Идентичность Лауры - Ольга Владимировна Маркович

И знаете, это правда. Перед глазами пробегает вся жизнь. Будто откручивает пленку с конца к началу. Я видел наше утро в постели и слышал джаз. Потом был ангар и распоротые холсты. Многодетные отцы и сухое молоко в банках. А потом все полетело быстрее, и я увидел первую встречу с Труди. Как хороша она была! Я подумал, что она не может быть настоящей. Что она точно аферистка и ничем хорошим дело не кончится. Как знал. Потом я увидел теленка, висящего на пуповине. А потом отца. Он протянул ко мне руки. «Небо низко», — покачивая головой, сказал он. «А я как раз недавно заметил, что небо низко», — ответил я ему. «Вот и сбылось. Вот мы и встретились». Отец посмотрел на меня с доброй укоризной и похлопал по плечу. Я был рад ему. Очень рад. Но последним, что я видел, было лицо Труди в солнечных лучах под широкополой шляпой на утреннем пляже. Я уже уходил, но обернулся, чтобы взглянуть на нее в последний раз. Она сидела там, обдуваемая ветром, и шутила про бесконечных обезьян. А потом сказала: «Давай-ка и правда заведем небольшую фермочку, родной, и начнем выращивать тепломордых телят». Голос ее звучал сначала громко, а потом все тише. Он таял, продолжая доноситься откуда-то издали и распадаться на отдельные звуки: «Те-пл-ом-ор-ды-хт-ел-ят. Т-е-п-л-о-м-о-р-д-ы-х т-е-л-я-т». Я не отвечал и улыбался. Я всегда улыбался, глядя на нее.

Эпилог

Доктор Курт Мак-Келли. Циник и атеист

Дерево в центре площади походило на спрута. Ветви-щупальца охватывали пространство у входа в Национальный госпиталь ментального здоровья Ангоды. В жизни не видел таких великанов. Оно просто торчало из клумбы, как зарывшийся головой в илистое дно осьминог. Здоровое, вековое, с необъятным стволом, нарочито театральное дерево. Может, именно оно добавляло атмосфере драматизма. Я представил себя героем пьесы или кинофильма. Молодой честный врач, приехавший в психиатрическую лечебницу на краю мира и попавший в водоворот странных, загадочных обстоятельств. Молодой? Относительно. Честный? Пожалуй. Но у честности, как и у религиозности, сильно размыты границы. Потому я предпочитаю не принадлежать ни к каким конфессиям, кроме собственного кодекса чести. В психиатрической практике встречается столько страшного и странного, что частенько задаешься вопросом: кто писал эти грустные, лишенные здравого смысла человеческие судьбы? Можно было бы сказать — Бог. Можно было бы. Но я атеист. Многие врачи атеисты. Это удобно. Нет соблазна обвинить в своих ошибках кого-то другого.

Тропинки. Тишина. Мрачная обшарпанность строений. Я сидел на лавочке в тени ветвей древесного спрута и читал записи в блокноте. Ждал, когда за мной спустятся. Крупный охранник, похожий на ланкийского Шакила О’Нила, поглядывал в мою сторону с недоверием. Кругом сновали милые смуглые девушки в серых платьицах до колена, в белых чепцах и таких же гольфиках. Точно медсестрички из Silent Hill. Их благочестивый вид вызывал скорее тревогу, чем успокоение. Сбиваясь в стайки по три-четыре, они сновали вокруг, оценивая меня. Сплетницы-старшеклассницы. Я еще не привык к местному колориту и надеялся не привыкнуть. На Ланке для меня было слишком жарко, слишком грязно и слишком много внимания. Единственное, что заставило меня притащиться сюда — это пациент. Пациентка. Гражданка Соединенных Штатов Америки — Лаура Арчер, как она именовалась сейчас. Больше известная общественности как Лаура Хитченс. Несколько лет назад она подозревалась в громком убийстве жениха. Тогда ее причастность к делу не была доказана. Тем интереснее, что имя Лауры всплыло снова в связке с еще более пугающими происшествиями, но уже вдали от дома. Снова убиты мужчины. Снова тем же способом. А виновница не вызывает ничего, кроме сочувствия.

Я писал диссертацию на тему диссоциативного расстройства идентичности, когда учился в Пенсильванском университете, и потом много лет специализировался на теме расщепления сознания. Наверное, поэтому меня наняли разобраться с ситуацией как эксперта и представителя государства. А может, никто, кроме меня, просто не согласился тащиться в такую даль.

Задача стояла подтвердить диагноз и убедить власти Шри-Ланки передать пациентку на родину для дальнейшего разбирательства. Лаура обвинялась в убийстве двух граждан Америки в противовес одному ланкийцу, поэтому мы хотели сами судить или лечить ее. Я не был уверен, что подозреваемая действительно страдала расстройством, которое встречается в массовой культуре гораздо чаще, чем в жизни. И именно благодаря фильмам и книжкам синдром множественной личности стал спекулятивным инструментом для тех, кто пытается избежать наказания или привлечь к себе внимание.

Задача, которую я решал для себя в этой авантюрной вылазке — создание личного бренда. Я вдоволь наработался в чужих интересах и открывал собственную практику. Огласка за счет громкого дела Лауры Хитченс виделась мне хорошим способом заявить о себе.

Недавно я расстался с гражданской женой Лизой, которая ушла от меня, так и не дождавшись заветного кольца за семь лет совместной жизни. Что ж, тем лучше. Я был абсолютно свободен и предоставлен самому себе. Лиза иногда снилась мне, и, может, еще поэтому я хотел сменить обстановку. Все в нашем доме напоминало о ней. Тихие, счастливые, неразличимые между собой годы.

Пока я мирно сидел на лавочке под древесным спрутом, за мной вышла Сави Сенанаяке, врач, с которой мы вели переписку. Это была невысокая миловидная женщина чуть квадратного телосложения с чистой и гладкой кожей кофейного оттенка. Она улыбнулась и протянула мне руку. Одета Сави была по-европейски: в блузу и джинсы.

— Курт Мак-Келли, — представился я, крепко пожав ей руку. Мне понравилась открытость коллеги. Женщины, которых я успел повстречать на острове, были приветливыми, но отстраненными. Кокетство — да. Физический контакт — ни в коем случае.

— Вы мужчина, — сказала она улыбаясь.

— А что, я не должен им быть?

— «Мак-Келли» ассоциировалось у меня с женщиной. И потом, в нашем отделении не принято, чтобы мужчины работали с пациентками.

— Это проблема?

— Не для меня. Но общество у нас очень традиционное. Пройдемте?

Я двинулся следом за Сави. Она вела меня длинными тропами и переходами. Территория Ангоды оказалась непомерно большой. Корпуса, корпуса. Милые лужайки, охрана и решетки на окнах.

— Как она? — спросил я.

— Ваша соотечественница?

Я кивнул. Сави пожала плечами с легким смущением:

— Сейчас увидите.

Мы зашли в большой барак с бесконечными вереницами железных кроватей, тянущихся вдоль стен справа и слева.

— Вот она. — Врач указала на койку в центре. На ней, поджав под себя ноги, лежала брюнетка с длинными спутанными волосами, весившая не больше 88 фунтов. Она постанывала, будто ребенок, баюкающий себя.

— Пациентка не ест, не пьет, непрерывно стонет. Ее сторонятся другие