Увидеть огромную кошку - Мертц Барбара

– О, отлично, Пибоди! Таким образом, число подозреваемых сокращается до шести или семи тысяч.

– У тебя есть какое-нибудь разумное предложение, Эмерсон, или ты просто собираешься сидеть, курить и отпускать саркастические замечания?

– Ни то, ни другое, ни третье – отрезал Эмерсон. – Я собираюсь работать. Полагаю, ты отправишься в Луксор, Пибоди.

– Совершенно необходимо, чтобы один из нас заново осмотрел тело, – напомнила я. – Перестань хмуриться, Эмерсон, ты же знаешь: вчера вечером мы договорились, что это нужно сделать. Заупокойная служба состоится завтра утром, и после неё доступ к телу окажется невозможным.

Эмерсон хмыкнул.

– Ну ладно, Пибоди. Возможно, ты сумеешь запугать Уиллоуби, чтобы он позволил тебе ещё раз взглянуть, но я бы не стал на это рассчитывать. Он не имеет права заниматься такими вещами. Кто-нибудь ещё пойдёт со мной в Долину?

Рамзес вздрогнул и взглянул на Нефрет, сидевшую рядом с ним.

– Э-э… отец, я не успел спросить... Можно одолжить Нефрет и Давида на несколько дней? Мне нужны фотографии некоторых рельефов в Луксорском храме, чтобы я мог начать работу над текстами. Учитывая скорость, с которой памятники приходят в упадок, и важность…

– Я думал, ты собираешься сосредоточиться на Дейр-эль-Бахри, – перебил Эмерсон.

– Да, собираюсь. Собирался. Но месье Навилль[178] скоро начнёт там работу, и ты с ним не ладишь, и я закончил с фотографиями, которые мы сделали в прошлом году, и Луксорский храм…

– Да, да, – снова перебил Эмерсон. – Нет никаких причин, по которым Давида и Нефрет нельзя пощадить на один-два дня. Я – последний человек, кто мог бы подвергнуть сомнению твою искренность, Рамзес, но действительно ли ты намерен фотографировать в Луксорском храме, или это повод удрать, чтобы сопровождать маму в клинику?

– Я действительно собираюсь фотографировать, – твёрдо произнёс Рамзес. – Но раз уж ты упомянул об этом, отец, то считаю, что кому-то на самом деле стоит пойти с ней.

Спор продолжался; в разгар дискуссии появился слуга с только что доставленной запиской. Поскольку я проиграла спор – все остальные выступили против меня – то была не прочь сменить тему. Однако записка адресовалась не мне. Придав лицу учтиво-вопросительное выражение, я передала её Нефрет.

Как и я, Нефрет сразу же опознала отправителя. Наморщив нос, она заметила:

– Похоже, она покупает розовое масло квартами[179]. Как ты думаешь, что, чёрт возьми, она хочет мне сказать?

– Открой, – предложила я. – И не ругайся.

– Прошу прощения, тётя Амелия, – пробормотала Нефрет. – Ну, что ты об этом думаешь? Это приглашение пообедать с ней и её отцом.

– Ты, конечно, ответишь отказом, – мгновенно отреагировал Рамзес.

Нефрет изящно приподняла бровь.

– С какой стати?

Эмерсон бросил салфетку на стол и встал.

– Потому что я так сказал. Нет, даже не спорь со мной, юная леди. Я полагаюсь на тебя, Пибоди, в том, что ты заставишь детей вести себя прилично, и на них, чтобы они заставили тебя вести себя точно так же. Господи Великий, в единстве должна быть сила[180], но с этой семьёй вообще нельзя ни на что полагаться. Запомните мои слова, все вы!

Нефрет отправилась забрать фотоаппаратуру, остальные разошлись по своим делам. Разговор был вынужденно прерывистым, пока мы не достигли дахабии – при быстрой ходьбе трудно разговаривать. Как только мы оказались на борту фелуки, спор возобновился. Но, я бы сказала, по поводу только одного вопроса.

– Не могу понять, почему профессор поднял такой шум из-за моего обеда с Беллингемами, – проворчала Нефрет. – Это – посланная самими небесами возможность задать им несколько важных вопросов. Если ты дашь мне разрешение, тётя Амелия, он ведь не сможет возразить, так?

