Кэрол Терстон - Око Гора

– Сэм? Ты где?

Из коридора, ведущего в спальню, вылетел пес, прямиком кинулся к Кейт, заскользил по полу и остановился, врезавшись в ноги хозяйки. Потом, виляя хвостом от восторга, поставил передние лапы Кейт на колени и положил голову ей в подставленные руки.

– Я привела друга, познакомься. – Она почесала ему грудь – это была команда слезать. – Макс, познакомьтесь, это Самсон. Сокращенно Сэм.

– Дружок, да ты сам себе порода, правда? – прошептал Макс псу, опускаясь на корточки, чтобы погладить его. – Как и твоя хозяйка.

У Сэма было толстое крепкое тельце с короткими ножками, как у корги, острые уши, нос фокса и бархатные коричневые глаза, которые и подкупили в свое время Кейт. Спина, покрытая черно-коричневой шерстью, заканчивалась длинным шелковистым хвостом, подметающим пол.

– Даже предположить не могу, что он делал у меня в спальне, – сказала Кейт. – Вчера вечером порвал пакет с сухим кормом и рассыпал по всей кухне. – Макс попытался встать, но Сэм протянул лапу, прося его остаться. – Вы ему понравились, – заметила Кейт.

Гостиная казалась пустынной, потому что окна выходили на север, и там всегда было темно; к тому же в ней почти не было мебели. А теперь Кейт увидела ее глазами Макса и поняла, что комната показалась ему не просто пустой, а временным пристанищем.

– Выпьете что-нибудь, пока я приготовлю ему ужин? – спросила она, пытаясь найти повод скрыться в другой части дома. – У меня есть вино из коробки и пиво.

– Пива хорошо бы.

Сэм прибежал на кухню и уселся у своей миски, а Кейт тем временем взяла пластмассовую чашку и банку «Олимпии» из холодильника для Макса.

– Вы назвали его Самсоном из-за физической силы, или у него просто сильный характер? – поинтересовался он, наблюдая, как Кейт накладывает в миску Сэма тушеную говядину.

– Тогда я этого еще не знала. Я нашла его в городском приюте, как только приехала сюда.

– А давно это было?

– Два месяца назад. – У Кейт раньше никогда не было собаки, но мысль пришла ей в голову вскоре после того, как она стала работать в музее. Сначала она думала, что это всего лишь любопытство, подсознательное желание на собственном опыте изучить явление, не дававшее ей покоя – присутствие белой собачки на картонаже Ташат. А теперь и Сэм, помимо Ташат, помогал поверить, что Кейт было просто суждено приехать в Денвер – и за Клео ее сюда потянула не только дружба.

– Я лишь однажды взглянула в эти огромные карие глаза, – добавила она, улыбаясь Сэму, – и не смогла оставить его там, так же как…

– Так же как вы не можете оставить Ташат, не попытавшись узнать, что с нею произошло? – закончил за нее Макс.

– Интерес к Ташат растет со временем. А к Сэму у меня любовь с первого взгляда. Это имя происходит от еврейского слова «Шимсон», что означает «подобный солнцу». Мне показалось, что оно ему подходит.

– Это у нас общее? – поинтересовался Макс, кивнув в сторону Сэма, который сидел на задних лапах, соединив передние в мольбе. Теперь-то, если не раньше, Кейт поняла, что Макс именно умолял разрешить сделать томограмму Ташат.

– Мне показалось… – начала она смущенно, но потом выпалила: – Египтяне считали, что если у человека или собаки слишком много волос, это признак варварства.

Макс рассмеялся и по-дружески сжал ее плечи, показывая, что не обиделся.

– Можете осмотреться здесь, если хотите, – предложила она, – пока я подогрею Сэму еду в микроволновке. На веранде, вон за той дверью, я работаю, смотрю телевизор и читаю – да и почти все остальное время провожу там.

Макс вышел на крытое крыльцо, тянувшееся вдоль задней стены дома, но вскоре вернулся с акварельным рисунком.

– Расскажите об этом.

– Египетский судный день. Скопирован с гроба Ташат, но он вполне стандартный. Сердце умершей – кувшин с двумя ручками, расположенный на одной чаше весов, – это иероглиф сердца – его взвешивают, положив на вторую чашу перо истины, символ Маат[25], богини истины и порядка. Мы бы сказали, всего того, что одобрено моралью и справедливостью. – Она указала на мужчину с собачьей головой. – Это Анубис, следит за тем, чтобы сердце не обманывало; а мужчина с головой ибиса – Тот, бог мудрости, считалось, что он изобрел письменность. Он записывает решение судей, в то время как Гор, сын Исиды и Осириса, ждет, чтобы отвести умершую к Осирису, который зачитает ей вердикт – допускают ли ее в вечность. В Рай. Существо с частями льва, гиппопотама и крокодила, что сидит у центрального столба весов, – это Амт. Если сердце слишком тяжело от совершенных грехов, Амт его пожирает, и тогда тебе конец.

