Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

знал. Во - первых, Юрка был старым и опытным водилой. А во-вторых, из его хронического пессимизма как-то очень логично вытекала осторожность. Юрка всегда был готов к худшему и всегда старался от этого худшего подстраховаться. Надежным он был человеком, вот что.

— Пора? — спросил Алексей, глядя на небо.

— Да-а, нечего тянуть. А то до Харькова засветло не добежим.

Не торопясь, они дошли до стоянки; их машины, точнее «Шкода» Алексея, заметно выделялись новизной и ухоженностью среди фруктовозов-частников. Алексей прогрел двигатель, вывел тягач на трассу; Юркин «МАЗ» примостился позади — ага, не понравилось ему вчера идти «впередсмотрящим».

Кряхтя, в кабину забрался тучный Володька-экспедитор, за ним легко поднялся охранник Ремир. Алексей протянул уже было руку к рычагу КПП, когда сообразил, что лучше справить кое-какую нужду сейчас, чем останавливаться через двадцать километров, когда будет невтерпеж.

— Сейчас приду, — кивнул он Володьке.

Спустился вниз, вразвалку зашагал к мотелю. По дороге ему пришло в голову, что неудобно просить молоденькую секретаршу в мотеле, чтобы она пустила его в номер или в служебный туалет. Поэтому, дойдя до здания, свернул за угол. Облегчившись, решил сократить путь и пройти через стоянку.

Его ленивые размышления были прерваны резкими криками хотя и на русском языке, но с характерными гортанными интонациями. Интересно, с кем на этот раз сцепились «черные»? Между собой по-русски лаяться не стали бы. Надо глянуть.

Все понятно. Два низкорослых азербайджанца, из тех, кого сами кавказцы называют «зверьками», теснили к кабине ближайшего тягача щуплую девочку, яростно дергая ее за одежду и размахивая руками у нее перед носом. Девочка явно была плечевой, стоило взглянуть хотя бы на ее растрепанные волосы, опухшее от бессонной ночи лицо и потертую, явно не по сезону одежку. На кавказцев она смотрела затравленно, на ресницах дрожали слезы, она пятилась, прижимая к груди маленькую старую спортивную сумку.

Алексей тяжело вздохнул. Господи, ну куда смотрят родители таких девчонок?! Мало, что ли, их по весне в придорожных канавах находят после таких «забав»... И эта тоже хороша — будто не знала, что происходит с плечевыми на стоянках кавказцев. Сначала трахают всем аулом — надо же, чтобы веем «братьям» поровну досталось, а то вдруг кто-нибудь обидится, — потом выбрасывают. Как правило, мертвую. И на что надеялась?

Нет, нельзя ее оставить. Пусть она сама виновата, но все ж живое существо. Алексей подошел к ним.

— Об чем спор? — лениво поинтересовался он.

Ближайший к нему азербайджанец обернулся. Обычный «зверек» — одежда безумно грязная и старая (все экономят, будто денег на нормальные шмотки не хватает), коротко и клоками острижен, до бровей зарос черной шерстью, а откуда-то из глубины черепа сверкают глазенки-угольки. Почему-то хотелось назвать его Ахметом.

— А ты чего? — Он шагнул-скакнул в сторону Алексея, угрожающе дернул рукой. — Тэбе чего надо? — повысил голос, переходя почти на крик.

Алексей даже не шевельнулся. Не впервые видел такого, прекрасно знал, что с мужчинами «зверьки» лезут в драку только тогда, когда их соберется не меньше аула. А до тех пор стараются взять соперника криком.

— Ты что к ребенку пристал? — сурово спросил Алексей, нависая над ним, подавляя своей значительностью: он был минимум на голову выше и в два раза толще тощего кавказца.

— Она нэ рэбенок, — сказал второй, забавно задирая

Верхнюю губу и скаля гнилые передние зубы. Этот был похож на хорька. — Она шлюха, я купыл ее у брата, она дэнги украла.

— У кого украла? — равнодушно спросил Алексей. — У тебя или у брата?

— Нэ-эт, у брата. У моего брата. У его брата. Она нэ рэбенок, она воровка, шлюха.

— Она сука, бляд, — подскочил от нетерпения «Ах- мет». — Мой брат накормил, напоил, а она дэнги трэбует. Какие дэнги? Сука, шлюха!

— Так украла или потребовала?

- Украла!

— Нет! — неожиданно вскрикнула девочка. — Они сами сказали, что заплатят...

— Заткнис! — прорычал «хорек» и повернулся к Алексею. — Нэ слушай, она шлюха...

— Так сколько всего братьев было? Твоих и твоих?

— Тры, — удивился «Ахмет». — Тры моих и одын — его. Они накормили, напоили...

— Хватит, — оборвал его Алексей, которому уже надоели все эти «накормил, напоил». Кивнул девчонке: — Пой - дем-ка отсюда.

Она метнулась к нежданному спасителю, но «Ахмет» резким движением швырнул ее обратно, да так, что она ударилась головой о корпус фуры и упала... А дальше все про-изошло очень быстро. Алексей ринулся к девочке, «хорек» протянул к нему руку — чтобы удержать, — из-за угла вынырнули Ремир и Юрка. Ремир, увидев лежащую девочку и «зверька», вытянувшего руку в направлении Алексея, решил, что ему все ясно, и с ходу залепил несчастному так, что тот отлетел на едва прикрытый снегом асфальт бесформенной кучей старого тряпья.

Извиняться перед «зверьками» после того, как они убедились в твоей силе, нельзя — не поймут и решат, что ты их боишься. Это правило Алексей уяснил давно. Поэтому он, не дожидаясь, пока «хорек» очухается, надвинулся на оставшегося без поддержки «Ахмега».

— Твой товарищ хотел меня ударить. Ни за что. А ты ему не мешал. Ты говорил, у тебя три брата? А вот мои братья. Давай, зови свой аул, будем разбираться, кто кому сколько должен. Что молчишь? Не хочешь звать аул? Тогда

Засунь свой поганый язык в задницу и быстренько убирай отсюда свою вонючую шкуру. Ясно?

«Ахмет» отошел на несколько шагов, обернулся, выплюнул какое-то свое ругательство. Алексей поднял дрожащую и всхлипывающую девчонку, повел к выходу со стоянки. В спину ему донеслось: «Она шлюха, я купыл ее у брата»...

— Вот неугомонный какой. Может, ему тоже врезать? — деловито спросил Ремир.

— Да не надо, — отмахнулся Алексей.

Девчонка начала приходить в себя. Утерла нос рукавом куцей курточки, взглянула на Алексея расширенными глазами.

— Куда вы меня ведете? В милицию? Но я ничего не крала, честное слово!

Алексей поморщился от брезгливой жалости.

— Вы мне не верите?

Он молчал, чувствуя, как глухое раздражение перерастает в ярость. И когда опять зазвучал плаксивый голосок, он взорвался. Отпустив пару смачных ругательств, он за-кончил тираду несколько более спокойным тоном:

— Кретинка ты безмозглая, ты чем, мать твою, думала, когда к «зверям» в кабину садилась?! Ты что, первый день на свете живешь, да? Не знаешь, чем это кончается? И не смей хныкать — сама виновата!