Грехи отцов - Уильям Кафф

нас. На какие средства мы жили, не знаю, но полагаю, у отца есть капитал, или поместье, или что-нибудь в этом роде, приносящее известный доход, так как мне несколько раз случалось видеть в нашем доме конторщика одного городского банкира, а когда отца разбил паралич, то, по его указаниям, я расписывалась за него в книге, приносимой приказчиком, и ежемесячно получала деньги из этого банка. Нужды мы не знали, и я могла доставлять больному отцу не только все необходимое, но даже исполнять его прихоти.

Вечером знаменательного дня, когда решен был мой отъезд, отец долго разговаривал с доктором, вручившем мне сумму, достаточную на проезд в Англию и обратно и на месячное прожитие там — отец почему-то думал, что этого срока будет достаточно для достижения моей цели. И так, поручив его попечениям доктора, обещавшего прислать к больному искусную сиделку и вообще окружить его всевозможною заботливостью, я со слезами простилась с ним и пустилась в мое далекое путешествие.

— Это удивительно! Я просто поражена вашим мужеством, милая моя бедняжка! — со слезами воскликнула Эмили, горячо обнимая и целуя девушку, что вызвало у Ральфа завистливый взгляд.

— Я, право, даже не думала, нужно ли на это мужество, — отвечая на ласку моей жены, сказала Энид. — Ведь кроме меня, у отца не было никого, и очень понятно, что я должна была помочь ему. Благополучно достигнув Англии и Лондона, я с первых же дней начала разыскивать Херн-Лодж, руководясь описанием отца и не зная, чего желать: осуществления ли его галлюцинаций или же их полного опровержения. Случилось первое: Херн-Лодж-оказался налицо, и следующей моей задачей было проникнуть в дом.

Это было дело нелегкое; старик сторож косился на меня и постоянно угрюмо отказывался впустить меня в комнаты, ссылаясь на то, что я не имею разрешения управляющего. Видя, что его не уломаешь, я решилась нанять дом, но к несчастью, или, быть может, к счастью, вы предупредили меня на сутки, мистер Уэльтер: когда я явилась к управляющему, Херн-Лодж был уже отдан вам. Право, отчаяние мое было беспредельно. Я не видела никакой возможности проникнуть в дом, занятый жильцами. Надо вам сказать, что только найдя Херн-Лодж и не имея еще никаких дальнейших планов, я немедленно переселилась по соседству, в Омига-Стрит, где нашла меня миссис Уэльтер. Для того чтобы не возбуждать любопытство относительно моей личности, я назвала себя моей хозяйке приходящей гувернанткой и в подтверждение этого напечатала объявление, что ищу уроков. Очень скоро меня пригласили в два-три дома, что доставляло мне некоторые средства и, кроме того, наполняло мои дни. Узнав, что Херн-Лодж нанят, как страстно желала я, чтобы хозяева его имели детей, нуждающихся в учительнице! Весь интерес моего существования сосредоточился на этом доме и его жильцах. Постоянно бродила я кругом, изучая все входы и выходы и сличая их с продиктованным мне отцом планом. Скоро мне стали знакомы все ваши лица; я приметила часы ухода и прихода мистера Уэльтера; знала, когда миссис Уэльтер гуляет с малюткой и много раз собиралась заговорить с нею, но все не решалась. Наконец случай помог мне познакомиться с нею в лондонском омнибусе, но от уличного знакомства до приглашения в дом еще далеко. А я порешила, что непременно, так или иначе, попаду в Херн-Лодж. Все это время я писала в Испанию и аккуратно получала вести от доктора Антонио: отец стал спокойнее, начал немножко есть, тогда как прежде даже вид пищи возбуждал в нем отвращение, и вообще, пока доктор доволен его положением. Но все-таки в каждом письме он настойчиво советовал мне поскорее окончить мои поиски за призраком и возвращаться домой. Так прошло три недели. Однажды ночью мне положительно не спалось. Задыхаясь в своей каморке, я вышла на улицу и, как всегда, меня потянуло в сторону Херн-Лоджа. До назначенного мне отцом срока оставалось всего неделя, а еще ничего не было сделано. Вернуться к нему с пустыми руками значило бы наверняка убить его сразу, потому что теперь я уже не сомневалась в том, что рукопись действительно спрятана в указанном им месте. Ломая себе голову над предлогом, который помог бы мне появиться в вашем доме, я незаметно добрела до купы рододендронов, растущих у задней стены коттеджа, и внезапно увидала под окном нижнего этажа трех человек, из которых один усердно распиливал решетку. Очевидно, это были воры. На мгновение я перепугалась, но потом оправилась и стала соображать, что мне делать? Если бы я вышла из-за кустов и воры увидали бы одну беззащитную женщину, весьма возможно, что они быстро прикончили бы меня, что не помешало бы им ограбить дом. Но тут я вспомнила дурную славу Херн-Лоджа, в котором, как говорили, водилось привидение, и решилась принять на себя эту роль, рассчитывая на то, что воры суеверны не менее других людей. Поэтому, рискуя перебудить всех и выдать свое собственное присутствие, я испустила дикий крик, к моей радости возымевший желанное действие: воры пустились бежать без оглядки. Я притаилась в кустах и ждала; все было тихо, вопреки моим ожиданиям никто не проснулся в коттедже. Тогда я подкралась к окну, решетка которого была уже распилена и отогнута наружу и рама вынута, и заглянула внутрь. Не думая о последствиях, мгновенно я взобралась на подоконник и спрыгнула на пол. Кругом было темно; я зажгла спичку, коробка которых случайно оказалась у меня в кармане и, вынув план, всегда сопровождавший меня, начала определять по нему местность.

Раздавшийся невдалеке шум шагов заставил меня опрометью выскочить в окно и стремглав бежать домой обходною дорогой; много раз я останавливалась и пряталась в тени деревьев и изгородей, боясь быть замеченной при ярком лунном свете. Но никто не гнался за мною, и я счастливо добралась к себе.

На другой день счастье улыбнулось мне: миссис Уэльтер с Питером встретилась со мною, когда я возвращалась с урока, и я видела, как собака отстала от хозяйки, заигравшись с другой собакой…

Тут Энид видимо смутилась и очень покраснела, но жена дружески похлопала ее по плечу.

— Полноте, полноте, милочка! — сказала она. — Нечего стыдиться! Я уж и так все поняла. Конечно, ради отца вы и за соломинку хватались!

— Я позвала Питера, — продолжала Энид, — приласкала его, прикормила бывшими у меня в кармане бисквитами, взяла за ошейник и привела к себе домой. Остальное вам известно. Если вы осуждаете меня, то это для меня самое горькое наказание за мое лицемерие, потому что я искренно привязалась ко всем вам…

— Но