Карта Магеллана - Наталья Николаевна Александрова

Записывай, куда приехать…

Закончив разговор, он снова повернулся к своему приятелю и проговорил:

— Держись, Серый, скоро Степаныч приедет, он тебя непременно вытащит…

Лопоухий не ответил, глаза его закатились, и он потерял бы сознание, если бы я не стала его тормошить.

— Эй, не спи — замерзнешь! Не отключайся, Серенький, очень тебя прошу!

Он открыл глаза и сфокусировал на мне мутный взгляд.

— Ты кто? — прохрипел он едва слышно.

— А я Катя, Катя, помнишь, ты ко мне утром на работу приходил? Бумаги копировал?

Он хотел отрицательно помотать головой, но вместо этого снова застонал.

Шкипер снова запустил двигатель, корабль пошел задним ходом и скоро вышел из протоки. Немного пройдя вдоль берега, «Морская красавица» остановилась возле пустыря, мимо которого проходила разбитая асфальтированная дорога. В дальнем конце пустыря виднелось какое-то темное строение.

Внезапно глаза раненого закатились, он перестал стонать и затих.

Шкипер отошел от штурвала, опустился на палубу рядом со своим другом и похлопал его по щекам:

— Эй, Серый, держись, не валяй дурака! Я здесь, с тобой! Скоро уже Степаныч приедет! Потерпи немного!

Раненый застонал и открыл глаза.

— Ну, вот так-то лучше!

Я увидела страдание на лице шкипера и спросила его:

— Друг твой?

— Брат, младший…

— Не похожи совсем, — удивилась я.

— Сводный он, отцы у нас разные…

— Понятно… А почему ты его Серым называешь, Сергей, что ли?

— Фамилия у него Серов, как у художника, знаешь — девочка с персиками… вот с детского сада все Серым звали…

— А у тебя какая фамилия — Рыжков? — не унималась я.

Тут до него дошло, что я морочу ему голову, нарочно забалтываю и задаю глупые вопросы, чтобы он не стал задавать свои. Он нахмурился и проговорил:

— А все-таки, кто ты такая и откуда взялась на «Красавице»? — и посмотрел грозно.

Я отвела глаза и стала придумывать какой-нибудь правдоподобный ответ, но в это время неподалеку раздался звук автомобильного мотора, и на пустырь выехал из темноты голубой микроавтобус.

На нем были нарисованы мультяшные заяц и поросенок, а над ними змеилась яркая надпись:

«Хрюша и Степашка. Здоровье и радость ваших питомцев».

Тут же был выведен телефонный номер и адрес интернет-сайта.

— Вот и Степаныч! — оживился шкипер, снова забыв про меня. — Ну, Серый, сейчас все будет тип-топ!

Я удивленно взглянула на микроавтобус.

— Это же ветеринар…

— Ну и что? — шкипер покосился на меня. — Ну да, Степаныч ветеринар, а чем люди от зверей отличаются? Голова есть, живот есть, глаза, рот… если ранить — кровь пойдет, ну только что у нас руки-ноги, а у зверюшек четыре лапы…

Автобус остановился, открылась дверца, и из нее вышел пожилой коренастый дядечка с круглой лысой головой и густыми темными бровями. В руке у него был черный чемоданчик.

Он огляделся по сторонам и заковылял к берегу.

Шкипер перебросил на берег широкую доску, и Степаныч ловко перебрался по ней на корабль.

— Здоров, Степаныч! — приветствовал его шкипер.

— Где тут у нас пациент?

— Да вот, видишь, Серого ранили…

— Да, вижу… передняя лапа… то есть, извиняюсь, рука… так хороший экземпляр, породистый… сразу видно, что от хороших производителей, может даже от чемпионов породы…

Серый тихо застонал.

— Тише, тише… больно не будет…

Степаныч опустился на колени.

Серый застонал громче.

— Хороший песик, хороший… голос подавать не надо…

Степаныч осмотрел раненое плечо и спросил:

— Кто жгут накладывал?

— Вот она, — шкипер показал на меня.

— Правильно наложила.

— Я на курсы ходила по технике безопасности. Там нас учили оказывать первую помощь, — отрапортовала я.

— Будешь мне помогать.

Я кивнула, хоть Степаныч на меня не смотрел, он был занят пациентом.

— Достань там из чемоданчика шприц и обезболивающее… это такая голубая ампула!

Я открыла чемоданчик и подала ветеринару то, что он просил. Он сделал Серому укол и покосился на шкипера:

— Он не кусается?

— Степаныч, ты чего! Это же Серый…

— Ах да… извини…

Серый перестал дергаться и затих.

Степаныч снова повернулся ко мне:

— Иголку и нитки… в синей коробочке…

Он сделал несколько аккуратных стежков, затем разрезал жгут и проговорил:

— Хорошо, вовремя успели. Крови потерял довольно много, но жить будет.

— Спасибо, Степаныч!

— Только сухого корма неделю не давайте… давайте мягкий корм для ослабленных животных… и еще, я смотрю, у него шерсть выпадает — наверное, не хватает витаминов.

— Степаныч, ты чего? Это же Серый!

— Ах да, извиняюсь, старая привычка… до утра он поспит, потом несколько дней нельзя больших нагрузок… и все же витамины ему стоит принимать. Хорошо бы, конечно, капельницу, да где вы ее возьмете… Ладно, пить ему давай побольше и почаще!

Степаныч еще что-то говорил шкиперу, тот внимательно слушал и запоминал.

А я решила воспользоваться тем, что меня забыли, тихонько прошла к борту, перебежала по шаткой доске на берег и припустила прочь от «Морской красавицы».

Кажется, вслед мне что-то крикнули вполголоса, но я сделала вид, что не услышала, и побежала еще быстрее.

Как я и думала, асфальтированная дорога, по которой приехал автобус Степаныча, очень скоро привела меня к обитаемым местам, и через полчаса я уже поймала сигнал сети и собиралась вызвать такси, но потом увидела, как слабый еще ручеек заспанных людей стекается к станции метро, и поняла, что оно уже работает.

Ну да, шесть часов, седьмой — люди на работу едут.

Дома я плюхнулась на пуфик в прихожей и поняла, что встать с него не могу. Ноги налились свинцом, а в голове будто плескался гороховый суп — густой, противного цвета. С детства его ненавидела, а в садике, как назло, каждую неделю его обязательно на обед варили. И вечно у них лук жареный подгорал. Никто из детей его не ел, так воспиталка, бывало, как начнет орать — так потом весь тихий час в ушах звон стоит. Нет, как вспомню этот кошмар — так сразу в ушах как будто машина стучит, которой сваи забивают.

Я прислонилась головой к стене, и суп теперь плескался тихонечко. Ноги, однако, ходить отказывались, так что о том, чтобы идти на работу, не может быть и речи.

Осознав сей факт, я малость приободрилась и заставила себя встать и доползти до ванной.

После приключений сегодняшней ночи я была грязная, как чушка, даже на куртке была кровь несчастного лопоухого Серого. Так что я долго постояла под душем, а потом рухнула на кровать прямо в халате.

И проснулась в одиннадцать часов, когда на улице светило солнце, отражаясь в лужах. Дождь я проспала, хотя лило прилично.

Я со вкусом потянулась и осознала себя. В голове ничего не звенело, не стучало и не плескалась, гороховый суп отступил, как вода после наводнения. Но,