Детектив к Новому году - Надежда Салтанова

из метельной круговерти, дохромал до крыльца, подволакивая левую ногу, лишенную снегоступа, и упал в изнеможении.

Чтобы отогреть его, бросили в топку все, что оставалось в дровянике. Юлечка в порыве человеколюбия достала из косметички парижские духи, намереваясь растереть бедолагу и разогнать застывшую в его жилах кровь, но он сказал, что кровь разгоняется не массажем, а употреблением внутрь согревающих напитков, и у него для экстренных случаев припасена чекушка «Кубанской», каковой он не замедлил воспользоваться.

Оттаявший и захмелевший, Калинников сказал, что в гробу видал такие прогулки. Отойдя от коттеджа и потеряв его из виду, он очутился посреди пространства, лишенного каких бы то ни было ориентиров. Пытался идти по солнцу, но оно скрылось за тучами. Поняв, что дальнейшее продвижение ни к чему хорошему не приведет, повернул назад. Одна фанерка слетела со ступни, лямка утонула в снегу. Он и сам не помнил, как доковылял до коттеджа.

— Никаких больше походов! — категорично рубанула Эмма Анатольевна. — Придумывайте что-то другое.

Но что можно было придумать?

В этот вечер они топили печь частями разломанных тумбочек и стульев. Законопослушный Славик заикнулся было о материальной ответственности за порчу казенного имущества, но товарищ Калинников только пальцем у виска покрутил: мол, посмотрите на этого идиота.

В баке иссякла вода. Набрали за крыльцом снега, растопили его и вскипятили. Когда пили воду вприкуску с зачерствевшими пряниками, остановились ходики в столовой. Товарищ Калинников встал на скамью, чтобы их завести, открыл дубовый корпус и увидел, что ключ лежит на клочке бумаги.

— Еще одна записка!

— И что в ней? — меланхолично осведомилась Эмма Анатольевна.

— «Все еще не вспомнили? — прочитал товарищ Калинников, стоя на скамейке. — Даже подсказки не помогли?»

— Какие подсказки? — встрепенулась Юлечка, и в груди ее резко закололо, точно шип воткнулся или еще что-нибудь острое.

Так и не заведя часов, товарищ Калинников слез со скамьи и удалился.

— Куда это он? — насторожился Славик.

— Не знаю. — Юлечка нервически дернула плечиком. — Тут все так непонятно…

— Тот, кто нас запер в этой тюрьме, не дурак! Заметьте, как он все рассчитал. Сначала у нас кончились дрова, потом остановились ходики, и мы последовательно нашли две записки.

— По-вашему, будет и третья?

— Не исключено. Хотя ума не приложу, куда он еще мог ее запрятать. Но, возможно, она окажется самой главной.

Эмма Анатольевна по-мужицки припечатала кулак к столешнице.

— Нам не записки нужны, а вертолет, на котором мы бы отсюда улетели! Наш тюремщик — сумасшедший, не удивлюсь, если он из психиатрической клиники сбежал.

Вошел товарищ Калинников и положил на стол, на всеобщее обозрение, автомобильное зеркало.

— Знаете, что это такое?

— Зеркало заднего вида от «Москвича», — определил Славик. — Вы его с собой из города притащили? Зачем?

— Я не притаскивал. У себя в тумбочке нашел. Может, это и есть подсказка?

— Подождите! Если так, то тогда… — Юлечка сунула руку в кармашек брюк и вынула брошку с бабочкой. — Вот. Это было у меня под подушкой.

— Хм! — Славик встал. — Теперь и я припоминаю… Минутку.

Он вышел и принес пару потертых кроссовок.

— Это я нашел у себя под кроватью. Еще удивился: неужели кто-то забыл и ушел босиком?

Все посмотрели на Эмму Анатольевну.

— Давайте и вы. Сознавайтесь! — поторопил ее товарищ Калинников.

— В чем?

— Ну, коли всем достались подарки, то и у вас что-то есть. Не стесняйтесь, выкладывайте.

Эмма Анатольевна помедлила, затем произнесла:

— Да, у меня тоже был… подарок. Я его в печке сожгла в первый же вечер.

— И что это было? — полюбопытствовал Славик.

— Экзаменационный билет.

— Что?

— Листок бумаги. На нем напечатан номер и вопрос по истории. У меня по таким билетам студенты каждый год экзамены сдают.

— Если не секрет, что за номер и какой вопрос?

— Номер, кажется, восьмой. А вопрос… Реформы Петра Первого. — Эмма Анатольевна начала раздражаться. — Слушайте, какое значение имеет вся эта ерунда?

— Очень большое. — Товарищ Калинников поднял указательный палец. — Если это подсказки, то они должны нас на правильные мысли навести. Зачем же вы эту бумажку спалили, а?

— Терпеть не могу, когда в доме валяется мусор! У вас ко мне все? Допрос окончен?

Эмма Анатольевна поднялась со скамьи и, надменно задрав подбородок, выплыла из столовой.

…Эта ночь была особенно мучительной. Юлечка легла в кровать, не раздеваясь, завернулась в одеяло, словно гусеница в кокон, но все равно ее бил озноб, зубы дробно стучали, она тщетно стискивала их, чтобы лежать тихо и не беспокоить и без того взвинченную Эмму Анатольевну.

Ни та, ни другая так и не сомкнули глаз. Виною был не столько холод и даже не голодные спазмы в животе, а жуткое ощущение неизвестности и беспомощности перед властью неведомого психопата. Юлечке мерещилось, что он рядом, под одной с ними крышей и ждет минуты, когда они совсем ослабнут и не в силах будут оказать сопротивления. Тогда он явит себя и, хохоча в припадке безумия, прикончит их…

Она вздрагивала и тряслась, призрачные видения обступали ее со всех сторон. Эмма Анатольевна, судя по стенаниям, испытывала что-то подобное.

— Как думаете, долго мы еще протянем? — прокашляла она, когда за окном, покрытым хрусталиками инея, забрезжила молочная заря.

— Утверждают, что человек без еды может прожить месяц, — поделилась Юлечка сведениями, вычитанными в научном журнале. — Но это если со здоровьем все в порядке.

— Если в порядке… А если нет? Я и двух дней не проживу… кхе!..

Юлечка, как умела, подбадривала ее, но и у самой на душе скребли кошки. Да что там кошки — леопарды. Их острые когти причиняли сильную боль, царапали, кололи…

Ах ты ж!.. И правда, в бок кольнуло, будто вонзилась игла. Юлечка ойкнула, пошарила под собой и нащупала брошку, лежавшую в кармане.

Что же напоминает эта розовая, с распростертыми крылышками бабочка? Вернее, не так. С кем или с чем она ассоциируется?

В памяти внезапно предстала аудитория в университете. Идет комсомольское собрание, и она, комсорг группы, смело и бескомпромиссно обличает свою сокурсницу, которая мало того, что прогуливала лекции, так еще и общественные мероприятия игнорировала. На ноябрьскую демонстрацию не пришла — раз. Когда собирали теплые вещи в пользу бедняков Анголы, сказала, что у нее ничего лишнего нет, — это два. (Юлечка понятия не имела, зачем беднякам Анголы теплые вещи, ведь в Африке и так жарко, но пришла разнарядка, вот и собирали.) Наконец, эта нерадивая студентка пропустила субботник, а потом отказалась готовить номер для новогоднего капустника.

Студентку звали как-то вычурно: Веста… или Ванда? Была она из семьи небогатой, ходила всегда в чем-то простеньком, из украшений — только такая