Увидеть огромную кошку - Барбара Мертц

цветов. Гроб, покрытый полотняным покрывалом, покоился на невысокой платформе за столом – простой деревянный ящик, украшенный только необходимыми металлическими деталями, но столярная работа была выполнена весьма аккуратно, а латунь отполирована до блеска, как золото.

Торжественная атмосфера места подействовала на всех нас, и больше всего на Нефрет, но она решительно отказалась последовать моему предложению – сидеть в кресле, предоставив действовать мне с мальчиками.

– Это с благородной целью, так ведь? – прошептала она. – Ради неё?

Я пробормотала несколько утешительных слов. Однако нам предстояла непростая задача. Лицо было закрыто, а тело обвивал пристойный саван. Когда я откинула в сторону покровы, то была шокирована, обнаружив, что на покойной осталось тонкое шёлковое нижнее белье. Оно казалось ужасно неуместным, но, в конце концов, не мне было определять, что преданный муж может считать правильным. Собираясь продолжить, я обнажила впалую грудь и достала из сумки зонд, который принесла с собой.

– Минуточку, матушка, – вмешался Рамзес. – Существует более простой способ.

Нам не потребовалось много времени, чтобы выполнить намеченную работу. Затем мы привели всё в порядок, и я задержалась, чтобы прочитать короткую молитву. Дети молча стояли у гроба, склонив головы, но я отнюдь не была уверена, что они присоединились к моей молитве.

Выход из этого пыльного, гнетущего мрака был подобен подъёму на ладье Амона-Ра из тёмных вод египетского подземного мира[181]. Мы поспешили к ожидавшему экипажу. Солнце стояло высоко, источая палящий зной, но рощи высоких финиковых пальм отбрасывали приятную тень на пыльную дорогу. Мы миновали английское кладбище и подошли к отелю, и только тогда молчание было нарушено. Мной.

– Я скажу полковнику, что мы посетили часовню сегодня утром.

Сдвинув шляпу на затылок, Рамзес вопросительно посмотрел на меня.

– Матушка, ты уверена, что полковник предложит всем нам присоединиться к нему?

– Я не понимаю, как он может поступить иначе, Рамзес. Ведь иное поведение недостойно джентльмена.

Губы Рамзеса сжались.

– Я бы предложил небольшую ставку, если бы не тот факт, что мой выигрыш смутит Давида.

– Что ты имеешь в виду? – с искренней озадаченностью спросила я.

– Не имеет значения, – быстро ответил Давид.

– Имеет, – возразил Рамзес. – Матушка, разве ты не знаешь, что полковник не пригласил Давида сесть с ним за стол?

Нефрет ахнула.

– Ты шутишь, Рамзес?

– Уверяю всех, что я совершенно серьёзен. С самого начала он игнорировал Давида, как одного из своих слуг; он ни разу не обратился к нему напрямую и не прикоснулся к его руке. Он воздерживался от открытой грубости – хотя и не считал бы её таковой – с тех пор, как встречался с нами на наших условиях и на нашей территории, но предложения с его стороны не последует.

– Не могу поверить, что он способен на подобную неучтивость.

– Я могу ошибаться. Хочешь рискнуть?

– Нет, – медленно протянула я, вспоминая историю полковника. – Мне бы доставило огромное удовольствие... э-э... вразумить полковника, но не ценой причинения боли Давиду.

– Почему ты не рассказал нам? – разозлилась Нефрет, её щеки пылали. – Ты действительно думаешь, что я пойду туда, где Давиду не рады?

На мгновение я подумала, что Давид собирается заплакать. Египтяне отнюдь не считают, что слёзы недостойны мужчины. Английское воспитание победило, но улыбавшиеся губы слегка дрожали.

– Пожалуйста, не расстраивайтесь. Какое значение имеет мнение мужчин, похожих на полковника, когда у меня есть такие друзья, как вы?

Нефрет выглядела так, будто готова разразиться слезами – в данном случае, слезами ярости.

– Я не пойду.

– Это глупо, – серьёзно сказал Давид. – Вы осуждаете его безо всякого суда, и в любом случае ваше осуждение не влияет на причину, по которой вы изначально решили принять приглашение полковника. Вам представляется шанс одолеть его, согласны?

– Давид прав, – кивнула я. – Не стесняйся обратить его ошибочные предположения против него самого, Нефрет; я не сомневаюсь, что и о женщинах он тоже невысокого мнения. Галантность часто служит прикрытием для презрения. Ты способна обмануть его и завоевать доверие, которого не сможет добиться никто другой.

Расчётливая улыбка преобразила яростное хмурое лицо Нефрет.

– Что мне нужно узнать?

Мы обсудили этот вопрос. Когда мы вышли из экипажа, произошла небольшая потасовка из-за того, кто должен взять Давида за руку. Это его очень позабавило, поэтому, входя в отель, мы все улыбались.

Полковник Беллингем ждал в вестибюле. Рамзес не стал рисковать тем, что его друга оскорбят у него на глазах. Не обращая внимания на полковника, он повёл Давида прямо к стойке консьержа, где они собирались оставить захваченную с собой фотокамеру. Беллингем подошёл к нам и поцеловал мою руку и руку Нефрет, а девушка улыбалась ему так жеманно, что это вызвало бы самые серьёзные подозрения у более умного человека.

Полковник не обратил внимания на мальчиков, хотя явно видел их, и не пригласил меня присоединиться к их обществу. Он предложил Нефрет руку, и я сказала:

– Увидимся здесь же через два часа, Нефрет.

Полковник одобрительно кивнул. Естественно, подумала я: настоящая юная леди не ходит по улицам без сопровождения. Я не могла себе представить, как он мог цепляться за заблуждение, что Нефрет — порядочная молодая леди, увидев её в сапогах и брюках; но общественные условности настолько глупы по своей сути, что пара несоответствий едва ли имеют значение.

Мы с мальчиками прошли в обеденный зал, где Нефрет и полковник расположились вместе с Долли за столом у окон. Не успел метрдотель дойти до нас, как к нам поспешил другой человек.

– Миссис Эмерсон! – Дональд Фрейзер схватил меня за руку и с энтузиазмом пожал её. – Время ланча? Вы окажете нам удовольствие присоединиться к нашей компании, или вы уже приглашены?

– Только Рамзесом и Давидом[182], – ответила я, заметив, что Энид поднялась со стула и поманила меня.

– Естественно, приглашение распространяется и на них, – радостно рассмеялся Дональд. – На нашем родном языке это однозначно не выразить, так ведь? В некотором смысле это чертовски сложный язык, но французский и немецкий...

Он продолжал весело и невежественно болтать о лингвистике, сопровождая нас к их столу. Было лестно получить такую всеобщую признательность. Лицо Энид сияло, и даже миссис Джонс явно была рада меня видеть. Хотя она оделась с присущей ей модной опрятностью — в серую саржевую юбку и отделанную тесьмой куртку-зуав[183],