Тайна цветочного рая - Дарья Александровна Калинина

— А капусту откуда взяла? Да еще такую чудесную.

Оля уже оценила оставшуюся половину головки капусты, лежащую на подоконнике.

— Ты не поверишь, подарили.

— Кто?

— Петр Филиппович с утра заходил, он и принес целую корзину с овощами со своего огорода.

Светлана и так выглядела задумчивой, а после этих слов взгляд у нее и вовсе остекленел.

— И знаешь, что странно мне показалось? Он вел себя не как обычно. Стеснялся, мялся чего-то, словно сказать хотел, но не решался. Корзину мне протянул, а сам так жалобно и говорит: «Светочка, вы все трое мне как дочери. После того, что вы для меня и для Аннушки моей сделали, я навек ваш должник».

— Ничего особенного мы для него и не сделали. Пусть не преувеличивает.

— Но он считает иначе. И сказал, что будет о нас троих заботиться. И станет за нами приглядывать.

— А чего за нами приглядывать? Мы что, маленькие, что ли?

— Он так говорил, словно мы нуждаемся в присмотре старших. И еще сказал странную вещь. Зачем, говорит, Оленьке этот старый башмак нужен! Если ей надоело одной быть, то я познакомлю ее с хорошим человеком. И по возрасту ей подойдет, и по темпераменту. И вам, Светочка, тоже найдется кавалер из числа сыновей моих знакомых. И Катеньке подыщем подходящего суженого.

— Чего это он на старости лет свахой заделался?

— Не знаю. Но мне показалось, что овощи — это был только предлог, чтобы к нам прийти. Он что-то хотел сказать, а что — мне и невдомек. А еще сказал, что будет стоять за нас троих горой, если понадобится.

— Надо будет у Анны Вольфовны потом спросить, что на него нашло. Она должна быть в курсе дела.

Калачик от капусты отказался: для него в ней было слишком много чеснока. Киноа тоже не вызвало в нем особого восторга, он был консерватором, из всех каш предпочитал гречу или рис. Но сегодня песик получил на завтрак лишь сухой корм по весу.

— Прости, мой дорогой, готовить для тебя отдельно мне некогда. Сегодня посидишь на сухом пайке.

Но Калачик отнюдь не возражал против сухого корма. Он с таким аппетитом хрустел коричневыми сухариками, которые хозяйка насыпала в его мисочку, словно ничего сроду вкусней не ел. Потом он долго и вкусно пил воду, так что она стекала с его мордочки ручьями. А потом вытер мордочку о палас и, полностью удовлетворенный, улегся на крыльце сторожить дом, как ему и было велено. Когда Калачик понимал, что остается дома не просто так один, а находится там на дежурстве, несет службу, он воспринимал одиночество спокойно. Бывает у собак работа и похуже, а ему еще повезло: при доме, на свежем воздухе, а главное, ответственность какая!

Когда Оля выходила из дома, чтобы идти к Светлане, навстречу ей неожиданно попался Андрей Георгиевич, тот самый начинающий фермер, пытавшийся взять Катюшу в рабство. Ну то есть как попался, Оле так вовсе показалось, что он специально маячил перед домом ее подруг в надежде, что оттуда кто-нибудь выглянет или даже выйдет. Но оттуда никто не вышел, зато появилась Оля, к которой Андрей Георгиевич радостно и бросился с выражениями самого дружеского участия.

Он непременно хотел знать, как дела у Оли. Как она себя чувствует? А ее дочка? У нее ведь имеется взрослая дочь, не так ли? Когда его любезность дошла до того, что он поинтересовался самочувствием Калачика, ощущение того, что соседу что-то от нее нужно, переросло у Оли в уверенность.

— А как поживает ваша уважаемая подруга — Катюша?

И по тому, как изменился его тон, Оля поняла, что они подобрались к самому главному, тому самому, ради чего Андрей Георгиевич и завел весь этот разговор.

— Поживает? Да как вам сказать, после того, что вы учудили на вашей ферме, она долго приходила в себя.

— Боюсь, что мы с ней не слишком-то хорошо расстались.

— Катюша у нас художница, трепетная и нежная душа, а вы загрузили ее тяжелой работой, словно какую-нибудь батрачку!

— Она вам жаловалась?

— Достаточно было взглянуть на нее, когда она вернулась от вас. На ней лица не было. Вы ее переутомили. Заставляли убирать навоз и копать грядки. А она у нас сердечница, у нее даже инвалидность после перенесенного инфаркта имеется, плюс гипертоническая болезнь и диабет. А вы на нее взвалили тяжелую физическую работу, к которой она к тому же была совсем непривычна.

— Я виноват! Я еще и голос на нее повысил, когда она перевернула мешок с кормом для цыплят в вольере для взрослых бройлеров. Страшно вспомнить, но я назвал ее неуклюжей коровой.

— Вот видите! Как она может после такого себя чувствовать? Униженной и оскорбленной!

— Оля, а вы могли бы как-нибудь посодействовать нашему с ней примирению? — осторожно произнес мужчина. — Уверяю вас, я все осознал. Учел все прежние свои ошибки. И никогда больше не буду помышлять о том, чтобы заставлять ее что-то делать. Захочет сама — пожалуйста. А нет, так пусть сидит в тенечке, радует мир и меня в нем одним своим присутствием.

— Даже не знаю, что вам и сказать. Дело в том, что сейчас у Кати в жизни есть другой мужчина.

— Вот! — пылко воскликнул Андрей Георгиевич. — Об этом я и хотел с вами поговорить! Ну зачем он ей? Ведь я же лучше! Моложе уж точно. И я обещаю, что я не стану заставлять ее работать. Пусть она только вернется ко мне!

— Раньше надо было думать. Сколько времени прошло! От вас не было ни слуху ни духу. А теперь вы появляетесь и требуете: подайте мне Катю! Даже и не знаю, что она скажет на ваш счет.

Со своей стороны Оля была уверена, что при любом раскладе Андрей Георгиевич был более подходящей партией для Катюши, чем смазливый, но такой скользкий Антон. По крайней мере, у Андрея Георгиевича серьезные намерения, вот он как примчался. А кстати, чего он примчался-то так, словно ему в одно место острого перца насыпали? То не появлялся и не звонил, а то прямо страстью из него пышет. Интересно, что его пыл так сильно подстегнуло?

Но спросить Оля не успела, потому что ворота открылись, и оттуда на машине выехала Светлана. Андрей Георгиевич кинулся было и к ней, но у Светы с ним разговор был коротким.

— Извините, но мы торопимся! — отрезала она.

— А как там Катюша? Она дома?

— Катя занята.

— Но я хотел бы ее видеть.

— Боюсь, что это невозможно.

И Светлана сделала знак Оле,