– Хорошо, – начала я.

– Не может быть и речи, – сердито перебил Рамзес. – Матушка не даст тебе разрешения.

Я сказала:

– Рамзес, будь так любезен позволить мне…

– Почему нет? – Нефрет сердито посмотрела в ответ. Но не настолько сердито, как мой сын – её брови не были предназначены для злости.

– Потому, что он…

– Рамзес! – закричала я.

Воцарилась тишина, но недовольство не утихло.

– Я приму решение, – подытожила я. – Но ещё рано. Я сделаю это, когда мы доберёмся до клиники. Ты сумеешь отправить ответ оттуда, Нефрет.

Я погрузилась в размышления, не будучи полностью уверена в причине возражений Рамзеса, но у меня хватало и своих. Неужели я прочитала слишком многое в восхищённых взглядах и галантных речах полковника? Маловероятно, что Долли сама по себе станет искать общества Нефрет. Записку отправили в невероятно ранний час для этой избалованной молодой женщины.

Однако точка зрения Нефрет понятна. Не следует упускать возможность допросить Беллингемов.

Я, как и обещала, приняла решение к тому времени, когда экипаж подъехал к двери клиники, и объявила об этом тоном, не допускающим никаких дискуссий:

– Ты можешь написать мисс Беллингем, что принимаешь её приглашение, Нефрет. Мы пойдём с тобой в отель. Полковник почти наверняка попросит нас присоединиться к нему. Если у мисс Долли имеется что-то, что она хочет обсудить с тобой наедине, она, несомненно, найдёт способ сделать это.

– Несомненно, – пробормотал Рамзес.

Получив бумагу, перо и чернила, Нефрет написала о своём согласии, и письмо отправили со слугой. Затем к нам подошёл доктор Уиллоуби.

Убедить его позволить мне осмотреть тело оказалось труднее, чем я ожидала. Вначале он категорически отказался на том основании, что полковник Беллингем запретил вскрытие, и женщина теперь покоится в закрытом гробу в маленькой часовне клиники. Я указала, что не предлагаю проводить вскрытие, а закрытый гроб можно открыть. Уиллоуби парировал...

Впрочем, бесполезно описывать как выдвигаемые им абсурдные аргументы, так и мои логически ошеломляющие ответы. В конце концов он, естественно, сдался.

– Я должен сообщить полковнику, что вы были здесь, – предупредил он.

– Конечно. Мы приглашены к нему на ланч; я сама скажу ему, что мы пришли выразить своё почтение.

Во взгляде Уиллоуби смешались испуг и восхищение.

– Миссис Эмерсон, бывают случаи, когда вы лишаете меня дара речи. Я ни в чём не могу вам отказать.

– Мало кто может, – ответила я.

Часовня представляла собой небольшое здание с выходом во внутренний двор. Уиллоуби тактично избегал религиозных символов, указывавших на определённую конфессию. В комнате стояли несколько стульев и красиво задрапированный стол, на котором лежала большая Библия в кожаном переплёте. Массивные бархатные занавески и тусклый свет усиливали ощущение тихого благоговения, но в комнате из-за этого было жарко и душно. В воздухе витал тяжёлый аромат цветов. Гроб, покрытый полотняным покрывалом, покоился на невысокой платформе за столом – простой деревянный ящик, украшенный только необходимыми металлическими деталями, но столярная работа была выполнена весьма аккуратно, а латунь отполирована до блеска, как золото.

Торжественная атмосфера места подействовала на всех нас, и больше всего на Нефрет, но она решительно отказалась последовать моему предложению – сидеть в кресле, предоставив действовать мне с мальчиками.

– Это с благородной целью, так ведь? – прошептала она. – Ради неё?

Я пробормотала несколько утешительных слов. Однако нам предстояла непростая задача. Лицо было закрыто, а тело обвивал пристойный саван. Когда я откинула в сторону покровы, то была шокирована, обнаружив, что на покойной осталось тонкое шёлковое нижнее белье. Оно казалось ужасно неуместным, но, в конце концов, не мне было определять, что преданный муж может считать правильным. Собираясь продолжить, я обнажила впалую грудь и достала из сумки зонд, который принесла с собой.

– Минуточку, матушка, – вмешался Рамзес. – Существует более простой способ.