Круговорот благих намерений - Юлия Ефимова

Было видно, что Ветта ничего не поняла, но, будучи женщиной мудрой, промолчала. Она помнила еще одну якутскую мудрость: «Хочешь жить счастливо – не тащи чужую жизнь в свою, потому что ты никогда не знаешь, сколько там грязи».

ДНЕВНИК

Воспоминания Петра Петровича Проханова

Москва, 1993 год

Воевода и Шамаханская царица

– Короче, – сказала Маринка, глубоко затянувшись сигаретным дымом, – можно для нашего Буратино документы выправить?

Пётр улыбнулся. Его псевдо-жена тоже стала называть Тарика Буратино. Да и вообще, в последний год жить они стали странно, но хорошо. Пётр словно бы душой отогревался, правда, страх, который пауком залез в душу еще в детстве, тоже стал расти. Пётр боялся за каждого члена его выросшей семьи и оттого становился немного тираном, контролируя каждый шаг всех, ну, естественно, кроме Маринки.

Когда они с ней поженились, то всё словно бы встало на свои места. Снегурочка стала ему официально дочкой и почти переехала к Пётру, потому как ее матери всё чаще не бывало дома. По вечерам они втроем под старым зеленым абажуром делали уроки, и Буратино, которого официально в школу было не устроить, проходил программу по учебникам Олеси. В семье появились правила: чистота, уроки и строгая дисциплина. Слово папы Пети, как теперь оба его называли, было законом. Маринка появлялась раз в неделю, целовала дочь и обнимала Буратино как своего, потом на кухне под бутылочку водки плакала и обещала бросить свое проклятое занятие и пойти в ларёк продавщицей, но наутро, проспавшись, вновь убегала на свою работу. Пётр понимал, что дело уже даже не в деньгах, она привыкла к такому образу жизни, как наркоман привыкает к дозе и уже не может иначе.

– У меня клиент есть, директор детского дома в Химках, но он жадный, собака, до жути. Просит много – двадцать тысяч, и не деревянных, а зеленых. Я, конечно, кое-что скопила, но это капля в море… – Маринка переминалась с ноги на ногу от холода и сильно затягивалась какой-то черной сигаретой.

– У меня тоже есть немного, но то, что он просит, это космическая сумма, – заключил Пётр грустно. Маринка пришла к нему на работу, и сейчас они стояли у черного хода ресторана.

– Жалко, – вздохнула она, глубоко затягиваясь сигаретой, – а то он мог бы через свой детдом усыновление на нас с тобой оформить. Пацану бы в школу ходить, не всегда же такие времена гнилые будут, может, еще и наладится жизнь. Слышь, Петя, – вдруг спросила на полном серьезе Маринка, – как думаешь? Наладится? Или всё, кирдык России?

Пётр на ее философский вопрос лишь неуверенно пожал плечами.

– Вот и я не знаю, – согласилась с ним Маринка. – Но надеяться-то надо. Я вот что думаю: может, мою хату продать, будем у тебя жить, а я работать в гостиницу уже давно пристроилась, там и контингент лучше, и денег больше платят, и охрана опять же.

– Всё равно не хватит, – вздохнул тяжело Пётр. – Ты, Марин, придержи этого директора, скажи, дадим, пусть документы готовит, а я что-нибудь придумаю.

– Принято, – кивнула Маринка, затушив окурок мыском высокого сапога. – Только он задарма ничего не сделает, а если мы его кинем, еще и сдаст нас, – вздохнула она.

– Хорошая ты, Маринка, – не к месту сказал Пётр. – Бросала бы ты распутство свое, выживем как-нибудь.

– Нет, Петя, я плохая, – грустно ответила жена. – Меня уже не спасти. Тебе спасибо, что не даешь совсем на дно упасть и за Олеськой присматриваешь. Если бы не ты, даже не знаю, где бы мы уже с ней были. Ладно, пойду. Вечером забегу, бабки подобьем, посмотрим, сколько у нас.

Весь оставшийся рабочий день Пётр действовал как во сне, сам же прокручивал в голове мысли. Веер пьяных баб и таких же мужиков, сорящих шальными деньгами, проносились мимо, как картинки в книге с иллюстрациями, а в голове тишина и один вопрос: «Как достать деньги?»

– Видел? – подошёл к нему коллега. – Вот откуда такие деньжищи?

– Нет, – Пётр оглянулся. – А что случилось?

– Да типок, которого я обслуживал, в слюни натрескался и, когда встал из-за стола, у него пачка баксов выпала, прикинь?! Вот если бы это где-то в укромном месте случилось, я бы ему их не отдал, а так ползала видели. Вот невезуха.

Вечером, когда вся семья собралась за кухонным столом подсчитывать наличность, Петя сказал:

– Значит так. Мы с вами семья, хоть и не совсем обычная. Я от вас никогда и ничего не скрываю, потому что вы у меня взрослые и умные, должны понимать происходящее вокруг и не жить в розовых очках. – Это правило Петя взял из своего детства, когда его личные розовые очки разбились, осколками располосовав душу, и он не хотел для этих детей такой участи.

– Папа Петя, – сказал Буратино, – говори, как есть. Ты же знаешь, я могу стихи в переходе читать. Я сегодня нашел Бальмонта у нас в книжном шкафу, красиво человек пишет, немного непонятно, но очень красиво.

– Мама нашла человека, который тебе может документы сделать, – сказал Петя и показал на опрокидывающую в данный момент рюмку Маринку. – С ними ты и в школу пойти сможешь, да и вообще не по-человечески это, без документов жить.

– В школу? – вскочил Тарик радостно. – Серьезно? Спасибо! – И кинулся на шею к Маринке.

Та, чуть покраснев, отстранилась от мальчишки.

– Но нужны деньги, – продолжил Петя, немного смутившись от радости Буратино. – Очень большие. Даже если мы продадим квартиру Маринки и Олеси и добавим все сбережения, надо еще почти столько же.

Общая радость немного схлынула, все напряженно смотрели на Петю.

– Но у меня есть план, – добавил он и почувствовал, как все выдохнули.

В эту минуту он кожей почувствовал, что в ответе за этих людей, что, если не он, они пропадут, сгинут вместе со страной, на чьих костях уже вовсю танцевали американцы, продавая россиянам ножки Буша и празднуя победу в холодной войне. Что Пётр нужен своей семье как воздух. Нужен, чтобы выжить.

– Ну, слава богу, – вздохнула пьяно Маринка. – Если у тебя есть план, мы спасены. – Не зная того, она подтвердила его собственные мысли.

– Но мы с вами преступим закон, – осторожно сказал Петя.

– Не в первый раз, – ответила десятилетняя Снегурочка. – Давай, папа Петя, говори, будем думать.

Мысль о том, как быстро взрослеют дети, растущие в тяжелых условиях, промелькнула и кольнула в сердце.