– Полагаю, Ташат пропустили в вечность, так как ее сердце легче пера.

– Обычно весы рисуют ровно, возможно из-за того, что решение выносить богам, а не простым смертным. Дэйв считает, что это небрежность художника.

– Ахинею нести он умеет.

От такой внезапной оценки у Кейт в горле застрял хохоток.

– Надеюсь, вы поняли, что сегодня днем ходили по священной территории?

Он усмехнулся, признавая ее правоту:

– Не сразу, но понял.

Кейт поставила тушенку Сэма на пол.

– Если вам еще раз доведется вступить в битву за эту мумию и если вам нравятся опасности, попробуйте упомянуть имя Нефертити – Царицу Эхнатона, помните ее знаменитый бюст?

Макс кивнул:

– А почему?

– Некоторые весьма уважаемые египтологи считают, что она и есть Сменхкара.

– Господи, как жаль, что я не знал этого сегодня! – Макс позвав Кейт с собой и вернулся на крыльцо, к ореховому рабочему столу. – Что вы имели в виду, говоря «плюс-минус двадцать пять лет»? Разве на гробе не написано, когда Ташат умерла, или хотя бы когда родилась?

– И да и нет. Египтяне записывали даты как «Год Первый» или «Год Пятый» или какой-то еще, но это годы правления отдельно взятого фараона, а у нее на гробе три разных даты. Две из них странные, но все же…

– В каком смысле – странные?

– Большинство египтологов считает, что Эхнатон правил семнадцать лет, а тут… сейчас покажу. – Она подвинула к себе листок бумаги и написала три имени, добавляя в скобках время правления каждого фараона. Потом к каждому она подписала дату с гроба Ташат.

Эхнатон (17) Год 18-й

Сменхкара (3?)Год 4-й

Рамзес (2) Год 1-й

Макс сразу уловил суть.

– Значит, у Эхнатона не было Года Восемнадцатого, а у Сменхкары – Года Четвертого?

Кейт кивнула:

– К тому же это не просто перечень правителей, потому что в нем не хватает трех фараонов – Тутанхамона, Эйе и Хоремхеба, они шли именно в такой последовательности между Сменхкарой и Рамзесом. Хоремхеба считают последним фараоном Восемнадцатой Династии, потому что он, женившись, присоединился к царской семье. Между Сменхкарой, кем бы он или она ни был, и Рамзесом – по меньшей мере двадцать четыре года.

– Так значит, первый Рамзес начинает новую царскую линию, Девятнадцатую Династию?

Кейт снова кивнула:

– Очередной военный, как и Хоремхеб.

– Если Рамзес трон не унаследовал, то человек, написавший эти даты, в то время был жив, если знал, что тот взошел на престол. То есть получается, что самая информативная дата – это «Год Первый» правления Рамзеса.

Кейт начала замечать, что Макс Кавано – далеко не посредственный диагност.

– Я согласна, но это все равно не объясняет, почему тут три даты, а не одна.

– А что значит вопросительный знак после Сменхкары?

– Никто не знает наверняка, шел ли он после Эхнатона или они правили одновременно. Если верно второе, то их правление проходило совместно в последний год царствования Эхнатона. Нефертити действительно исчезла из виду в последние три года правления мужа, но никому не известно, с какого времени они начали отсчет совместного правления. Это одна из причин различающихся версий хронологии фараонов.

– Черт возьми, столько деталей мозаики утеряно, – пробормотал Макс, запуская пальцы в волосы. – Многого мы так никогда и не узнаем.

Испугавшись, что и так уже слишком озадачила его, Кейт решила рассказать что-нибудь такое, за что можно зацепиться, в чем нет сомнений.

– Я согласна, что иногда мы принимаем желаемое за действительное, но я, как и вы, не могу согласиться с доводами людей типа Дэйва Бровермана. Пока не могу. Потому что на картонаже Ташат было еще одно стихотворение. – Кейт помолчала, а потом начала читать наизусть:

– Сначала голос взбунтовался против тьмы, и стал настолько громок, что темные воды заволновались.

Это поднимался Тему, чья голова похожа на лотос с тысячей лепестков. Он вымолвил слово и от него отделился лепесток, изогнувшись на поверхности воды.

Он воплощал желанье жить. Из ничего он создал себя, свет. Рука, разделившая воды, воздела солнце и расшевелила воздух.

Он был первым, он был началом. Потом возникло и все остальное, как лепестки, расплывающиеся по пруду.