на душу взял – живой, говорю, все в порядке будет. Она давай улыбаться, а мне так стыдно стало… Спрашиваю: